Ди, охотник на вампиров

— А ну выпусти нас, чтоб тебе пусто было! Выпусти нас!

— Если не выпустишь моего брата, клянусь, как только аристократы сделают меня своей, я стану являться по твою душу каждую ночь!

Бам!

Что есть мочи захлопнув дверь, отрубившую дальнейшую ругань Лэнгов, мужчина вернулся в свой тесный кабинет. Несколько минут назад мэр и прочие важные шишки разошлись по домам. Здесь, в лечебнице, в полупустой комнате с видавшим виды столом и одиноким стулом, гул их голосов как будто ещё витал в спёртом воздухе.

— Гадкие дети. Я думал, хоть кто-то из них будет плакать и умолять, а они только и знают, что угрожать взрослым.

Бубня себе под нос, мужчина отодвинул тяжёлый стул и уселся на своё место перед стальной дверью, отделяющей кабинет от запертых помещений, известных также как «клети». Там располагалось десять отдельных камер, окружённых сверхпрочными стальными решётками, — достаточно просторных, чтобы Дорис и Дэна закрыли вместе. Вообще-то, кое-кто из горожан был бы не прочь присмотреть за мальчиком, пока Дорис содержится в клинике, поскольку он был тут совсем ни при чём, но Дэн сражался как тигр, заявив под конец, что без сестры умрёт. Существовала также вероятность, что, будучи предоставленным самому себе, паренёк попытается организовать побег Дорис, так что соглашение было достигнуто.

Сюда помещали всех жертв знати, невзирая на степень их «недуга»; если злодей-аристократ уничтожался, проклятие снималось и всё было замечательно. Если же нет, жертв по прошествии определённого периода отпускали, изгоняя из города.

«Определённый период» зависел от того, как скоро разочарованный аристократ нападал на кого-то ещё, но тут раз на раз не приходился. В Рансильве этот срок был довольно велик — примерно три недели, поскольку, основываясь на прошлом опыте, графу требовалось в среднем три «посещения», чтобы осушить жертву, а интервал между атаками обычно составлял от трёх до пяти дней.

Естественно, каждая деревня опасалась, что лечебница, в которую помещалась жертва, может подвергнуться нападению вампиров, поэтому большая часть здания охранялась хорошо вооружёнными, знающими толк в сражениях мужчинами. А так как дело касалось аристократов, ни одно поселение не скупилось, покупая боеприпасы для клиники. Вдобавок к пяти полностью автоматическим и десяти дистанционно управляемым катапультам, окружающим это тридцатифутовое полукруглое строение, имелись также три лазерные пушки, нейтрализующие экипажи знати, и пара выписанных из самой Столицы огнемётов. Горожане хотели установить и электромагнитный барьер, но столичные запасы иссякли — барьеры трудно было достать даже клиентам, готовым платить по ценам чёрного рынка.

Человек, охраняющий клети, был в толпе, штурмовавшей ферму Дорис. Мэр оставил на вахте лишь одного бойца, поскольку решил, что граф, за ночь отведав крови уже троих, не станет слишком спешить заполучить Дорис. Но при необходимости сторож мог разбудить всю деревню, включив сирену, да и наружное оружие приводилось в действие посредством встроенного в его стол пульта. К тому же часа через четыре небо на востоке порозовеет. Так что мужчина не слишком беспокоился.

Он уже задремал, когда в дверь постучали. Человек повернулся к видеопанели и нажал кнопку. В мониторе замаячила физиономия Греко.

— Чего тебе? — буркнул сторож в интерком.

— Будь другом, открой. Я пришёл проведать Дорис.

— Не могу. Твой отец особо подчеркнул — не пускать тебя ни в коем случае.

