36. Свадьба 1
Золотая нить рассвета прорвала синеву ночи, коснувшись век Адель. Она вскинулась на кровати, рука инстинктивно легла на бешено колотящееся сердце. *День пришел.* За окном, в густой листве старой липы, уже перекликались воробьи, а воздух, врывающийся в приоткрытое окно, был прохладен, сладок от цветущей под окном белоснежной сирени и влажной травы. Он пах надеждой. Пах летом. Пах ее днем.
Тук-тук-тук! Легкий, настойчивый стук в дверь мгновенно сменился ее распахиванием.
– Спящая красавица! Восстань и сияй!
– Агата, ворвалась в комнату, как ураган в желтом шелковом халате. В руках она несла поднос: чашка душистого кофе дымилась рядом с круассаном, а веточка сирени лежала на краю, как капризное украшение. – Солнце уже над крышами! Даня, я держала пари, наверное, уже три часа как бреется и пятый раз проверяет запонки!
– Спокойно, ураган, – мягко, но властно прозвучало с порога. Юля, сестра Даниила, вошла, неся в себе умиротворяющую ауру и целый арсенал для превращения девушки в невесту: огромную косметичку, громоздкий фен, утюжок и таинственную коробку. – Даня дал священную клятву не подглядывать. Они с папой, галстуки мучают и, я уверена, нервничает сильнее нашего. Адель, родная, пей кофе. Сейчас начинается магия. – Юля улыбнулась, и в ее карих глазах, таких похожих на братнины, мелькнула теплая искорка. – Готова стать принцессой?
—Конечно готова—Адель улыбнулась искренне как только смогла,
Комната Адель, обычно строгая, мгновенно превратилась в мастерскую волшебства. Воздух загустел от ароматов: терпкий кофе, нежные духи Юли с нотками пиона и ванили, едкая струйка лака для волос и – главное – электрическое напряжение чистого, сладкого предвкушения. Агата тут же накинулась на пакеты.
– Смотри-смотри! – Она извлекла из огромного чехла пышное свадебное платье. Оно заняло полкомнаты, затмив собой все. Сотни слоев белоснежного тюля, похожего на сбитые облака, зашелестели. Корсет, туго переплетенный шелковыми лентами, заиграл в утреннем свете тысячами крошечных кристаллов Сваровски. По подолу струилось изысканное кружево с жемчужными бусинами.
– Божечки! Адель, ты будешь... ну просто как сошедшая со страниц сказки! Даня... – Агата закатила глаза, притворно падая на кровать. – Он просто испустит дух!
– Главное, чтобы дух испустил после церемонии, а не до, – усмехнулась Юля, расстилая на полу белую простыню, чтобы платье не пылилось. – Ладно, солнышко, вставай сюда. Руки вверх. Погружаемся.
Облачение в платье было ритуалом. Прохладный атлас корсета коснулся кожи, тяжесть, но приятная тяжесть, многослойной юбки опустилась на бедра. Адель замерла перед трельяжем. Отражение было незнакомым – хрупким, сияющим, невероятно взрослым.
– Ну вот... – Юля, застегивая крошечные жемчужные пуговицы на спине, взглянула в зеркало поверх плеча Адель и замерла. В ее глазах внезапно блеснули слезы. – Даня... Господи, он... Он просто не выдержит. Он и так каждый раз, как видит тебя, теряет дар речи. А сегодня... – Голос ее дрогнул, она отвела взгляд, быстро смахивая предательскую влагу. – Сегодня мама... Она бы плакала. От счастья. За него. За тебя. – Она обернулась и взяла Адель за руки. – Ты знаешь, как она мечтала о такой невестке?
Адель почувствовала, как комок подкатывает к горлу. Грусть по людям, которых не было рядом в этот день, смешалась с безмерной благодарностью к тем, кто был здесь.
– Юль... – она сжала ее пальцы. – Ты... ты для меня как сестра. Самая родная. Спасибо, что ты рядом.
– Дурочка, – Юля фыркнула, но улыбка была теплой. – Конечно, рядом. Теперь навсегда. Садись, лицо будем делать. Не плачь, а то все размажешь!
