Глава 8. Ловушка.
Поздний вечер. Кейли одна в библиотеке колледжа. Полки — как ряды надгробий. Тишина — давит. Но именно здесь, по наводке Джона, она нашла старый архив. Пожелтевшие газетные вырезки, склеенные заметки.
Заголовок на фронтоне:
"Шериф Роуд и его дети: трагедия или проклятие?"
Она замерла, читая.
"Жена шерифа Роуда покончила с собой, выбросившись из окна особняка. В предсмертной записке — обвинения: «Он сделал нас такими. Он вырастил монстров». Спустя год один из сыновей, Марк, был объявлен мёртвым после перестрелки. Похорон без тела не было. Старший сын Джон продолжил работу в полиции, но был замешан в деле о самосуде. Шериф умер от сердечного приступа спустя год после 'гибели' младшего сына."
— Он вырастил монстров... — прошептала Кейли, чувствуя, как кровь стынет в венах.
Монстры. Братья. Один — жив. Другой — скрывает боль за кожей, как за бронёй.
Их мать умерла, потому что они были... слишком похожи на отца?
Она сжала в пальцах вырезку. Там была старая фотография: семья Роуд. Отец, жена, два мальчика. Один из них — Марк. Его глаза, даже на фото, были мёртвыми. Но рядом — Джон. Тот самый взгляд, но теплее. Надломленный.
Тем же вечером.
Джон сидел в машине. Курил. Пепел осыпался на сиденье. Он смотрел на кадры с камеры. Кейли в его майке, её пальцы между ног. Он почти застонал. Сжал руль, как горло врага.
Он не должен был это видеть. Но теперь... не мог забыть.
Кейли принимала душ. Пар окутывал тело, вода струилась по груди, животу, бёдрам. Она закрыла глаза — и увидела его.
Джон заходит, срывает с неё полотенце. Прижимает к кафелю. Его пальцы вцепляются в волосы, рот — на шее, на груди, на животе. Он грубый. Жестокий. Точно палач.
— Ты хочешь, чтобы я был монстром? — спрашивает.
Она с вызовом смотрит на него.
— Будь им. Только для меня.
Её дыхание учащается. Она кусает губу, стирая воду с глаз. Струи будто сменяются кровью. И ей это... нравится.
Она дрожит от желания. Джон заполняет её мысли. В каждой тени она ищет его.
Но что, если в этих тенях — не он?
Позже, уже в постели, её разбужал звонок.
Снова.
Без голоса. Только дыхание. Долгое, в ухо.
«Ты думаешь, он защитит тебя? Он даже не знает, кто я. А я... знаю тебя всю. Даже то, как ты стонешь, когда одна».
Кейли замерла. Горло сжалось.
На другом конце — смех. Мягкий. Безумный.
— Кто ты... — прошептала она.
Щелчок.
В это же время, в мотеле на краю города, Марк сидел на полу, голый, в кругу свечей. На стене — фотографии: Джон. Кейли. Мать. Отец.
На одной — Элиза, целующая отца Джона. Фото — затёрто, порвано, скомкано.
— Он использовал её, как маму. Она была невинной. А потом стала грязной. Он сделал её грязной.
Он взял нож.
— Я вернусь. Как я и обещал.