— Да ну, не ломайся. Ты же в курсе, я по этой девчонке с ума схожу, верно? Только между нами — на закате её по приказу моего папаши собираются отдать клыкастому старику. Сегодня мой последний шанс увидеть любимую женщину. И тебе, кстати, перепадёт кое-что, — Греко покрутил перед камерой парой золотых монет — не новыми даласами, введёнными в обращение революционным правительством пять лет назад, а «аристократическими деньгами», ходящими среди знати. Когда восставшие наконец захватили власть, они уничтожили целую гору золотых, планируя начать свою экономическую политику с чистого листа. Такая монета стоила на чёрном рынке больше тысячи даласов, а тысяча даласов — это полгода безбедной жизни во Фронтире.

Полюбовавшись с минуту сиянием золота, охранник молча нажал кнопку. Электронный замок отключился, дверная ручка повернулась, и в кабинет не спеша шагнул Греко.

— Спасибо, приятель. Вот, держи!

Три золотые монеты со звоном упали на стол. Забыв закрыть дверь, мужчина схватил один кругляш и принялся деловито изучать то мзду, то лицо Греко, после чего удовлетворённо кивнул. Убрав подношение в карман, он заявил:

— Думаю, всё будет в порядке, но учти: у тебя только три минуты.

— Да ну, дай хотя бы пять.

— Четыре.

— Ладно, а торговаться ты мастак.

Сторож пожал плечами, отвернулся и потянулся к связке ключей, висящей у него на поясе. Перебрав звенящую гроздь, охранник остановился наконец на одном и вставил ключ в замок. Отпирать эту дверь автоматически было ни к чему.

— Скажи... — Мужчина оглянулся на Греко, успел заметить страшно побледневшее лицо толстяка — и белый сполох ударил его в грудь.

Тело мгновенно убитого сторожа растянулось у стены, а Греко тем временем повернул торчащий из скважины ключ, открыл дверь и вошёл в клети. Нож он заблаговременно заткнул за пояс.

— Греко!

Камеры располагались по обе стороны узкого коридора; крик Дорис раздался из первой слева:

— Мерзавец, зачем ты явился сюда — чтобы получить по башке?

— Заглохни.

Дорис умолкла. Ей совершенно не понравилось выражение лица Греко — оно явно предвещало что-то дурное.

«Какого чёрта он задумал?»

— Я вытащу тебя отсюда. Ты должна бежать вместе со мной.

За железными решётками переглянулись дети Лэнг, и Дорис тихо сказала:

— Только не говори мне... ты же не мог убить Прайса...

— Ох, ещё как мог. И не его одного. Мой папаша тоже своё получил. Это ему за то, что посмел замахнуться на меня плёткой, когда я вернулся домой. Старый ублюдок. Я ему облегчаю работу — и вот вам благодарность. Но это уже неважно. В любом случае мне нужно убраться из города сегодня же. Ты со мной? — Глаза его сверкали, как у зверя, но речь текла медленнее патоки.

Если не задумываться о подоплёке его поступков, кто-то мог бы счесть подобную преданность любимой женщине достойной восхищения, но Дорис отрезала:

— Извини. Я скорее отправлюсь в графский замок, чем пущусь в бега с тобой.

— Какого дьявола?..

Слёзы закипели в девичьих глазах. Слёзы ненависти.

— Ты связался с этим мясником... и ты, ты тоже убил Ди! Погоди ещё. Мне плевать, что со мной станется, но я лично позабочусь о том, чтобы ты отправился в ад.

Дорис всегда отличалась сильной волей, но теперь прекрасные глаза девушки переполняло безысходное отчаяние, и Греко забыл обо всех своих планах и грёзах.

— Значит, вот как? Ты предпочитаешь мне аристократа?

Он вскинул лицо, невыразительное и пустое, но в зрачках Греко полыхал небывалый костёр.

— Если так, то будь по-твоему, тебе надо идти — так иди, иди к своему хахалю в загробный мир! — Отступив на шаг, он вскинул свой десятизарядный пистолет.

— Сестричка! — вскрикнул Дэн и что было силы обхватил шею Дорис, пытавшуюся укрыть мальчика, спрятать его себе за спину.

— Ты свихнулся, Греко!