Пока Юля, с сосредоточенностью наносила тональную основу, растушевывала румяна на яблочках щек, рисовала стрелки, подчеркивающие огромные карие глаза Адель, Агата колдовала над волосами.
– Представляешь, он сейчас там, у папы, наверное, уже десятый раз спрашивает: "Пап, галстук прямо? Часы не опоздают?" – болтала Агата, разделяя густые темные локоны Адель на пряди, обрабатывая их муссом. – А Сергей Владимирович ему, строго: "Сынок, соберись! Держи марку!" Ха! Я б отдала все, чтобы видеть его лицо, когда ты войдешь!
– Он будет красен, как рак, – уверенно заявила Юля, аккуратно нанося блеск для губ персикового оттенка. – И глаза у него станут вот такими... – Она округлила свои. – Большими, мокрыми и совершенно потерянными. Как у того щенка, которого он принес домой в десятом классе, помнишь я рассказывала, Агата?
– О да! – засмеялась Агата. – Только этот "щенок" теперь в смокинге! Адель, ты готова к тому, что твой брутальный гинеколог расплачется как дитя?
Адель засмеялась, но в глазах была легкая грустинка.
– А мои... Мои бы родители... Они бы все равно не пришли.....– она не договорила, глядя на свое преображенное отражение – не девочку, а девушку, Невесту.
Юля положила теплую руку ей на плечо, прервав работу визажиста. Голос ее звучал твердо и нежно:
– Твои родители не достойны этого звания, они просто создали тебя, зайка отпусти их нет. А мы здесь. Все твои подружки примчатся, весь Данькин госпиталь в полном составе – ты же знаешь, они тебя обожают! Ты не одна. Никогда больше не будешь одна. Вот это запомни.
Волосы Агата убрала в сложную, но воздушную прическу: часть локонов была собрана на затылке в элегантный пучок, переплетенный жемчужными нитями, а несколько упрямых завитков обрамляли лицо. Юля достала маленькую бархатную коробочку.
– "Что-то старое", – торжественно произнесла она. Внутри, на белом шелке, лежала изящная брошь: миниатюрная золотая веточка миндаля с нежными жемчужными "цветочками".
– Мамина. Папа сказал, она мечтала, чтобы ее невестка носила ее в такой день. Она... Она очень хотела дочку. – Голос Юли дрогнул. – Думаю, ты была бы ей как дочь.
Слезы, наконец, прорвались у Адель. Они текли по щекам, не размазывая тушь чудо-тушь от Юли!
– Не плачь, солнышко! – завопила Агата, но у самой на глазах выступили слезинки. – Ты же королева сегодня! Королевы не плачут!
– Это слезы... самого чистого счастья, – прошептала Адель, когда Юля приколола хрупкую брошь к корсажу платья, рядом с тем местом, где будет крепиться фата. Холодок золота и жемчуга на коже смешался с теплом, разливавшимся из груди – теплом любви, принятия, начала новой жизни. Это было "старое", несущее в себе вечность.
Выехали позже, чем планировали (фата никак не хотела крепиться идеально!), но летнее утро было щедрым. Белый лимузин плыл по залитым солнцем улицам. За окном мелькали яркие клумбы, зелень парков казалась изумрудной. Воздух, врывавшийся через приоткрытое окно, был теплым и пьянящим, пахнущим асфальтом, нагретым солнцем, и все той же сиренью. Тополиный пух кружился в золотых лучах, как снег наоборот.
– Ой, смотри, какая собачка в бантике!
– тыкала пальцем в окно Агата, нервно поглядывая на часы. – Нам бы ее скорость!
– Агаточка, дыши, – успокаивала Юля, поправляя складки тюля на коленях Адель. – Мы успеем. Регистратор подождет. Сегодня все для них. – Она поймала взгляд Адель. – Как ощущения, невеста?
Адель глубоко вдохнула. Сердце колотилось где-то в горле.
– Как... как перед прыжком с самой высокой горы, – призналась она. – Страшно и... невероятно хочется лететь.
