Чугунные облака

Глава 3 #муравьиворту

Меня окутывает страх. Дикая дрожь пробегает по всему телу каждый раз, как я вспоминаю те минуты. Тут со мной это случилось впервые - всепоглощающий страх, поедающий клетки мозга изнутри. Не тот страх, при котором чувствуется лёгкая щекотка в животе, как от просмотра проходного ужастика про старый дом с приведениями.
Безысходность - самое страшное чувство, что может почувствовать парень вроде меня.
Я падаю вглубь тёмной бездны. Тело пережимает и сковывает, я зажат между двух крайностей. Этот город сводит меня с ума.
Засыпая я всматриваюсь в темноту и рассчитываю увидеть там мистический силуэт рыжей дамы. Смотря на кресты я вижу изуродованное тело Давида, возникшее перед всеми.
Мои сны всегда погружали меня в царство наихудших кошмаров. Чаще всего они неприятны до жути. Я видел неизвестного человека в маске, готовившегося вонзить нож мне в живот. Я не мог ничего сделать. Бежал в тёмном лесу и скрывался от кровожадной охоты. Переживал кровавую войну. Сквозь сон я понимал что застрял, надёжно заперевшись в мире фантазий, что существует по свои принципам и законам.
Я научился убеждать себя что это понарошку, что с первыми солнечными лучами кошмары перестанут существовать. А до этого нужно смирится и встретиться с кошмаром лицом к лицу.
Ведь потом я просыпался в холодном поту и с облегчением осознавал что ночь окончена.
После загадочного убийства юного еврея улицы этого места казались мрачной обителью зла. По ним шатались слепые люди, не видящие мистики города, в котором живут.
Я счастлив, что у меня не было безисходных ситуаций. В моей жизни всегда была запасная тропа, ведущая к свету. Но тут меня буквально сбросило в круговорот страха. Я узнал, что такое быть обречённым, не способным сделать что-то для своего спасения, ведь это бессмысленно.
Худшие сны прививали это чувство с детства, в эту пятницу я прочувствовал его по-настоящему.
Ну а пока приходилось жить с ощущением что вот-вот должно произойти что-то страшное. Один раз «страшное» уже произошло, значит второй не заставит себя ждать.

Вчерашний вечер заполнился форменной тьмой для всего города, анархией и паникой, овладевшей всеми на площади.
Капли крови, стекавшие с деревянного креста сводили людей с ума. Они не видели никого, толкали друг-друга и убегали прочь по чужим спинам.
Море из людей превратилось в бушующий океан, каждая капля летела в разные стороны. Жуткий шторм. Чего они все добивались когда сломя голову убегали прочь? Будто бы их тоже собираются прибить гвоздями к кресту и вырезать мистическую букву «V" на груди.
— "V"... - в моих ушах прозвучал удивлённый голос брата. Странный эпизод: пока вокруг него все кричали и пытались отвернуться от чудовищной картины, он открыв рот разглядывал глубокий порез, будто загипнотизированный видом крови - Леди V... - мямля повторил он. Его голос заглушал крик.
Леди V? Звучало непонятно (хоть и знакомо для меня), пока Андрей не объяснил нам что это значит. Загадочный аноним, подписавший себя так в письме с угрозами.
Желтоватая бумага, не особо приятная на ощупь... Мне посчастливилось подержать письмо в руке и увидеть жуткий напечатанный на машинке текст своими глазами. Неужели на моего брата положил глаз псих, способный на абсолютно бесчеловечное убийство подростка?
Стоя посреди безлюдной тёмной улицы, на которой лишь одна вывеска закрытой кофейни освещала мрак, мне в очередной раз стало ужасно страшно. Неописуемая паника, будто бы тот, кто изуродовал тело пухлого парня стоит за спиной и угрожающе всматривается в мой затылок. Держа в руках мятый листок я то и дело оглядывался назад. Источником резких звуков оказывался сильный ветер, что выхватил с заполненного мусорника пластиковый контейнер и потащил его дальше по безлюдной улице.
Телефон разрывался от звонков напуганных родителей, узнавших об инциденте на концерте. Они и незнании где я брожу.
А я просто не мог ответить. Все слова забыл. Как смски писать тоже забыл. Плёлся за братом и что-то мямлил, а в голове прокручивались кроваво-алые картинки.
