001
Глаза нещадно жжёт, застилая картинки перед собой. Те мешаются, меняя понимание, переворачивая сущности, изворачивая суть настоящую и лживую, создающую жизнь тленную и милую, ужасную и прекрасную, отчаянную и не напрасную. Словно карты они воссоздаются в сознании Кима, пытающегося хоть что-нибудь уловить в потоке шума вокруг, чьих-то незнакомых криков и ожиданий. Губы трогает слабая улыбка, а за всё время мужчина лишь единожды чувствует упокоение и силу, способную вынести груз. Глаза всё также не могут сфокусироваться, отчего слезятся и вновь ковыряются в памяти. Мужчина пытается подобрать картинку из прошлого, сожженного заживо, но у него не выходит совсем. Двигающееся слабо тело из бывшего изваяния выглядит непривычно, порождая у жителей Эйтиза вопросы и недовольство, больше — изумление. Ким же не чувствует, что готов на них отвечать.
Рядом чужое женское тепло, чьё-то живое сердце рядом. Вздрагивает своим существом, отмечая про себя, что та идеально подходит. Он чувствует это, успешно зажимая ладонь сильнее, чувствуя её страх и растерянность, больше — веру безумной сказке про любовь.
Когда-то в горах Эйтиза он тоже верил, что способен найти свою родственную душу, чтобы разделить покой и буйство, страх и уверенность, презрение и восхищение. А ещё он верил в честность. Честность, неприкрытую алчностью и завистью, — и эта честность погубила его.
Наконец глаза удаётся за это время открыть. Они отвыкли от света любого, но мужчина не хочет закрывать их вновь. Чтобы вновь оказаться в собственной ловушке? Никогда. Нечитаемым взглядом огибая не изменившуюся за такое время площадь, мужчина видит большую толпу и никого, сумевшего его покорить. Скользит, в ту же минуту отворачиваясь, а потом умело улыбается обладательнице ладони в своих руках.
Она улыбается робко, совсем незаметно, сжимая в руке аппарат для фотосъемки. Что ж, вероятно, девушка из Стрэя, где магия не так хороша развита, отчего люди развивают технический процесс. Она ведь не знает о предании, о легенде, о выдумке, что на день всех влюблённых становится явью (или является ею всегда?), а ещё она без сил и магии, как обычный человек. Тэ ухмыляется, облизывая губы. Сначала он действительно полуголым, имея на себе лишь ткань около бёдер, растерялся и не знал, что делать и что говорить. Пожалуй, первый раз после произошедшего, которое было слишком давно, чтобы быть правдой, и слишком лично, чтобы быть забытым.
Щелчок. Его утончённые черты искривляются в ту же секунду, искажаясь до жути кошмаров, а чёткость деталей обретает темноту и на лице выползают шрамы страхов. Тэ тянет на своё лицо улыбку, ощущая смешанную палитру. Судьба меняется в мгновения, забирая нужное, оставляя важное, открывая нараспашку жестокое. Люди на площади Эйтиза ничего не понимают, а девушка, что держит ладонь бывшей статуи, вернувшейся в жизнь, пытается вырвать из чужих рук ладонь. Не выходит. Она теперь его боится.
Раздаются испуганные крики. Живая статуя кричит, не выпуская туристку, кричит отчаянно и с хрипом в горле, кричит о боли, что хранится давно внутри. Кричит и кричит, желая спрятаться хотя бы в поле, но едва ли осознаёт, что слышит его лишь один. Лишь один человек, держащий белую руку, дрожащий как осиновый лист, неосознающий ничего, наблюдающий за криками словно раненого зверя, сменившем кучу жизней и не вспоминавшем его.
Девушка хнычет, люди пытаются вмешаться. Ожидаемо никто не может. Эффект толпы или чего ещё, но кто пытаться не может из-за слабости, кто может не желает оказаться под атакой, а кто-то становится кем-то, в итоге ещё кто-то и эти слои предположений становятся чёткой преградой. Множество вариаций судьбы, в каждой из которой заключен вариант и действие, вариант и действие. Шарманка. Пустые действия и глупые позывы кого-то спасти. Зачем спасать обречённую?
Небо темнеет, краски сгущая синим и чёрным, играясь с цветами, загружая холодные оттенки, возвращая в жаркий Эйтиз беснующие ветры. Ноги мужчины подкашиваются, ткань держится на нём, но тело его не чувствует боли. Тело его крепко и молодо, несмотря на многие годы заточения.
Что было в заточении?
