4
— А что рассказывать? — чуть грустно начинает Тэхен. — Меня отец избил и хотел изнасиловать, а мне, ясен перец, это не понравилось, вот я ему нож в желудок и врисовал. — выдает он, начиная к концу фразы улыбаться.
— Интересная история, — комментирует врач и спрашивает затем, прищуриваясь, — А почему ты улыбаешься?
Хосок сидит в ординаторской на диване, закинув ноги на невысокий столик, и изучает историю болезни. Сокджин сидит на диване напротив и задумчиво вглядывается в черты лица Чона. Тот о чем-то очень напряженно и долго думает, об этом говорит складка меж его бровей. Врач кусает карандаш, держа его в одной руке, а второй держит историю. Сокджин наклоняется набок, чтобы посмотреть на лицевую сторону первой страницы, туда, где написана вся основная информация о пациенте. В графе с фамилией и именем красуется выведенное аккуратными хосоковскими буквами «Ким Тэхен». Сокджин поднимает голову и привстает с дивана, чтобы заглянуть внутрь, но внезапно Хосок захлопывает историю и бросает ее рядом с собой, а затем смотрит на возвышающегося над ним Сокджина, у которого ноги в коленях согнуты и взгляд заинтересованный.
— Что? — выплевывает Хосок, нервно глядя на Кима. Тот бегает по помещению глазами, а затем усаживается обратно на диван с тихим «ой». — Что? — повторяет Хосок.
— Кто такой этот Ким Тэхен?
Хосок выдыхает и потирает переносицу, зажмуривая глаза и снимая очки.
— Он псих.
Сокджин снова теряется, смотрит по сторонам одними глазами и начинает заливисто смеяться.
— Хосок, ты дурак? Ты работаешь психиатром в психиатрической больнице, лечишь психически больных, и сейчас говоришь такое?
Хосоку не смешно.
— Ты не понимаешь, — выдыхает он, открывая глаза и надевая обратно очки. — Семнадцатилетние подростки, только и мечтающие, что вскрыться, девушки с манией преследования, и мужчины, которые считают себя королями — это одно. Ким Тэхен — совсем другое. Он убил своего отца и улыбается, когда говорит об этом. Он спрашивает у медсестер совершенно сумасшедшие вещи, не имеющие вообще никакой логики. Он не человек, по-моему.
— А кто же? — спрашивает ставший серьезным Сокджин.
— А вот это мне и предстоит узнать. Пойду-ка я к нему.
Тишину полупустого коридора нарушает только звук шагов Хосока. Помедлив немного перед тем как зайти в палату, Хосок открывает дверь и видит Тэхена, сидящего на полу по-турецки и рассматривающего свои ноги.
— Привет, — бросает он, не отрывая взгляда от ног.
— Привет. Ты знаешь, что я тебе хен? — пытается шутить Хосок.
— Теперь знаю. Привет, хен, — повторяет Тэхен, не только не отрываясь от ног, а даже наклоняясь ниже.
— Что ты делаешь? — спрашивает удивленный Хосок.
Тэхен наконец поднимает глаза, смотрит пару секунд на Хосока, а затем отшатывается назад. После секундной паузы парень садится обратно и отвечает:
— Строчку оверлочную рассматриваю, непонятно что ли?
— И зачем? — интересуется Хосок, опускаясь перед Тэ на корточки и наклоняя голову набок.
— Потому что мне скучно, — сообщает Тэхен, поднимается с пола и падает на кровать. — И меня никто не развлекает.
Хосок поднимается следом за Тэхеном, переносит стул из угла комнаты к кровати Тэхена, садится на него и говорит:
— Судя по тому, что я видел, и что мне о тебе рассказывали, ты и сам себя неплохо развлекаешь.
— Это потому, что ты видишь только то, что хочешь видеть, хен, — замечает Тэхен, уставившись в потолок и рассматривая на нем маленькие трещинки.
— А как на самом деле? — Хосок удивляется. Но не фразе, которую сказал Тэхен, а тому, как он сейчас выглядит: задумчиво, очень серьезно, и совсем не так, как должны выглядеть психбольные. Тем более, такие как он.
— Точно не так, хен. Уходи, ты испоганил мне настроение.
И Хосок уходит, возвращается в кабинет, где его встречает удивленный Сокджин, спрашивая сразу:
— Что случилось?
— Сокджин, он сказал, что я испоганил ему настроение.
— Настроение? Ким Тэхену? Подробнее расскажи, ладно?
Хосок хватает диванную подушку, закрывает ею лицо и обречённо стонет в неё.
— Какого черта все так сложно, хен? — спрашивает Хосок, не отрывая подушку от лица.