— Говори что хочешь. Но я скорее застрелю тебя, чем позволю другому мужчине овладеть тобой — вампир он или нет. Ты и этот болтливый щенок распрощаетесь с жизнью вместе.

— Стой!

Дорис собирается умолять пощадить её — это была последняя чёткая мысль, мелькнувшая в сознании Греко. Кто-то сзади стиснул запястье держащей револьвер руки — не слишком сильно, но онемевший палец уже не смог нажать на курок. Неземной холод потёк по предплечью Греко. Дыхание со сладким запахом смерти тревожило ноздри, а ледяные, мрачные слова терзали барабанную перепонку:

— Надо было убить меня, когда была возможность. — Восковое лицо Лармики склонилось к основанию загорелой шеи Греко. Остолбеневшие от ужаса Дорис и Дэн смотрели, как Греко становится всё бледнее и бледнее, словно растворяясь в тумане. Секунда — и молодая леди в чёрном оторвалась от мужчины и двинулась к клетке. Тонкая струйка крови стекала из уголка рта красавицы, более всего похожей сейчас на мстительного призрака. Вероятно, она ещё не утолила жажды, ибо ярко-алый взгляд вампирши потряс Дорис и Дэна до глубины души.

С выражением бездонного ужаса, застывшим на лице гипсовой маской, Греко рухнул на пол — пустая скорлупка, из которой выкачали всю кровь до последней капли.

— Что ты...

Голос Дорис заметно дрожал, но Лармика коротко уронила:

— Уходи.

Огонь безумия покинул её глаза, напротив, сейчас в них голубела печаль.

— Что?

— Беги же. Отец скоро придёт сюда. И тогда я уже не смогу ничего сделать.

— Но... нам отсюда не выбраться. Дай, пожалуйста, ключи. — Дэн потряс решётку. Его гибкий восьмилетний разум уже согласился считать эту вампиршу их союзницей.

Тонкие пальцы Лармики, которые, казалось, того и гляди сломаются на ветру, стиснули железные прутья. Какой же всё-таки невероятной силой обладали вампиры! Один мощный рывок — и искорёженные куски сверхпрочной стали полетели во все стороны.

— Немыслимо...

Всё ещё загораживая собой выпучившего глаза Дэна, Дорис спросила:

— Ты действительно хочешь, чтобы мы ушли? Правда? Но почему ты нам помогаешь?

Тень грусти тронула подобное луноцвету лицо обернувшейся Лармики.

— Он умер... но защищал тебя до самого конца. Он бы опечалился, увидев тебя в объятиях отца. А я не хочу огорчать мёртвого...

Только когда Дэн за руку вытащил сестру в коридор, Дорис осознала, что внушающая страх красавица питала к Ди те же чувства, что и она сама.

— Ты... ты его...

— Иди — и поторопись.

Они втроём вошли в кабинет.

В центре комнаты стояла чёрная фигура.

— Отец! — в ужасе воскликнула Лармика.

— Какого чёрта, всё ещё ничего? — с отвращением выплюнуло личико-опухоль, прижимаясь к груди Ди. — Рана от меча или копья была бы не так плоха, но, отведав осинового колышка, его моторчик не слушается меня. Бейся же. Ну стукни один разок — и бейся!

Сложив в кулак пальцы, карбункул поднял «свою» руку, чтобы посильнее ударить Ди, но остановился на полпути.

В ночном небе что-то сгущалось.

Рой белых полупрозрачных плёнок закружился над домом, а затем мембраны начали склеиваться, образуя нечто целое. Когда тучка снизилась, сквозь частично просвечивающее тело стали видны причудливые внутренние органы. Это был ещё один искусственно созданный аристократами монстр — ночное облако. Форма жизни, способная восстановить себя из единственной клетки, днём облако витало в ледяных верхних слоях стратосферы, а по ночам спускалось на землю — поохотиться.

