BAMBI

Кира раньше никогда не была в Комптоне. Живя намного севернее, в Оквуде, где размер каждого участка равнялся двум или трём комптонским небольшим клочкам земли с ветхим, словно картонным, домиком, Кира испытывала дискомфорт. Ей казалось, что воздух здесь был другим, более тяжёлым, с привкусом пыли и грязи, оседающей в легких при каждом вздохе. Даже асфальт был темнее на несколько тонов из-за старости, многочисленные трещинки которого образовывали паутину, раскидавшую свои сети на всем полотне дороги. Дешёвые автомобили стояли брошенными прямо на проезжей части, у многих были оторваны зеркала заднего вида, скорее всего, из-за ночных не совсем трезвых гонщиков.

Дождь сюда ещё не добрался, поэтому от дороги воняло жжённым битумом, плавящимся под палящими лучами жгучего южного солнца. Одежда Киры начала высыхать, волосы, зачёсанные назад для удобства, немного завились от своеобразного способа сушки. Наверняка, после этого они станут слишком сухими и ломкими, думает девушка, но разве сейчас время заботиться о волосах? Час назад для неё такая новость была бы сродни внезапного введения военного положения в стране, но сейчас проблемы с волосами казались такими мелочными, что Кира ещё раз встряхивает ими, приводя блестящие локоны в ещё бóльший беспорядок и доказывая самой себе, что всё это ерунда.

Йокки кивает в сторону двухэтажного дома цвета слоновой кости с пологой крышей, выложенной коричневой черепицей. Типичный домик для Лос-Анджелеса – светлая гамма, чтобы солнце меньше нагревало стены, любя прилипать только к тёмным тонам, небольшой скат крыши для удобства и экономии денег при сильных ветрах. Весь район был низким, лишь одинокие пальмы возвышались над крышами домов и колыхались в такт дуновений воздуха, словно поддакивая в ответ на непроизнесенный вопрос. Пальма, я ведь крупно попала? Дерево шуршит сухими листьями, раскачиваясь сильнее, чем несколько секунд назад. Да. Они ведь никогда не врут.

Кира плетётся за новым знакомым, топча траву газона, боясь наступать на белую гальку и создавать слишком громкие звуки, привлекающие к ней внимание. Она хочет исчезнуть, как Алиса, выпив баночку с волшебным эликсиром, или, хотя бы, как в глупой комедии нулевых про доктора, уменьшившего свою семью. Кира с радостью убежала бы от огромной собаки, спрятавшись где-то в высокой осоке, чем от реальных людей, риск столкнуться с которыми с каждым шагом приближался к своему апогею.

– Добро пожаловать в наш Дом. – Пропевает Йокки, распахивая дверь перед Кирой и пропуская её вперёд.

Девушка оказывается в огромном холле, соединённом с гостиной и кухней. Лишь высокие арочные проходы разделяют весь первый этаж, делая из него одну большую комнату-стадион, мечту каждого ребёнка с роликами или, возможно, велосипедом. Всё выполнено в темных благородных тонах под дерево – настенные панели, пол и даже небольшие секции потолка – всё тёмное.

По середине гостиной стоит большой и светлый угловой диван с потёртостями на спинке, журнальный столик и телевизор с приставкой, неприятно гоняющей громкий воздух охлаждения. Огромные стёкла закрыты жалюзи, а вентилятор на потолке с первой же минуты начинает раздражать Киру своим характерным жужжанием, но зато здесь прохладно, хоть и накурено.

Её глаза слезятся, а из груди рвётся кашель от сизого дыма, проникающего в легкие. Она никогда не курила, и находиться в помещении, где часто поджигают сигареты, было похоже на пытки в газовой камере.

Несколько голов сразу же разворачиваются в сторону вновь прибывших. Оба афроамериканцы, на вид которым от двадцати и выше. Они одеты в синие безразмерные футболки с какими-то замысловатыми белыми узорами. На руках старенькие напульсники или голубые банданы, закрученные в широкие жгуты.

