6
Тэхен молчит. Молчит и верит, что скоро всё закончится, что отец ни с чем уйдет отсыпаться на диван, что кончится эта ужасная ночь, но время тянется пронзительно медленно и тишина звенит в ушах.
— А мне, вообще-то, побоку. Раз эта проститутка шляется черт знает где, то ты отсосешь мне вместо нее. — спокойно говорит мужчина, начиная расстегивать ремень и молнию на джинсах.
Тэхен вжимается в стул и почти плачет. Теперь ему хочется, чтобы отец внезапно решил умереть, по дороге на пол ударившись о стол головой. Но он не падает и не ударяется, а расстегивает пуговицу, приспуская штаны.
Когда мужчина следом за штанами спускает и трусы и подходит к Тэхену, приказывая становиться на колени, у Тэхена где-то внутри щелкает адский переключатель и он хватает со стола нож. Парень подходит к отцу, опасно держа оружие в руке. Тот мгновенно трезвеет и натягивает штаны обратно, затем поднимает руки и пытается успокоить сына:
— Тш-ш-ш, Тэхен-а, спокойнее. Нож положи, ладно?
Но Тэхену плевать, переключатель уже щелкнул и пути назад нет. Тэхен заводит руку за спину и с размаху вставляет нож мужчине аккурат в живот. Тот распахивает глаза, хватается обеими руками за рану и опускается на колени. Некоторое время тяжело дышит, скрываясь на хрип, а затем и вовсе бездыханно падает на пол лицом вниз. Тэхена в мгновение ока охватывает истерика и он бессильно бросает нож рядом с телом, убегает в комнату. Там он падает на корточки на пол у кровати и долго-долго плачет. Боль пожирает его изнутри, сжимает внутренние органы в кулак, наматывая на него же, и именно в ту ночь в нем что-то умирает. Что-то очень важное, необходимое, без чего не прожить. А, постойте-ка, это, кажется, душа.
Под утро домой заваливается мать, пьяная до чертиков, долго верещит, когда заходит на кухню. Потом, естественно, звонит в полицию. Машина приежает минут через пятнадцать, Тэхена вяжут, мать в истерике. Но это все скрыто за туманной дымкой в глазах Тэхена. Его жизнь теперь делится на «до» и «после». На до и после щелчка где-то далеко внутри.
Периодически в голове у Тэхена что-то щелкает, и он чувствует себя прежним. Таким, каким ему уже никогда не стать. Это бывает редко, но Тэхен проследил закономерность: в этом виноват врач. Нет, не врач, а Чон Хосок. В этом виноват Чон Хосок. Чон Хосок и его бесконечно красивые каштановые пряди, что сползают на глаза; его бездонные карие глаза, в которых хочется тонуть; его такое манящее подтянутое тело, что постоянно облачено в белый халат, сидящий на нем исключительно идеально. Все Чон Хосок.
— Привет, Тэхен. — прокашлявшись, говорит Хосок, появившись в дверях палаты.
— Привет, хен. — выдыхает Тэ, чуть заметно улыбаясь.
— Ты сегодня в настроении, я смотрю? — улыбаясь в ответ, заинтересованно спрашивает Хосок.
— Да, сегодня в настроении.
Тэхен по-турецки сидит на кровати, Хосок сидит на стуле, который притащил поближе к кровати, перелистывая бумажки в руках. «Бесценный момент» — думает Тэ. Они просто сидят, улыбаясь. Хосок смотрит на бумажки, Тэхен смотрит на Хосока.
— Ты красивый, хен. — вырывается у Тэ.
Хосок поднимает на Тэхена глаза, в которых запросто читается удивление, и, более того, ошарашенность. Рука застывает на одном из листов, что он собирался перевернуть, а Хосок смотрит на Тэхена, не отрываясь. Внезапно ему в голову приходит простая истина, которой тут же хочется поделиться: «Ты тоже. Ты тоже очень красивый». Но эта мысль просто ненужно проносится в его голове, так и не вырвавшись наружу, потому что он не может так сказать. Ему нельзя.
Нельзя.
Тэхен начинает переживать: хен смотрит слишком долго, не меняя выражения лица и даже не моргая. Младший поднимает руку и несколько раз щелкает пальцами перед лицом Хосока. Тот сразу же приходит в себя, дергает головой из стороны в сторону, резко отстраняется от кровати, чуть не падая со стула. А потом поднимается и подскакивает, выбегая из комнаты, бросив на ходу что-то вроде «Я позже зайду!»
И Тэхену вдруг больно. Больно нестерпимо, а он думал, что забыл уже это чувство напрочь. Но оказывается, что нет. В груди трепыхается сердце, готовое упасть прямо в пятки, а мысли затуманены: Тэхен думать не хочет, так будет только больнее. Парень пытается в чувствах разобраться, понять, что к чему, но в итоге просто бессильно падает на кровать. Он думает, что внутри у него — бесчисленное количество полочек, на которых в коробки сложены воспоминания. Светлые или тёмные, счастливые или грустные. В безобидных розовых коробочках хранятся добрые истории про первую школьную любовь, в увесистых чёрных — события самого ужасного дня в жизни Тэ, того, когда он схватился за нож. Парень хочет, обойдя ненавистные черные ящики, протереть полочки с надписями «любовь» и «отношения» от пыли, вспомнить, как это, но у него не получается, потому что старые дурацкие коробки падают с чертовых скрипучих деревяшек, больно ударяя Тэхена по голове. Парень и не знает уже, можно ли, а главное — нужно ли ему заводить сейчас отношения, тем более такие странные, тем более с Хосоком, но то, что он этого хотел, ему было ясно как белый день. Шрамы на душе, нанесенные тем самым злосчастным ножом, все так же кровоточили и ныли, не давая ужасным черным коробкам и шанса быть окончательно забытыми. Тэхен решил, что он с тех пор чувствовал себя мотыльком, запертым в банке. Сверху на банку натянута крышка, и мотылек бьется о стеклянные стенки, прося о помощи, но помогать никто не спешит. Каждый горазд посмотреть, ткнуть пальцем в красивое насекомое, но выпустить, чтобы мотылек свободно вспорхнул прямо к небесам, никто не хочет. И это только потому, что мотылек заблудился, потерялся, потому, что он не может ответить на заданные себе собой же вопросы. И, наверное, потому, что у мотылька на крыльях ярко-алые брызги свежей крови.