И без того страшные, эти проклятые штуки были ещё и опасными хищниками, — обнаруживая жертву, они сливались воедино, окутывали добычу со всех сторон — и переваривали её заживо. Ночные облака питались потерявшимися детьми и неопытными путешественниками; из-за них и ещё из-за прорывающих измерения тварей множество людей пропало без вести. Лишь электромагнитный барьер не давал им до сих пор превратить ферму Дорис в хаос.

Облако зависло футах в пятнадцати над головой Ди, но тут его, наверное, подхватил и отнёс в сторону, к стойлам, ветер. Задержавшись на миг у дверей, тучка распласталась простынёй и легко проскользнула в щель между стеной и косяком. Животные заверещали, стены два-три раза содрогнулись — и вскоре всё опять замерло.

— Эти твари жрут, как свиньи. Скоро оно вернётся. Так что давай бейся, глупое, никчёмное сердце! — Умоляющий кулак свирепо заколотил по груди Ди, после чего снова принялся всасывать воздух. Тело не шевелилось. — Ну же, негодник!

Если бы кто-то увидел этот дикий, но отчаянный моноспектакль, продолжавшийся несколько минут, то, наверное, расхохотался бы в голос.

А потом...

Дверь сарая распахнулась, выбитая изнутри, и рассыпалась в щепки. А секунду спустя во двор вывалилось нечто невыразимо гротескное. В полупрозрачной облачной массе мучительно извивалась постепенно растворяющаяся корова! Шкура её лопнула, красное мясо таяло, обнажившиеся кости медленно истончались. Плоть и кровь смешались в узкой трубке — вероятно, своеобразном пищеводе, жидкость завихрилась, точно в воронке, и облако засветилось ярче прежнего. Оно питалось. Несколько секунд разбухшая масса колыхалась у входа в стойло, а затем, видно почуяв новую жертву, поползло в сторону Ди. Вес полупереваренной коровы тормозил тучу, и двигалась она медленно.

— Глянь, как уже близко. Давай же, заводись! — Кулак ещё раз опустился на рёбра Ди.

Облако придвинулось футов на десять — уже слышно было, как мучится внутри несчастное животное.

Три фута. Облако поднялось в воздух и полетело прямо к Ди.

И тут яркая молния прошила прозрачную массу.

Клинок прошёл насквозь, не встретив ни малейшего сопротивления; рассечённое облако упало в пыль двумя ломтями и тут же обесцветилось, не успев рассыпаться на мелкие кусочки. Лишь заклубился лёгкий парок — и земля впитала убитую тучу без следа, не проглотив только обглоданный труп коровы, точно побрезговав тушей.

Ди встал на ноги, разметав по сторонам лунные лучи.

— Ну вот и славно. А знаешь, ты, как обычно, напугал меня до чёртиков.

Пропустив мимо ушей несколько неуместное — по отношению к только что восставшему из мёртвых — приветствие, Ди спросил:

— Где они?

— В лечебнице, полагаю. А лечебницы каждая деревня воздвигает на окраине.

Разговор завершился. Ди направился к конюшне.

Высокие деревья раскинули ветви, точно мифические чудища — лапы, отгоняя назойливый лунный свет. Разве что заплесневевшие грибы слабо фосфоресцировали здесь, среди переплетённых корней, но их мерцание не могло рассеять плотную давящую тьму. Любой путешественник, будь он даже с факелом, заблудился бы тут, в ночном лесу.

Это был Рансильвский лес — где ночь, говорят, живёт даже в полдень. И по нему отчаянно бежал Дэн. Он был не один. Во мраке за спиной, меньше чем в тридцати шагах, раздавалось хищное рычание. Кому оно принадлежало, сомневаться не приходилось. Мальчика преследовал Гару, графский слуга.

Застигнутые графом в тот момент, когда они как раз собирались распрощаться с лечебницей, Лармика и Дорис были препровождены в карету, а о Дэне словно забыли. Твёрдо решив спасти сестру, мальчик кинулся домой, на ферму, за оружием. Даже ему, маленькому ребёнку, было ясно, что нет смысла искать помощи у кого-либо в городе. И момент не был пока потерян. Кратчайший путь шёл не по дороге, а через Рансильвскую чащобу. Помня лишь о сестре, паренёк не колебался ни секунды. Однако стоило ему углубиться в заросли, позади зарычал вервольф.