Тот вечер навсегда отложится в памяти каждого, кто видел несчастного, покрытого паутиной из струй крови. Каждый будет видеть перед глазами безжизненное тело и слышать громкий крик, звеневший в ушах после того, как крест медленно выехал вниз.
Власти почувствовали себя настоящими придурками, перехитрёнными на глазах у всего города. Только вдумайтесь: кто-то смог повесить на железные цепи театральный церковный крест, украденный из местного драматичного кружка ставящего «Страсти Христовы». Звучит достаточно непросто: протащить огромный реквизит на верхушку самодельной сцены.
Кровожадный убийца бродит рядом. Новая смерть молодого человека. Новое горе...
«Скоро вы все скажите спасибо благородной Леди V" - старый хриплый голос. Я чётко помню его, будто услышал три минуты назад. Психопатка пыталась громко заявить о себе в прямом эфире.
По голосу можно представить что ей не менее семидесяти. Тут одно из двух:
1). Или перед грустной одинокой старостью пенсионерка решила поубивать молодых. Веселья ради.
2). Или психопат имитирует голос старого человека ради запоминающегося образа (миллионы приложений по искажению голоса в помощь)
— Сегодня, когда я слушал подкаст перед концертом...
— Ты слушаешь подкасты? - хмыкнула Алина. У них всех была ужасная привычка перебивать друг друга.
— Ну, я решил послушать ваш местный подкаст, первый вылетевший в «iTunes», чтобы лучше познакомится с городом.
— О май гад, кто знакомится с новыми городами через пердунскую болтовню? - ей Богу, хотелось замотать рот скотчем этой стерве, чавкающей очередной пластинкой «Тридент».
— Так вот, в студию позвонила старуха и представилась как Леди V.
— Я не думаю, что старуха будет перелазить через заборы чтобы ловко закинуть камень - дрожащим голосом заметил не на шутку напуганный Андрей. Он выхватил письмо из моих рук и нервно мял потенциальную улику.
— Старуха не стала бы на глазах у всего города вешать труп подростка - высказала Каролина и так очевидную гипотезу.
— Вспомните всех, кто может вас ненавидеть настолько, чтобы пойти на угрозы- обратился я к каждому.
— Ого, таких и не сосчитать - хмыкнула Алина, нервно взглянув на отводящего глаза Андрея, потупившего взгляд. Он никогда не опускал глаза вниз. Сегодняшний день стал переломным для всех.

Прийдя домой и поздоровавшись с родителями, я пробежал мимо гостиной и взбежал по скрипящей лестнице в свою комнату.
Закрыв глаза, я плюхнулся на кровать и с головой залез под одеяло. Стало темно. Непроглядная тьма, в которой виднелись капли крови на коже и гвозди пробивающие стопы и руки.
На теле проявились мелкие капли холодного пота. Пробежала дрожь. Мне стало невероятно холодно, будто сейчас, отбросив одеяло в сторону, я обнаружу себя на лысой горной вершине Мон-Блана, посреди которой одиноко стоит моя уютная кровать.
Я зажмурил глаза. С каждой секундой становилось ещё хуже. Я не способен думать и размышлять кто же мог оказаться психопатом, как в крутых детективах, где герой при виде трупа человека, с которым этим утром спокойно общался сидя за партой, спокойно щёлкает пальцами и называют убийцу, а трагедию пережевывает как мелкую семечку.
Пол заскрипел: кто-то вошёл в комнату и не спеша подобрался ближе к кровати. Этот «кто-то» тихо сел на край кровати и положил тонкую руку на мою мокрую голову.
— Мне так жаль что ты это увидел - проронила моя мама, продолжая держать руку на голове - Первый день, а тут... - она вздохнула, словно пытаясь вобрать в себя весь воздух летавший по комнате. Я представил её лицо: она смотрит на стены зелени слегка наморщив лоб и закусив нижнюю губу. Моя мама - вот кто был настоящей загадкой. Королева школы смогла стать заботливой мамой. Одев на себя корону на выпускном она думала что не снимет её до конца жизни. Возможно, иногда она её и не снимала, общаясь с окружающими порой грубо, бестактно и вызывающе. Бытует мнение, что братья (мой отец и дядя) специально выбирали себе жён, не умеющих сдерживать эмоции.
