эпизод 28
Первая трезвая ночь — то еще испытание. Я измял простынь в попытке заснуть, ни черта не получилось. Четыре подхода отжиманий, мастурбация, пол пачки сигарет и всё равно ни хрена. Гашиш и барбитураты пришлось исключить из вечернего рациона. Последний седативный вариант подвернулся в компьютере — «Мужество истины...», но старина Фуко подвел. Больше раздражения, чем сна. Заварил чай с ромашкой. Опять мимо. Вино имеет прямой эффект, а это сомнительное плацебо.
Ближе к утру выполз на улицу, чтобы не шарахаться по дому и не нарушать чужой покой. Сидя на крыльце в плетеном кресле, пропитывался свежим воздухом и мерз, пока не онемели руки, и пальцы не отказались чиркать зажигалкой. Холод разливался по телу. Я выжидал момент. Чёрный экран уже в пути, и я уверенно мчусь к пропасти.
Можно сказать, удачно заснул, если ничего не приснилось. Меньше эмоций, быстрее проходит время и пробуждение легче. Солнце заливало комнату. Разбросанные вещи, разлитый чай, включённый компьютер — всё на месте. Плюс бонус... в виде сидящей в кресле Алисы. Она изменилась, волосы отросли, лицо вытянулось, щеки впали, вылезли острые скулы. Изменилась, но осталась очаровательной.
— Я для тебя всё ещё важна?
Ожидаемое начало разговора. Я бросил взгляд на свои джинсы в попытке сосчитать выкуренные за ночь сигареты и промолчал.
— Постарайся понять! Или можем просто... Я знаю, ты давно этого хочешь.
Странно, но я не испытал никакого восторга от ее слов, только тревогу.
— Неожиданное предложение. Ты, вообще, как?
— Не жалуюсь! Это будет моей платой за твой нелепый цугцванг. Я не про лечебницу, доторчались вы сами!
Алиса вскинула руки вверх, это не было возмущением, просто вино блестело вглазах.
— Мне не придется прикидываться твоим младшим братцем?
— Не смешно... Я переживаю за тебя!
— Это, конечно, приятно, когда за тебя переживают, особенно молча и издалека.
Алиса закрыла глаза, явно не желая поверить в услышанное. Сказать ей было нечего. Я знал о ней все: и про переезд к матери, и про свадьбу с художником-экстремистом и даже о провалившихся экспериментах в театре.
Воспоминания долго держали меня, почти ежедневно прокручивал то время, как старую видеокассету, перематывая то назад, то вперед. Наслаждался самоуничижением, гадая, был ли это сон или чья-то другая жизнь. Интерес к Алисе был вполне оправдан, ведь каждая очередная новость о ней — это свежий сладкий удар. Но подобные душевные розги — слишком вредная привычка.
Вся ее забота сегодня... зачем это? Скорее всего, дело в каком-то гештальте, всплывающем от случая к случаю. К такой благотворительности сейчас я уже не готов.
— Алиса, какого?..
— Так я для тебя ещё важна?!
Я проигнорировал вопрос, а она увидела в этом знак согласия. Алиса встала с кресла, бросив мутный взгляд в глубину комнаты, и без колебаний дернула молнию на платье, тем самым сорвав чеку с моего самообладания. Тонкие пальцы, сцепившись в замок у меня на шее, притянули мое лицо к нежному животу. От ее кожи веяло земляникой, а от дыхания — вином.
Т резвая любовь утром в тишине — сплошная мука. Я старался, как мог, словно от результата зависело мое самоуважение. Я что-то доказывал сам себе, хрипел в пустоту дома, но наш секс скорее напоминал поминки по прожитым дням, нежели ностальгическую встречу. Всё же некоторые желания должны сбываться вовремя. Странно, но кроме глухих всхлипов и кукольного тела в моих руках, никаких признаков Алисы не было. Она словно отключилась от происходящего, от игры, которую сама же и начала.
— За этим прилетела? Если так, то зря мили потратила.
Она закурила. Объяснения были ей в тягость, а мне — уже ни к чему.
— Честно? Тебя хотела увидеть, или этого уже недостаточно? Но, похоже, это наша последняя встреча...
— Ну, земля круглая, кто знает.
— Ладно. Слушай! — она повысила голос, собравшись духом. — Раньше люди приходили на одно действие. Мы давали напряжение, люди выходили со слезами, истериками. Руки у них тряслись! Руки... Ты понимаешь? Ставили цель для каждого перформанса! «СТУК» этот — просто цирк на «Титанике»! Цветы, лампочки... Что это?..
В ней чувствовалось напряжение. Голое тело пронизывали резкие конвульсивные движения, словно под одеялом ее лапал кто-то невидимый и отвратительный.
— ...Это прожитые дни, далекие от сегодняшнего. Не накручивай себя!
— Всё же зритель должен жить в центре изображенного действия. Я почувствовала нерв в его видениях. И тогда мы с Максом договорились. Это я выдвинула идею закончить всё инцестом! Только так и можно было отреагировать на происходящее. «СТУК» — не выставка, а каталог херни! Макс до последнего не мог решиться. Пришлось принимать решение за двоих. Даже если это был последний аккорд, то пусть с претензией... Иначе смысла в пройденном пути не было. Понимаешь?
— Мне-то зачем сейчас эта теория современного искусства? В переломный момент ты была тише воды, ниже плинтуса. На твоих глазах он все похерил.
— Страховы распались, и никто не проиграл от этого!
— Хорошо, что ты так считаешь...
— Ой, не строй из себя жертву! Я продолжаю работать с художниками, Алик мне помогает. Макс на отцовские деньги строит семью. Поверь, для него это лучший вариант. Никто не остался обделен. Тем более отец.
Я начал считать часы. Она завтра исчезнет, в Рим, или ещё невесть куда. Спасибо всем за уделенное время, но мне пора. Я, вроде как, пытаюсь повзрослеть!
Полдня снег равномерно покрывал землю, сглаживая последнее осеннее уродство. К вечеру было уже не разглядеть дорогу, перекинутую через поле. Белый день, чистый день.
Дом Соломона — гора, за которой я могу спрятаться от любого шторма, возможно, даже начать вчитываться в Трипитаку. Но постоянно прячась, далеко не уплыть. Да и тесновато на троих делить одно убежище.
Спокойствие копилось во мне с каждым часом. Сердце замедляло биение, и в какой-то момент я окунулся в полную тишину. Пустота могла растворить всё, если бы «айвер джонсон» смиренно ждал в руке, а возможность пустить себе пулю не пугала романтичностью.
Впервые за семь лет собирать вещи и выходить мне говорило чистое намерение, а не обстоятельства. Я спокоен и понятлив, вслушиваясь в тишину.
Я выпил чаю и вымыл посуду, оставшуюся от вчерашнего ужина. Это единственная форма благодарности, которую могу выразить за гостеприимство. И все же я сдался, заглянув на третий этаж, но не смог найти причину остаться здесь еще хотя бы на ночь. Алиса спала, а значит прощаться не придется.
Снегопад усилился. Я шел по легкому очертанию колеи, которую с утра прочертил Соломон. До ближайшей автобусной остановки два часа пешей прогулки.
Я шел и шел. Снег с полей поднимался вверх. Голос в наушниках восклицал «... шоу должно продолжаться».