Смертельный марафон начался.

Отец и сестра иногда приводили его сюда, но днём, в пору относительной безопасности; Дэн даже не помнил, чтобы ему приходилось играть в лесу в одиночку. Он поднапряг память — и принялся петлять что есть мочи, нырять в дупла и прятаться в кустах, пытаясь сбить преследователя с толку.

Но когда паренёк останавливался, погоня прекращалась. Стоило ему побежать снова — и оборотень бросался следом. Как ни старался Дэн, расстояние между ними не росло и не сокращалось.

Тогда мальчик понял, что враг играет с ним, — и тут же чувство превосходства покинуло его сердце, уступив место чистейшему чёрному ужасу. Он бежал, бежал не щадя ног, но преследователь, не отставая, держался в неизменных тридцати шагах за спиной добычи.

Сердце Дэна готово было взорваться, да и перетруженные лёгкие едва не лопались. Во рту было солоно от слёз. И когда мальчик уже решил, что всё, он больше не может, впереди забрезжил свет. Выход!

Надежда наполнила его новой энергией. Усталые ножки снова резво зашлёпали по земле — но вдруг что-то вцепилось в детские щиколотки!

— А-а-ах! — Упав навзничь, Дэн попытался подняться, но держали его крепко. — Рука мертвеца!

Скудный свет луны, едва просачивающийся сквозь частое переплетение ветвей, всё же показал ему, в чём дело. Высунувшаяся из земли синюшная рука трупа омерзительно шевелила пальцами. Или нет, не пальцами — цветками. Дэна схватило бледное соцветие, как две капли воды похожее на гниющую руку трупа. Аристократы сеяли разные ботанические страсти, а это растение было причудливым, но вполне безобидным. А ведь Дэн знал, где оно цветёт, и всё же умудрился угодить в самую середину поляны, — видно, ужас, гонящийся за ним, начисто стёр из сознания любые мысли. Но кто станет винить за это восьмилетнего мальчика?

Собравшись с силами, Дэн всё-таки поднялся. Вырванная с корнем рука мертвеца упрямо не желала отцепляться.

Он уже собрался помчаться снова...

— Уууу-а-уууу!

Жуткий вой ударил в спину, сковав ноги. Увидев выход из леса, Гару решил, что пора положить конец гонке. Оборотень преследовал Дэна, потому что граф впервые за несколько веков разрешил слуге перекусить живым человеком.

Вымотавшийся паренёк уже сдался. «Прости, сестрёнка. Похоже, мне не спасти тебя». Слёзы жалости покатились по детским щекам.

И вдруг вой оборвался. Дэну даже показалось, что вервольф испугался.

В этот момент мальчик что-то услышал. Цокот копыт, далёкий, но неуклонно приближающийся. Ни голоса, ни фигуры различить было невозможно, однако Дэн мгновенно понял, кто это.

— Ди! — восторженный крик расколол тьму.

И снова взвыл оборотень, и чёрный вихрь пронёсся мимо несостоявшейся жертвы.

— Ди, берегись!

Паренёк кинулся вперёд, пинками отбрасывая на ходу соцветия «рук мертвеца». Немыслимый звериный рёв взмыл к небесам — и оборвался.

Буквально вывалившись из леса на степной простор, Дэн увидел на холме купающегося в лунном свете всадника. У ног его лежал павший вервольф. Лошадь переступила через труп и галопом понеслась вниз по склону, к мальчику.

— Что ты здесь делаешь? Где твоя сестра?

Дэна переполняли эмоции.

— Ой, Ди, ты жив! Я знал, что ты не умрёшь, знал... — мальчик не находил слов. Когда же он наконец немного успокоился и объяснил ситуацию, Ди молча подхватил его и посадил на коня. Он не велел Дэну отправляться домой и не предложил довезти его до фермы.