Моя мама по манере общения напоминала гламурную темнокожую репершу, каждое предложение проговаривала как дерзкий речитатив и умело обозначала роли окружающих.
Но она менялась. Весьма умело, кстати говоря. Заходя в мою комнату и садясь на краешек кровати она чувствовала себя как на проповеди и не могла лицемерить.
Когда-то, мама гордо надела усыпанную камнями корону и улыбаясь взглянула на своего короля. Рядом с ней махая всем рукой как принц Чарльз стоял мой отец. Самый популярный парень школы, вырастивший меня.
Сейчас их судьбы по виражам напоминали быстрые американские горки. Стоявший в толпе зажатый парень, которого местные задиры-мудаки вроде моего папы любили окунуть головой в толчок туалета превратился в олигарха. Красавчик-король стал трудягой среднего звена, за мешками под глазами скрывая многочисленные обиды на мир.
— Этот город опасен - проронила мама. «Мы должны уехать отсюда» - я ожидал, что она скажет это и прикажет собирать вещи обратно в зелёный чемодан. Этого, на моё удивление, не случилось. Она лишь в очередной раз показательно глубоко вздохнула, встала с кровати и зашагала прочь - Спокойной ночи - ласково проронила она, после чего послышался хлопок двери.
Я остался один. Один наедине с тьмой и дрожью, окутывавшей тело всё сильнее и сильнее.
«Да сохранит Бог твою молодую кровь» - отчаянный голос, кричавший изо всех сил. Загадочная старуха будто продолжала стоять над моей кроватью, взглядом просверливая белое одеяло.
Что она имела ввиду? Пустая фраза, проронённая из уст ночного кошмара начала играть новыми красками. Может быть тут чтобы выжить и вправду только Бог сможет помочь?
Я навязываю. Мне стоит расслабиться, закрыть глаза...
Ладонью я вытер стекающие капельки, смахнув их на покрывало. Поджав ноги под себя, я боялся расслабить их и дать вылезти из тёплого убежища.
Дрожь спала. Я провалился в сон.

Тёмная комната. Тонкое одеяло, под которым свернувшись в комок лежал потеющий подросток. Скрипящий шкаф то открывается, то закрывается сквозняком дующим из приоткрытого окна. Среди гор вещей, небрежно валявшихся в пыльных коробках, блеснули глаза, мрачная рука приоткрыла дверцу.
Сладкое дыхание спокойного сна. Ни звука кроме размерянных вдохов спящего мальчика.
Мрачная тень вышла, и медленно наступив на пол вслушалась в тихий скрип под подошвой. Она застыла над недвижимым телом, улыбаясь стянув одеяло и осмотрев умиротворённое лицо, в блеске влажной кожи отбивающее свет луны, проникающий в комнату сквозь единственное окно.

Громкий звон колокола разлетелся по мрачной площади. Оранжевое небо, напоминавшее по цвету бушующий пожар. Тёмная жидкая грязь, в которой по лодыжку тонет моя ступня.
Я стоял в толпе, лица каждого в которой с интересом смотрели на развернувшуюся впереди картину.
Чёрные вороны кружили над головой, заглядывая тёмными как бусинки глазками в душу. Одна из них, под звучное «К-а-р-р!» села на деревянный столб, верхушка которого прослеживалась сквозь головы народа.
Она махала крыльями в разные стороны, будто призывая меня привстать на цыпочки и осмотреть столб.
Я по хамски хватаюсь за плечо стоявшей впереди незнакомки, её голову плотно скрывал белоснежный платок, и моментально возвышаюсь над всеми.
Перед взорами людей застыл крест, окутанный багровой кровью, капавшей вниз на чёрную грязь. Она медленно струится по тёмному дереву, выходя из тела закрывшего глаза тощего высушенного молодого парня.
Ручьи крови начинают течь быстрее. Словно тонкая паутина, капли охватывают всё тело несчастного. Они находятся в непрерывном движении, поглощая струями словно тонкими нитками бледную кожу.