– Йоу, Йокки. Это кто?

– Отвали, Айти, сейчас не до тебя. – Йокки распыляется, таща за собой Киру, как провинившегося ребёнка.

Она просто плывет по течению и, мельтеша за латиносом, пытается опустить голову как можно ниже. Он больно сжимает её руку, пока Кира, не выдержав, не вскрикивает.

– Искуз муа, керида. Нам наверх. – Йокки подталкивает её по лестнице, лазая в быстром наборе телефона.

Они оказываются в просторной комнате, где нет ничего лишнего – лишь большая одинокая кровать из Икеи с бежевым постельным бельём и массивный тёмный шкаф оттуда же. Кира остаётся стоять у входа, прижимаясь спиной к двери, а Йокки меряет комнату шагами, пока на той стороне линии не раздаётся глухое «алло».

Начинается долгий и тяжелый разговор. Кира внимательно вслушивается в каждое слово латиноса. Он складно рассказывает про встречу на дороге, про ситуации с Бладсами и про то, что Кира сейчас в Доме, он спрашивает, как быть дальше, и замолкает на несколько минут, время от времени кивая и бросая на девушку краткие красноречивые взгляды.

Его рука закрывает динамик телефона, и он впервые за время разговора поворачивается к ней полностью, а не только корпусом. Кира сжимает кулаки, пряча их за спиной. Она боится всех людей в этом доме, они не вселяют доверия и расположения, выглядя в её глазах огромными бездушными амбалами, готовыми накинуться на девушку при первой возможности. Кира всего-лишь хочет домой. Туда, куда до этого дня заходила с безумной неохотой. Она хочет слушать нотации матери о том, какая она плохая дочь, позорящая семью и подрывающая их авторитет в высшем обществе. Она хочет вяло кивнуть на фразу отца, что сегодня вечером они приглашены на очередной скучный ужин местной аристократии, где ей придётся улыбаться всем без разбора. Она хочет лечь в свою постель, а на утро отправиться в ненавистный университет на бесячий архитектурный факультет. Она готова наблюдать, как Джимми танцует с Марго. Но только не находиться здесь.

– Чем ты занимаешься? – Йокки говорит быстро, потому что на том проводе их ожидает человек, мнение которого служит окончательной точкой в приговоре Киры.

– Учусь и танцую. – Она запинается, в первый раз в жизни испытывая стыд за свой неширокий спектр хобби. Кира открывает рот, чтобы сказать, каких высот достигла в танцах, но Йокки это совсем не интересно.

Он повторяет её ответ, и, сквозь воцарившуюся тишину, Кира слышит разъяренный долгий выдох второго абонента. Он определенно недоволен, и в груди Киры зарождается надежда поехать домой в ближайшее время. Нужно показаться ненужной и никчемной, вывались наружу всё то, что накопилось за сегодня.

– Ты же понимаешь, что это бесполезно. – Доносится до девушки из громких динамиков Йокки. Она затаивает дыхание, чтобы лучше слышать. – Но если ты уверен, то тогда поздравляю с очередным тяжёлым случаем.

– Да почему я? Чувак, я совсем недавно расправился с Реймом, и ты предлагаешь мне взять ещё и её. Пускай этим занимается, хм. – Йокки постукивает пальцем по бородке. – Кили, например. Мне в падлу возиться с ней, и времени из-за Робина под завязку.

Ответа Кира уже не расслышала, да ей и не интересно. Всё, что её волновало больше всего она и так узнала из пары быстрых фраз. Они её ни за что не отпустят, заставят делать плохие вещи, или сделают их с самой Кирой, если откажется.

А может, лучше кинуться на амбразуру? Кричать и ругаться, чтобы её отсюда выкинули, как котёнка. Приняли за сумасшедшую, неуравновешенную с кучей проблем и просроченных рецептов антидепрессантов за спиной. Кому нужно такое недоразумение? Кому нужна такая ответственность?