Юля улыбнулась.
– Лети, родная. Он тебя поймает. Всегда.
Адель смотрела в окно, но видела не улицы. Она видела его глаза. Темные, серьезные, такие внимательные. Какими они были в тот день в его кабинете, когда он не врачом смотрел на нее, а просто... мужчиной. Видела его улыбку, редкую, но такую теплую, что от нее таял лед любого страха. *Скоро.*
"Дворец Бракосочетания №1" поражал величием. Белоснежные колонны, высокие стрельчатые окна, широкая лестница, утопающая в зелени и белых гортензиях. У подъезда уже толпились гости, узнавая друг друга, смеясь, поправляя наряды. Шум голосов, смеха, сигналы машин – все сливалось в единый гул праздника.
– Вот и наши гости – Юля указала на группу молодых врачей в смокингах и подруг Адель в нарядных платьях, которые бросились к лимузину. Двери открылись, и Адель осторожно, боясь наступить на шлейф, выбралась наружу. Теплый ветерок обнял ее, заиграл краем фаты. Раздались первые восхищенные ахи и вспышки фотоаппаратов.
– Адель! Ты божественна!
– Смотрите! Принцесса!
– Даня просто рухнет!
Юля и Агата, как-будто опытные, взяли под руки, ограждая от восторженной толпы, и повели к широким резным дверям. Внутри царила прохлада и торжественная тишина, нарушаемая лишь приглушенным гомоном из главного зала. По мраморному полу стелилась дорожка из лепестков роз. Адель шла, чувствуя, как дрожат ноги, как бешено стучит сердце. *Он там. Совсем рядом. Не видел меня с вечера.*
Главный зал был похож на райский сад, перенесенный под стеклянный купол. Солнечные лучи, пронизывая высокие окна, рисовали на полированном паркете золотые дорожки. Воздух был напоен густым ароматом белых роз, пионов и жасмина, которыми были увиты колонны и огромная цветочная арка в центре. Зал был заполнен до отказа. У левого края – море темных костюмов и элегантных платьев медицинской фракции: седовласые профессора, коллеги Даниила по отделению, Юлины подруги-гинекологи, молодые медсестры. Слышался сдержанный смех, обрывки фраз:
"...Доктор Савин женится! Кто бы мог подумать после его графика!"
"А невеста-то красавица! Говорят, прямо Золушка..."
"Глядите, Сергей Владимирович – хоть на парад! Гордый как лев!"
У правого края – яркий, шумный остров друзей Адель, ее ровесниц. Их платья пестрели красками, смех был звонче, движения свободнее:
"Где она? Где наша Аделька?"
"Ты видела платье? Я в инсте фото видела – нереальное!"
"Держу пари, Даня сейчас как кипяток!"
Во главе первого ряда, выпрямившись в струнку, сидел Сергей Владимирович. Его седые виски, безукоризненный смокинг и военная выправка приковывали взгляды. Но в его обычно строгих, проницательных глазах светилась непривычная мягкость и глубокая, чуть печальная нежность. Он смотрел на пустое место под аркой, где стоял его сын.
Торжественные аккорды органа, заполнившие зал, внезапно сменились до боли знакомыми первыми нотами "Свадебного марша" Мендельсона. Зал замер. Сотни людей, как по команде, поднялись. Все головы, все взгляды устремились к массивным дубовым дверям в глубине зала. Наступила тишина, звенящая, как натянутая струна.
Даниил, стоявший под цветочной аркой рядом с Юлей (его свидетельницей), ощутил, как пересыхает во рту. Он не видел Адель с прошлого вечера. Каждая минута ожидания тянулась как час. Его ладони были влажными, он незаметно вытер их о бока смокинга. Сердце колотилось с такой силой, что казалось, его стук слышен на весь зал. "Господи, дай мне силы стоять. Дай не уронить ее руку. Дай... просто увидеть ее."
Двери медленно, с торжественным скрипом, начали распахиваться.
И в проеме, залитом ослепительным потоком полуденного солнца, явилось Видение.
****