Создавалось впечатление, будто они медленно твердеют. Кровь засыхала, превращаясь в темно-красный блестящий камень. Она образовывала на бледной коже глубокие ямы, словно железные цепи окутывали тело всё сильнее и сильнее. Казалось, вот-вот и струи крови разрежут тело на множество маленьких частей. Ужасное зрелище.
Несчастный распахнул глаза, первым делом непонимающим взглядом посмотрев на толпу, после чего наклонив голову взглянул на тело.
Тяжелые глубокие вдохи стали чаще. Его грудь то надувалась, то сдувалась как праздничный воздушный шар. С голубых чистых глаз рекой полились мужские слёзы отчаяния.
Толпа продолжала бесчувственно наблюдать за кровью, живущей своей жизнью.
Дикий громкий визг. Тонкий визг, заставлявший уши чувствовать себя как от ультразвука, которым секретное подразделение армии убивает врагов.
Визг напуганной свиньи. Это точно свинья, я узнаю эти звуки в любом случае. Узнаю, потому что испытываю дикую неприязнь к этому животному. Необъяснимая детская фобия, от которой мне не удаётся избавится на протяжении многих лет.
Да, ещё один страх, хранящийся внутри себя. Маленькие грязные безобидные существа, кажущиеся мне самыми чудовищными созданиями планеты.
Гребаная свинья продолжает орать.
Я продираю глаза, судорожно осматривая комнату. Белые стены залили ярко-жёлтые лучи восходящего солнца.
Свет, доносившийся из окна на целую минуту ослепил глаза, в непроглядной тьме которых танцевали тысячи огней после взгляда на солнце.
Прямо с омерзительным криком свиньи наступило утро. Новый день. Я надеюсь, он обойдётся без неприятных сюрпризов как прошлый.

Жирный желток медленно расплывался по моей тарелке, образовывая ярко-жёлтое море, посреди которого словно огромные круизные лайнеры плавали огрызки моего недоеденного хлеба. Порезанный белок напоминал острова. Жидкий кусочек справа - вылитая Новой Каледонией, а куски поменьше чуть правее - Борнео с едва заметной Суматрой.
Голова раскалывалась. Я чувствовал мерзкий звон в ушах, будто тот звук до сих пор громко звучал.
Странный сон. Будто я побывал в параллельной реальности, где вместо света небо горит пугающим оранжевым, а люди носят белые платки на головах.
Скорее всего, мои родители пережили не самую приятную ночку, как и я. Я даже представлял, насколько неприятную: каждый по очереди просыпался в собственном поту, вспоминая жуткое известие о убийстве. Идя вниз и скрипя дверью он будил другого родителя, в свою очередь продолжающего лежать с раскрытыми глазами и ждать пока первый родитель прийдёт с кухни издавая из своего рта аромат жирной салями. Дождавшись пока первый родитель заснёт на медленно высохшей простыне, второй родитель также идёт на кухню изучать внутренности холодильника. И так множество раз. НЕСКОНЧАЕМЫЙ ЦИКЛ. Я понял это по синим мешкам на глазах, добавляющим моим родителям усталого вида, и по гундосому тихому голосу, тон которого не смог задать даже кофе.
Интернет разрывался, окрасив свои просторы в траурный чёрный. Хэштеги «#молимсязаДавида» и «#чтослучилосьсАдрианой?» вышли в местные тренды Твиттера. Все постили одну единственную фотку Давида, доступную обществу: маленький клочок школьного альбома за девятый класс, посреди рамки которого виднелось пухлое уставшее лицо. Выставляя её все ставили хэштег и грустные смайлики.
Инстаграм взорвался. Люди выкладывали фото расчлененного тела, повисшего на кресте (зачем?). Администрация социальной сети и города быстро чистила все публикации, боясь напугать ещё больше и без того напуганных людей.
Мама молчала, смотря в окно и пережёвывая остывшую глазунью. Вот от кого, а от неё я не ожидал столь отстраненной реакции. Я видел картину, как только продрав глаза вижу собранный чемодан и лохматую напуганную мать «Уезжаем быстрее!», «Валим!», «Этот город проклят!» - короче, типичные представления о суетливых матерях, боящихся всего на свете. Но вместо своих фантазий я видел это: грустный поникший взгляд, крепко стиснутые губы, словно боясь что из рта вылетит неуместное слово; опущенный подбородок - кажется, она ссутулилась первый раз в жизни. Стройная осанка всегда выделяла её среди других перекошенных родителей. Должно быть, помогли занятия балетом в детстве.