Кинув стальной взгляд поверх прерии на графский замок, Ди спросил:

— Ты со мной?

Тот же самый вопрос он задал мальчику прошлой ночью в развалинах.

— Конечно!

Иного ответа и не ожидалось.

Все замки аристократов имели одну характерную особенность, вполне отвечающую требованиям их хозяев-вампиров. Роскошные покои всегда ожидали гостей и прочих посетителей, но лорд и его семья не имели собственных спален.

Они почивали в месте, более приличествующем их рангу, в месте, вошедшем в легенду: в гробах под землёй.

Здесь, в подземных покоях, наполненных крошечными организмами, где запах сырости смешивался со сладким ароматом древнего перегноя и давным-давно не зажигавшихся факелов, здесь спало настоящее прошлое, избавленное от компьютерного контроля. Стену тридцатифутовой высоты полностью закрывал гигантский портрет бога-предтечи. На алом помосте перед полотном стояли граф, в чёрном облачении, и Дорис, в платье белее снега. Глаза девушки были безжизненны. Гипноз полностью сковал её волю.

Слева от помоста застыла Лармика; её полубессознательный взгляд блуждал в пространстве, избегая останавливаться на отце и его будущей супруге. Но виновато тут было не внушение, сделанное ей отцом за попытку поспособствовать бегству Дорис, а потеря, опустошившая сердце прекрасной вампирши.

Сейчас, сейчас начнётся мрачная свадьба...

— Смотри. С этой ночи ты будешь спать здесь.

Граф показал на пару лакированных гробов, чернеющих на каменной плите перед возвышением и украшенных резным гербовым узором: соколы и языки пламени. На боку правого гроба было выгравировано имя «Ли». Табличка на левом гласила: «Дорис».

— В них земля. Та самая гордая почва, на которой воздвигнут фамильный замок Ли. Уверен, она будет ночь за ночью дарить тебе сны о сладкой крови. А теперь приступим.

Граф коснулся подбородка Дорис и слегка запрокинул девушке голову, обнажив бледное горло.

— Прежде чем мы обменяемся клятвами мужа и жены, я должен избавить тебя от этой гнусной метки.

Из складок плаща он достал маленькую печатку с тем же гербом, что и на крышках гробов.

— Сперва справа. — Белый дымок поднялся от вдавившейся в мягкую плоть печатки, и Дорис вздрогнула. Переместив клеймо чуть ниже, аристократ произнёс: — Теперь слева.

Процедура завершилась, и отвратительный рот вампира приблизился к хрупкому горлу невесты. Завитки дыма ещё висели в воздухе, но на девственной шее больше не осталось никаких отметин, кроме пары ранок — следов первого укуса графа. Дыхание, воняющее кровью, жарко опалило кожу. Крест, защищавший девушку до сей поры, не проявился.

— Отлично. Теперь мне нечего бояться, и я награжу её поцелуем.

Широко ухмыльнувшись, вампир опустил печатку в карман и повернулся к своей ненаглядной — окаменевшей рядом — дочери:

— Ты получишь новую мать. Не удостоишь ли нас несколькими поздравительными словами?

Пустой взгляд сфокусировался на отце. Губы Лармики вяло шевельнулись.

— Я... — начала она, — я, Лармика Ли, твоя три тысячи семисот двадцатисемилетняя дочь, поздравляю моего три тысячи семисот пятидесятисемилетнего отца Магнуса Ли и мою семнадцатилетнюю мать Дорис Лэнг по случаю их бракосочетания. — Голос её был пресен, но граф кивнул — и навострил уши.

То, что сперва казалось эхом слов Лармики, мечущимся среди каменных стен, переросло в складный хор, от которого вибрировали подземные покои — точно мёртвые, ворочаясь, поднимались из могил, чтобы пропеть:

— Сердечно поздравляем графа Магнуса Ли с созданием нового союза.