Но единственное, что её останавливает – она никогда раньше не прикидывалась душевнобольной и не представляет, как это делать. Она боится, что у неё не хватит актерского таланта, и её разоблачат. А потом накажут. И всё равно не отпустят.

Йокки заканчивает разговор и переключается на Киру, пытаясь собрать всю информацию в несколько простых предложений. Он боится её напугать ещё больше. Йокки не дурак и всё прекрасно понимает – девушка перед ним уже запугана до смерти, а новости могут сломать её окончательно. И он решает действовать издалека.

– Какие у тебя отношения с семьей?

– Моя мать нейрохирург с тараканами в голове на счёт денег и репутации, отец известный в своих кругах архитектор, постоянно разъезжающий по командировкам, как ты думаешь, какие у нас отношения? – Кира не выдерживает, её спокойствие, как всегда, заканчивается там, где начинаются разговоры о семье, и её прорывает. – Ты даже не удосужился узнать, как меня зовут, зато сразу лезешь в семейные разборки.

– И как тебя зовут? – Йокки совершенно спокойно опирается плечом об стену, пытаясь вспомнить, как вести нормальную светскую беседу, как поддерживать и давать советы. – Я, конечно, не мастер красного словца, но всегда готов выслушать. Слушай, мне жаль, что у тебя такие паршивые родные, но так даже проще. Отдохнёшь от жужжания матери, как тебе идейка?

– Меня зовут Кира. – Кира фыркает с недоверием. – Что вы собираетесь со мной сделать? Что значит твоё «отдохнёшь от жужжания матери»? Хватит ходить вокруг да около, скажи лучше прямо, твои загадочные обрывки фраз меня раздражают.

Йокки откашливается, выигрывая несколько драгоценных секунд на размышления. Он был не готов к таким резким ответам девушки, поэтому сбит с толку.

– Если коротко, то я собираюсь предложить тебе начать новый этап в твоей жизни. Точнее, это предложение с одним вариантом ответа. – Он разводит руками, рисуя воображаемую радугу. – Поздравляю, теперь ты одна из Крипс.

Кира ошарашено мечется глазами по комнате, ища выход из безвыходной ситуации. Она одна из них. Из самой известной, ужасной и жестокой банды во всей стране. Она, Кира, теперь связана с криминальным миром, бывшим таким далеким ещё утром, а сейчас нависающим на ней тёмной свинцовой тучей.

– Нет, нет, нет. – Она запускает руки в волосы. – Как это одна из Крипс? Я не могу! Что я скажу родителям?!

– Ничего не надо им говорить. Вообще-то, мы обычные люди с обычной жизнью. Есть несколько моментов, но это всё чепуха. А в том, что пишут про нас в СМИ, и половины правды не наберется. – Йокки с каждым словом убеждался в правильности своего решения. – Не делай из этого трагедию и всё получится.

– Ничего не получится. Я отказываюсь! Мне не нужны проблемы с законом, у меня нет на это права. – Кира застонала с досады. – Родители обеспечили моё будущее, мне никак нельзя быть здесь, если не хочу остаться без всего.

Хоть Кира и не была в восторге от своих перспектив, намеченных её матерью, но попыталась ухватиться за единственную ниточку. Ненавистное будущее могло помочь ей, и Кира безжалостно врет Йокки в глаза, килограммами вешая лапшу на уши.

– Не обсуждается, керида. – Он, устав слушать дешёвые отмазки, делает голос строгим. – Всё решено, нравится тебе или нет. Я сейчас твою задницу спасаю. Будет достаточно короткого «спасибо», но ты решила побрыкаться. Поверь, я сильней и терпеливей.

Кира снова сжимается. Спорить с ним бесполезно; если они всё решили, то играть против целой банды она не в силах.

– Теперь начинается самое интересное. – Он открывает дверь и жестом приглашает Киру выйти. – Знакомство с нашими. Не переживай, тебя обязательно примут.