«V" - всплыла перед моими глазами алая буква. От неё в разные стороны струились литры крови.
Возможно, главной причиной остаться был мой отец. Улыбаясь, он сидел с краю стола делая вид что город, где вчера убили подростка сущая утопия. А знаете из-за чего? Из-за того, что его зарплата тут выше чем в рыбацкой деревне в целых четыре раза. Он даже стал сидеть по другому: самодовольная, наглая осанка бизнесмена. Начал чувствовать себя по другому: ни как человек, чья рубашка жутко пропахла рыбой, а лицо похоже на то, будто пять минут назад у него умер кот. А как человек, который наконец начал получать удовольствие от жизни. Идеальный мужчина: напивая себе под нос мелодию из заедающей рекламы он быстро съел завтрак, пританцовывая выпил стакан кофе и напоследок чмокнул жену. Хоть у кого-то дела налаживаются.

Коридоры школы, из яркого шумного места встречи молодёжи превратились в тесную канистру с тёмной нефтью. Толпа стала сборищем траурных подростков, каждый из которых всем своим видом пытался показать, что скорбит. Для всех учеников имя «Давид» стало не тем звуком, после которого хихикнув стоило крикнуть «А, тот обдолбанный жирный еврей? Я видел этот видос». Для всех учеников его фотография стала не поводом для отпущения очередной пошлой шутки, а поводом чтобы сжать руки перед собой в искренней молитве. Вот так, лишь умерев на глазах у всех зажатый жирный парень стал горем города.
Его фото висело рядом с шкафом - всё тот же снимок из школьного альбома, где он печально смотрел в кадр будто вот-вот расплачется. Тот день он запомнил надолго, в отличии от довольных собой обидчиков из баскетбольной команды: перед фотографированием один из них толкнул толстяка лицом в противную грязь, реки которой мерзкой густой жижей текли у школы, с криками: «Мерзкие гадкие свиньи должны жить только так!» В то утро он где-то пол часа провёл над раковиной в туалете, пытаясь хоть как-то отмыть вонючую жидкость.
И до сих пор, на висевшей тут фотке виднелись коричневые капли на воротнике серой кофты Давида. Всю жизнь он был посмешищем, после случая на вечеринке превратившись в «популярное посмешище».
Сейчас же, над десятком горевших свечей и несколькими алыми розами склонилась почти вся школа, горюя за ушедшим навсегда. Лицемерили они - неизвестно, ведь как можно понять, толкал ли лицом в грязь Давида широкоплечий брюнет, сжавший в руках тонкую свечку и дотронувшийся до рамки фото, висевшего на железной дверце шкафа? Как можно понять, тыкала ли пальцем в растерянного ослепшего парня рыжая тонкая девчонка, по щеке которой медленно скатилась слеза?
Что можно сказать с уверенностью: каждый горевал по-своему. Кому-то жалко несчастного парнишу, кому-то страшно за своё тело, на котором сегодня же могут вырезать огромную букву. Вся школа превратилась в тёмное тихое море, в коем каждый склонив голову пребывал в чистом страхе. Каждый видел перед собой окровавленное тело. Каждый был в шоке.
Хотя нет. Не каждый. По всему коридору раздался стук длинных шпилек и шаги увесистых подошв. Мрачную толпу своим видом разбавляли нахальные мажоры, превращающие тёмную нефть в новогоднюю гирлянду. Подняв подбородок, каждый из них смотрел лишь в одну точку впереди. Выпрямив осанку, казалось, они хотели достать до потолка макушкой. Идя в одном ритме, одной и той же ногой они были словно клонированы с одного человека.
Серая куча людей рассасывалась, образовывая тоннель для дефиле стабильной каждодневной сенсации.
Гордые ухмылки, довольные лица - они создавали интригу и скандал даже после смерти Давида, всем видом показывая насколько им хорошо.
На Алине обтягивающее чёрное платье с красно-зелёными полосками по бокам, на Каролине - ярко-розовый свитер с котом в паетках посередине, на парнях - толстовки и футболки с броской надписью на груди. «Гучи» - твою мать, я совсем забыл что сегодня за день.