Игрушки и сны, чьи-то взгляды со стороны, провожающие жесты и странный запах имбиря. Лёгкое движение вверх, касание губ, а потом ароматный шлейф. Тэ не может понять — бессмыслица в видениях безопасна, сохраняющая сладкие мечты, или опасна, как и глаз, взирающий со стороны. Одинокая комната, спокойный ветер, дующий со стороны востока, немного темноты — экспозиция готова. Но глаз, стоящий там, со всех сторон, висящий на стенах, глядящий со спины, высевший на потолке, окружающий изнутри, наблюдающий за любым действием статуи бдит. О, он знает всё. Он бдит. Он следит за каждым, чёртовым, действием статуи. Статуи, что не могла двигаться, дышать и чувствовать, пока не ощутит прикосновение своей родственный души. Но разве эта трусливая пародия его любви и есть подарок от безнадёжной судьбы?
В голове девушки пластинка, играющая песни джаза. Она там улыбается игриво, пряди поправляя за ухо. Она смотрит на картину в тишине, выпивая вино, наслаждаясь одиночеством, не понимая, что в одиночестве спутником за ней по пятам всегда ходит тень. Тень следит за ней безмолвно, окружает пеленой, она дарит разрешение, позволяет быть собой, позволяет окунуться в самобытный настоящий строй. Позволяет на секунду прикинуться самой собой, позволяет на секунду, подумать будто ты живой.
Музеи, ракушки, венки, плетёные корзинки. Страхи от своей судьбы, крики в пустоту от боли. Тэ держит чужую руку, вцепившись ногтями, раздирая кожу до крови. Она молит и молит о пощаде, а он не видит в ней знакомой. Знакомая, что лишь недавно схватила его за руки, не была такой отчаянной, да, она ведь и вправду была другой. Тэ читает в чужом взгляде искорки веселья, боясь, что проиграл ей этот бой.
Бой ли это? Лишь смятение. Бредни твоей головы. Прикосновение разбудило старое проклятье, что наложили на мужчину «мудрейшие старцы». Но в чём же смысл? И почему же души не стали друг другу верны? В ту секунду, в те мгновения, что уловили они взгляды смятения, именно тогда в то плавное течение способен втиснуться червячок эгоистичности. Он маленький, он разгрызает внутренности, он поглощает с ног до головы, он улыбается по-своему, все мысли затмевая в миг.
Глаз продолжает следит, краски сгущаться, начинается дождь, одежда увлажняться. Руки соединены, белая кожа мужчины доселе остаётся такой же. Словно из камня, словно не он, словно не настоящий, словно высеченный изнутри. Он кусает до крови губу, не хочет закрывать глаза. Потому что там в темноте за ним также будут следить всегда. Глаз будет повсюду, слева, справа, под тумбой, сверху, снизу, под книгой, он будет везде, он будет нигде, он будет в сознании, он будет паразитом, он будет лейкоцитом, он будет лечить, заражать, побеждать, он будет заменой, и правдой, и ложью, и никто же в ответ не захочет соврать.
За тобой следят, за каждый движением. Ты не замечаешь взгляда позади. Этот взгляд достоин омерзения, точно как и Тэ достоин боли в груди. Почему нежные оттенки внушают ощущение покинутой всеми заботы, ненужности и всякой лишней дребедени? Может потому что нежность неспособна на порождение? Чего? Но кого? Что за чушь? Так почему при взгляде на свою родственную душу, его разрывает не нежность, а дрожь?
Почему она взяла его за руку? Потом что об этом ходили легенды? Потому что все отчего-то хотели оказаться принцессами на этом моменте? Станцевать под ручку, освободить юношу, получить одобрение, влюбиться, зажить с ним и больше не думать? О чём? О мире жестоком, о чём-то далёком, все равно приводящем к себе? О тенях природных, отходящих от света, отделившихся сущностями, ставших угрозами, нависающими стойко как меч?
И день влюблённых, иронично. Не были и не будут влюблены. Они запутаны, это уж точно. И никогда, о, да, они не будут влюблены. Запутанные в борозды страхов, в этой тишине, в этих криках, бреду и сознании, непонятных рисунках судьбы, захлёстнутуе в угол, поверженные болью, очнувшиеся всюду и одновременно нигде.
Невозможна правда. Невозможен исход. Только то, что от прошлого проклятья не спасает никакой выход, не спасает никакая душа, не спасает никакое решение и никогда не спасёт беготня. Потому что со временем девушка обернётся камнем на месте Тэхёна. Она станет забытой, её имя уйдёт, она станет декором, её никто не спасет. Белый камень постепенно съест дыхание и кровь, лицо застынет в выражении молитвы, кто-то насмехнётся, кто-то скажет «искусство». Белый камень лишит рассудка и терпения, а перед этим надоест. Тэхён останется на месте, в груде людей и чьих-то лиц. И так ли важно в этом моменте оглянуться и посмотреть вниз?
— Иногда ты ничего не ждёшь, — шепчет в тишине сломленный мужчина, жмуря глаза и слыша угрозы, — а что-то случается, и это «что-то» становится для тебя самым дорогим.
Дорогим? Как смешно. Он бежит от реальности. Вот же глупыш.
За тобой следят. Давай оглянись.