Кира не переживала. Она не собирается общаться с этими людьми выше того времени, что она будет здесь проводить. Это не её уровень, ей не интересны разговоры про очередной грабеж или налёт на магазин. Ей. Это. Не. Нужно. Она ограничит себя шаблонными фразами, сделает всё возможное, чтобы быстрее уйти отсюда и вернётся в свою жизнь, стабильную, хоть и не любимую. Если выбирать из двух зол – всегда выбирай меньшее, границы которого тебе давно известны. А вот это место хранило в себе скрытую угрозу неизвестности, пугающую Киру до дрожи.

Внизу всё также продолжала жужжать приставка, а дыма стало в разы больше. Йокки свистнул, привлекая внимание остальных.

– Эу, пара минут. – Дождавшись, пока все закончат свои дела и подойдут, Йокки продолжил. – У нас новенькая, знакомьтесь, это Кира.

По комнате разлетается недовольный возглас. Кира перетаптывается с ноги на ногу, продолжая стоять на несколько ступенек выше пола, чтобы быть у всех на виду. Ей неуютно.

– Ну тише, тише. Ройс в курсах, он не против.

– А чья она? – Афроамериканец с большим количеством тату явно недоволен и настроен агрессивно, и даже не пытается скрыть свои чувства.

– Ничья. – Кире непонятно, о чём именно говорят эти двое, отчего ей становится ещё тяжелее здесь находиться. – Знаю, мы никогда раньше так не делали, но придётся вам привыкнуть. – Он разворачивается к Кире и начинает всех представлять.

Парень с тату – Рино – отвечает за системы безопасности, маяки, камеры и любые отслеживающие устройства. Рядом с ним сидит Айти, молодой компьютерный гений, по словам Йокки – гордость команды. На вид ему лет двадцать, может чуть больше. Лысая бритая голова контрастирует с миловидными чертами лица. Кира не увидела в нем опасных вибраций, записав его в список «хороших плохих парней». Йокки говорит, что эти двое работают единым целым, и в банде их частенько называют Неразлучниками.

В комнату заходит высокая темнокожая девушка в облегающих её длинные стройные ноги джинсах и белоснежной майке, обтягивающей красивый женский стан. Её волосы убраны в высокий блестящий хвост, заканчивающийся на уровне лопаток. Чёрные глаза сверлят Киру, пробегаясь сверху вниз и обратно оценивающим взглядом. Набиравшись смелости и не уступая, Кира, не моргая, тоже смотрит на вошедшую, оценивая её внешность. Она кажется Кире грубой с её высокомерным выражением лица, немного мужеподобной с татуировками на предплечьях и высоким ростом. Девушки сразу не понравились друг другу, словно им было, что делить. Но в этом заключается женская природа – беспричинное объявление войны, которая может закончится только полнейшей капитуляцией противника. Либо уничтожением.

– Йок, это кто? – В тяжёлом низком голосе с прокуренными нотками плещется яд.

– Новенькая.

– Не поняла. – Девушка театрально округляет глаза. – Ройс в курсе твоих проделок? – Йокки кивнул. – Херня! Он бы никогда не согласился на такое.

– Прости, Кили, но тебе придётся подвинуть свою прекрасную задницу. – Он кладёт тяжелую руку на плечо Киры. – Познакомься, это Килиманджаро, она здесь типа врача. Даёт всякие вкусные и полезные таблеточки, если что-то болит. Может и пулю вытащить, и заштопать. Но хватит рекламы Кили. – Йок звонко хлопает в ладоши. – Парни, тише! Время придумать имя.

– Зачем мне второе?

– Это типа двухэтапная аутентификация. Йок тебе подробно объяснит, как это работает, но если в двух словах... – Начинает Айти, но его перебивает Кили.

– Белоснежка. – Бросает Кили, грациозно проходя через всю комнату и садясь на диван. Её версия сопровождается смехом, что раздражает Киру.