Компания резво подошла ближе, продолжая ухмыляться, будто пару секунд назад они услышали постыдную шутку о моей персоне. Хитрые улыбки, словно шрамы, искажали лицо каждого (кроме Никиты; думаю, это и так ясно. Он выглядел ужасно.)
— И как вы это назовете? - с возмущением кинул я, уставившись на броскую кофту Кэр.
— «Как МЫ назовём»? - повторил Андрей, бегая глазами по моему телу - Где Гучи, брат? Ты не сможешь сидеть с нами за столом в этом! - пальцем он указал на мою скромную чёрную майку.
— Вчера, блин, произошло убийство, а вы думаете о Гучи и изо всех сил делаете вид будто вам посрать.
— Так нам и в самом деле посрать - удивлённо бросил Макс, не предавая привычки таращится на каждую прохожую в узких джинсах или мини-юбке. Каролина усердно этого не видела, или видела, но делала вид глупышки.
После равнодушной фразы Макс положил гигантскую ладонь на плечо Кэр (в сравнении с рукой Макса оно выглядело как плечо смурфика, придавленное лапой йети). Лицо блондинки поменялось, словно её резко ошпарило кипятком: она отклонилась от руки, глядя на неё как на разносчик проказы.
— Слушай, «господин здравомыслясть» - закатила глаза Алина.
— «Господин здравомыслие» - подправил я.
— К «господину здравомыслие» добавляется ещё и «мистер зануда» - продолжила она - Мы, скорее всего, единственные кто не боится выражать реальные чувства - она обвела рукой толпу, пялящую на наш спор словно смотря глупое ночное ток-шоу - Если мы и при жизни терпеть не могли пахнущего коровьим дерьмом жирдяя - после смерти мы не станем за ним горевать. Все в этой школе просто лукавят, оглянись! - вскрикнула она. Обернувшись, она начала обращаться к толпе, всё внимание которой и без этого было обращено на неё - Кто тут при жизни еврея не смеялся над ним? Поднимите руку, а?
Толпа замолчала, стыдливо опустив глаза в пол.
— Кто вообще считал его полноценным человеком, тут такие есть?- толпа всё ещё молчала, как собака, которую ругает хозяин за то, что она нассала ему в тапок - Вы ведёте себя сейчас как лицемерные жопы, думая что вы такие правильные. Каждый из вас - лжёт. И не надо делать из меня дочь сатаны лишь из-за того, что я пришла на каблах в школу после смерти ученика - я только сейчас заметил, что она несла свои загорелые ноги на черных шпильках сантиметров девять в высоту - Вы превратили школу в похороны. Причём похороны человека, которого вы при жизни сравнивали с говном.
— Алина? - произнёс строгий женский голос за её спиной. Из кабинета на громкую речь вышла математичка, схватившись за живот, будто она и вправду беременна от рыбника из Ашана.
— Я всё сказала - закончила она, поставив жирную точку и обернувшись, увидя рядом с собой озадаченную учительницу.
— К директору - злобно произнесла она, продолжая держаться за живот.

Курс истории родины - был одним из тех самых предметов, которые были чересчур монотонны чтоб их ненавидеть, и чересчур скучны чтоб любить. Я с абсолютно странными эмоциями, описываемыми одним точным словом «никакие», зашёл в знакомый узкий кабинет формы треугольника и сразу же громко ахнул. Нелепый звук типа продолжительного «Ах-х-х!». Такие привыкли слышать от старух на грани маразма, но не от шестнадцатилетних пацанов.
Слава Богу мой прокол, в виде истеричного вздоха ужаса, никто не заметил.
Я посмотрел на два пустых места в третьем ряду. Одно из них принадлежало мне, а другое - человеку, которого буквально вчера распяли на кресте.
Оно смотрелось словно маленький уголок тьмы, медленно поглощая весь класс, точно если я там сяду - меня сразу же накроет чистый ужас. Странное чувство.

Я бросил рюкзак у парты, быстро сев на стул и зажмурив глаза. Я сидел рядом с местом мёртвого, и что с того?
«Стул - это стул, не стоит навязывать себе. Открой глаза и слушай урок...»
Я раскрыл глаза.
«Молодец. А теперь посмотри на доску, прочитай тему и попытайся расслабится. Ты начал потеть, оу чувак, так ни одна чика не захочет познакомится с тобой. Согласись, не одна чика не хочет знакомиться с потеющим параноиком. Это мерзко».
День Осеннего Возрождения - сегодня нашей темой будет праздник, с которым теперь у всех будут связываться ассоциации не только Большого Пожара, но и чистой паники, ужаса, страха...
— П-с-с, чувак - я помнил его голос. Он продолжал звучать в моих ушах, в то время как я смотрел на учительницу, ставшую посреди класса. Казалось, будто если я повернусь то увижу знакомое пухлое лицо, по которому стекают мелкие прозрачные капельки. Он хотел меня предостеречь от них, людей которые сидя за второй партой смеясь проживают новый день не запоминая прошлый. Людей живущих только собой, людей живущих во взглядах десятков, сотен... Людей которым чужды эмоции. Он хотел меня предостеречь от моего же брата и его друзей.
— ... Если не хочешь быть выставленным на посмешище... - «На посмешище», «На посмешище» - эхо его голоса звенело в моих ушах. Запах чеснока. Запах его тела, далеко не самый приятный, он навис над моей партой будто Давид до сих пор тут сидит.
— Жуткая трагедия, которая поразила весь город... - учительница не успела договорить, презрительно взглянув на вскочившего с места молодого человека.
Я встал из-за парты, больно ударившись ногой и растеряно посмотрев на учительницу.
Шум, который создала моя невезучая левая нога отвлёк весь класс.
— Влад, Вам что-то мешает? - строго фыркнула она, обиженная на то что её лекцию грубо перебили.
— Да, простите пожалуйста, но я не могу сидеть за этой партой - историчка осмотрела класс, за минуту вынеся вердикт что свободных мест нет.
— Сядьте на место, как видите свободных стульев в классе нет - спокойно предложила она.
— Но я не могу сидеть тут - озадачено возразил я
— Я сказала БЫСТРО СЕЛ - завизжала она голосом как у престарелого исполнителя шансона, или солиста хэви-метал группы - Твоим местом будет мусорник в коридоре, если ты сейчас же не сядешь и не заткнёшься - я подскочил на месте, словно в меня попала яркая громкая молния, и мигом сел.
Кажется, учительница истории весьма опасная фурия. Даже пугающая, чёрт возьми. Говорят, перепады её настроений похожи на виражи ролер-костеров: с отличием, что у неё оно всегда было плохим, переходя из плохого в сумасшедше-ужасное.
— Она просыпается с плохим настроением - объяснил мне Андрей после урока - Кормит злых, как она, котов, кусающих её пятки с плохим настроением. Едет в маршрутке с плохим настроением. Празднует день рождение, новый год, рождество, Хэллоуин с плохим настроением. Она сидела в утробе матери с плохим настроением. Она родилась с плохим настроением.
Она и вправду даже говорила будто зловонный скунс навонял под её носом.
Её жёсткие чёрные волосы всегда были взъерошены, создавая на голове картину форменного беспорядка, но когда она на меня громко накричала волосы взлохматились ещё больше.
Пересилив себя, весь остальной урок я старался не смотреть на место Давида. Кровавый крест сразу всплывал перед моими глазами когда я туда косился.

Нормально слушать урок не получалось: мои мысли заняты копанием в чудовищном убийстве. Кем настолько руководит месть, чтобы убить невинного подростка? Может быть это обычный сорокалетний извращенец, который решил вставить свою лепту в школьную жизнь, после очередного наблюдения за подростками из окна старого минивэна.
Моя фантазия разошлась, я даже представил его лицо: седая борода, глаза прикрывают солнцезащитные очки, купленные в отделе «всё до пяти долларов», во рту друг на друга облокачиваются стремительно гниющие коричневые зубы а волосы седеют с каждым днём всё больше и больше, скрывая настоящий возраст психопата и делая его более старшим на вид.
Но тогда зачем шизанутому мужику представляться женщиной? Старухой? Ха, должно быть маньяк-женщина найдёт больший отклик в обществе эпохи феминизма. Зачем угрожать моему брату? Чисто ради веселья, любой житель хотел бы помучать сына олигарха.