– А чем она будет заниматься? У нас команда не резиновая и вроде все при деле, лишние люди не нужны. – Снова в разговор вмешивается татуированный. – Я против. – За такое громкое заявление Рино получает под дых от Айти.

– Расслабься, парень, и прояви хоть чуточку уважения. – Кира дарит Айти короткую улыбку, полную благодарности.

– Твоего мнения никто не спрашивает. Я же сказал, это не обсуждается. – По слогам произносит Йокки, единственный, кто выступает за Киру. – Ладно, если вы такие тухлые и версий больше нет, то до приезда Ройса Кира будет Кирой.

Наконец, её минута славы заканчивается, и Кира расслабляется, когда все остальные начинают обсуждать борьбу с Бладсами, забывая о новенькой.

Она решается первой подойти к Йокки, сопровождаемая пронзительным взглядом чёрных стервозных глаз.

– Мы закончили на сегодня? – Йокки кивает, открывая принятое от Рино пиво с характерным «вкусным» щелчком. – То есть я могу ехать домой? – С надеждой продолжает девушка.

– Не. – Йокки отводит Киру в дальний угол, где им не помешают. – Наверное, тебе придётся потусить здесь некоторое время. Не переживай, спальных мест до задницы, а когда вернётся Ройс, решим, что будем делать с тобой дальше. – Он слегка щёлкает по её аккуратному носику. – Не кисни, всё будет чётко.

Кира ничего не отвечает, направляясь к входной двери. У неё нет мыслей сбежать отсюда, потому что она понимает, что это проигрышная ситуация. А может, потому что она не хочет.

Кира садится на ступеньки, подставляя лицо под палящее солнце и отбивая ногами нервный шейк. Мысли в её голове пугают даже Киру. Одна её сторона безумно рвётся домой, в привычную обстановку, но другая, ранее неизвестная, говорит, что у неё наконец появился шанс изменить свою жизнь. Сама Кира никогда бы не смогла перечеркнуть всё, уходя в самоволку и скрываясь от родителей, а сейчас, когда всё было решено не ей, у неё есть возможность попробовать что-то новое.

И эта безумная часть Киры пугает её больше всего. Ни люди в Доме, ни неизвестность завтрашнего дня, ни злость родителей, а именно свои внутренние ощущения. У неё как будто появилась мотивация, стимул. А может, это всё из-за усталости. Девушке надоело бороться с каждым встречным за место под солнцем, постоянно пытаясь заработать себе немного спокойной жизни. Вечные конфликты с матерью по поводу её жизни, которую мама пытается скорректировать под идеальную картинку в своей голове, удар от Джимми и отсутствие банальной человеческой поддержки делают своё дело, Кира поднимает белый флаг и мысленно размахивает им перед носом у Судьбы.

Просидев на солнце с полчаса, Кира, наконец, принимает решение. То самое, которое можно было бы списать на тепловой удар. Достаёт телефон и заходит в набор СМС.

«Мам, привет. Я уеду на несколько недель. Сегодня кое-что случилось, после чего я хочу побыть одна и всё обдумать. Если хочешь знать причину – спроси Джимми. Не волнуйтесь, я буду в порядке. Поцелуй папу за меня. Кира.»

Кира перечитывает свою ложь несколько раз и, убедившись в прекрасном стечении обстоятельств с Джимми, нажимает кнопку отправления. Ей не стыдно, что за её безрассудство перед родителям будет отвечать Джимми, пускай ему тоже станет совестно. В конец концов, они никогда не узнают правды и до конца будут думать, что их дочь убежала из дома из-за неразделенной любви. Но лучше так, чем рассказы про Крипс.

Она с каждой минутой становится уверенне в правильности своего решения. В ней просыпается оптимист, шепчущий одну простую фразу.

«Обстоятельства не зависят от нас, но мы можем извлекать пользу даже из, на первый взгляд, самых худших раскладов.»

Кира надеется, что это перемена к лучшему.