Сквозь свои теории я не улавливал слайд-шоу, которое учительница включила нам для более детального погружения в эпоху до большого пожара.
Довольные люди улыбались на чёрно-белых снимках, забыв вытереть со лба мелкие капли пота. «1901» - написано над мрачными слайдами. Рисунки карандашом, на которых изображён огонь поглотивший маленькие деревянные домики.
Безумная чехарда: фото жизни, на котором с серьёзными каменными лицами стояли жители сменялось рисунком пожара, в котором те самые жители бесславно погибли.
Учительница, облокотившись об свою ладонь скучая нажимала на кнопки ноутбука, зевая смотря на экран. Далее перед скучающим классом выплыло фото героя-спасителя-великого-легендарного Дилана Грина. Консервативный мужик в строгом костюме, штаны которого были явно малы. Аккуратная седая борода, будто выщипанная под линейку и меланхоличные глаза, смотрящие мимо камеры. Судя по дате, снимок был сделан в аккурат после смерти жены: британки с серьёзным приданным.
Сзади него начинались бескрайние жёлтые степи, на фоне которых стоял строящийся особняк.
Дилан был типичным представлением стандартного человека о строгом мужчине из Новой Англии, созданным словно по шаблону.
Стрелки часов, висевших над доской медленно подводили время к окончанию первого урока.
Послышался щелчок клавиши. Выплыло новое фото: старая ферма, напротив которой как небольшая гора возвышался стог сена. Недалеко расплылась лужа чего-то коричневого и омерзительного. Надеюсь, это не коровий навоз. Из лужи торчали острые вилы.
На переднем плане в три небольших колоны выстроились, видимо, работники фермы. Бедно одетые, как и полагается тем кто трудится с раннего утра до поздней ночи. Невзрачные, серые, грязные. Их скучные взгляды и монотонные выражения лица не выделили бы этот кадр среди десятков таких же, что сегодня увидел класс во время уроков, если бы не одно загадочное «НО».
В третьем ряду, слегка встав на цыпочки, пыталась влезть в кадр женщина с до боли знакомым лицом. Я не мог её рассмотреть, но понимал, что где-то видел раньше.
— Извините, вы не могли бы приблизить фото к третьему ряду? - вежливо попросил я у скучающей учительницы, готовящейся к ожидаемому концу занятия.
— Ты меня сегодня вконец достать решил? - раздражённо фыркнула она, послушно приближая к третьему ряду кадр, немного покопавшись в функциях своего допотопного ноутбука.
Точно, мне не показалось. В кадре стола женщина лет шестидесяти. Грубое квадратное лицо, узкие сощуренные глаза. Я знал её. Прада, немного не в таком обличии.
Продавщица МаМа. Я не мог сам себе поверить, но я точно это понял. Стоя напротив фермы она выглядела младше, чем сейчас на лет тридцать.
Под фото была броская подпись: ферма Корнвальд, 1901 год.
— 1901 год... - тихо прошептал я, обратив на себя внимание сидевшей спереди блондинки.
Старухе чисто физически не могло быть (если предположить, что на снимке ей 60) сто восемьдесят лет. Это бред. Но в кадре стояла вылитая она. Та самая женщина, что вчера грубо выперла меня из заполненной котами лавки.
Это заметил не один я:
— Это же старуха из магазина! - крикнула девчонка с последнего ряда, указав пальцем на экран.
— Да-да, та, которая без проблем сиги продаёт каждому, даже первоклассникам - хихикнула неразговорчивая Сабина, обращаясь к своей подруге по группе - бледной блондинке.
Весь класс заполнился бурными обсуждениями, все узнали знакомое лицо местной психопатки-знаменитости. О лавке, воняющей кошачьим дерьмом тут слагали легенды.
—Может быть это её родственница - объяснила учительница, спокойно заметив неоспоримую схожесть.
— Такое сходство просто невозможно - сказал я - Она должна быть её сестрой-близнецом, чтобы хоть как то объяснить это.
— Так, успокойтесь все. Хватит шептаться! - крикнула Ангелина Васильевна - Это... это просто совпадение.
На меня загадочными глазами таращилась женщина, жизнь которой можно было объяснить разве что бессмертием.