Глава 25
***Сцены в этой главе имеют временный промежуток***
Лиса
Его слова не становятся для меня неожиданностью, но я не думала, что он скажет это при папе.
Чонгук думает, что я святая, всепрощающая и глупая. И очень странно, если я ему нравлюсь, такой как есть, потому что школа кое-что показала мне: любят мерзких и стервозных девочек, но не тихих, слабых и дружелюбных.
Он думает, что меня тянет к матери, которая всячески пытается меня уничтожить. Это не так, я бы хотела материнской любви, но за столько лет знаю, что моя мать просто не способна на это. Ей это чуждо или просто не нужно. Однажды, когда она как всегда напилась, я слышала, как она жалеет, что не сделала аборт и что родила от такого никчёмного человека, как мой папа.
Но я люблю своего папу. Всю свою осознанную жизнь я мечтала о том, чтобы мы с ним жили вдвоём, без неё. Даже если бы это означало, что в свои шестнадцать мне нужно устроиться на любую работу — официанткой или уборщицей.
Возможно, в глубине души я обижена на то, что он постоянно прощает её или даже не хочет замечать, какой она монстр. Но в любом случае — я его люблю. И знаю, что его верность ей — отчасти благодарность за то, что она ухаживала за ним после травмы. Это длилось не месяц и даже не год, она тянула всё на себе больше пяти-шести лет.
Собравшись с духом, я смотрю на Чонгука. На тёмные глаза, излучающие спокойствие и бурю одновременно. На резкие и грубые черты лица, чёткие линии его челюсти, острые скулы.
— И к-как долго она там п-пробудет? — спрашивает папа, стараясь казаться холодным. У него не получается, потому что его голос дрожит — и не из-за заикания.
— Долго, — просто отвечает Чонгук, не отрывая от меня взгляда. — Ей нужна помощь.
Даже в таком спокойном тоне удаётся расслышать его жёсткость. Мне нужно срочно уйти отсюда на время, потому что я боюсь смотреть папе в глаза. Он будет винить меня за то, что это произошло с мамой. Даже если он сам понимает, что она ненормально ведёт себя.
— Извините, я сейчас приду.
Отодвинув стул, я встаю из-за стола и быстро направляюсь к лестнице и убегаю наверх, дохожу до ванной в нашей спальне и закрываю дверь. Так непривычно думать, что в этом доме есть что-то моё, наше.
Называть кровать, спальню, ванную, весь этот дом нашим.
Нет, это не моё.
Это принадлежит Чонгуку.
Я никогда не смогу свыкнуться с тем, что это и моё тоже.
Включив холодную воду в раковине, я мочу сначала руки, а затем лицо — потому что оно красное. Настолько красное, что я почти теряю сознания. Ненавижу такие состояния, когда я краснеют, а это происходит почти всегда — от страха, смущения, возбуждения, радости, нервов. Чаще от отрицательных эмоций, конечно. Это странная реакция моего организма, которая иногда мешает мне жить.
Освежив лицо, я выключаю воду и усаживаюсь на край ванной.
Так не хочется выходить. Видеть грустные и разочарованные глаза отца.
Я сижу так какое-то время, пока ручка двери не начинает дёргаться.
—Лиса, открой дверь, — просит Чонгук с той стороны. Хотя просьба больше похожа на приказ или командование. Я его не обвиняю, у него очень грубый и жёсткий голос, который не всегда звучит мягко.
Точнее, никогда, хотя часто пытается.
Встав на ноги, я медленно плетусь к двери и открываю замок. Он заходит и рассматривает меня с ног до головы, словно переживает о моём состоянии.
— Ты знаешь, что я должен был это сделать. И это меньшее после случившегося.
— Я знаю.
Мама хотела, чтобы меня изнасиловали. Двое мерзких и отвратительных мужчин, воспоминая которых меня тошнит. Хотела, чтобы меня использовала и Чонгук по этой причине меня бросил. Да, этого она и хотела, чтобы я стала использованной пьяницами девушкой, которую он бросит.
Я не могу представить, что было бы, если бы не Чонгук.
Он не дал им изнасиловать меня. Но они снятся мне. Вчера снились. Сегодня снились. Их мерзкое лица и руки, которые трогали моё тело.
— Тогда почему ты смотришь на меня, как на чудовище? — он выводит меня из пучины ужасных мыслей и воспоминаний.
— Это неправда.
Я никогда не смотрю на него, как на чудовище. Просто он устрашающий, особенно когда дело касается моей матери. И может быть, я всегда боюсь его реакции. На что угодно, не только на свою мать. Он такой властный мужчина, который живёт так, как нужно ему. Он богатый, красивый, он был женат на потрясающей красоты женщине. А я просто абуза, я и мои родители, я совсем не под стать ему.
— Я не хотела, чтобы ты сразу же рассказал об этом моему отцу, — признаюсь я.
— Ты хотела сама рассказать об этом? — сейчас его тон звучит немного издевательски. Он знает, что я не хотела.
— Нет, — честно отвечаю я.
— Потому что ты не должна об этом рассказывать.
— Я не хочу, чтобы папа ненавидел меня из-за неё.
— Он не будет ненавидеть тебя, принцесса. Он твой отец и любит тебя, поэтому больше он не позволит причинять боль тебе. Даже твоей матери.
Его слова успокаивает меня так сильно, словно с плеч спадает ужасно тяжёлый груз, который я долго тащила на себе.
— Ты действительно так думаешь?
Чонгук проводит большим пальцем по моей щеке, когда я запрокидываю голову назад, чтобы видеть его. Мне всегда нравились высокие парни, даже если я сама никого не интересовала, у меня были приоритеты. Но я не думала, что мой мужчина будет настолько высоким, крепким, мускулистым и хорошо сложенным. Стоя рядом с ним, я действительно себя чувствую как за стеной, которую нельзя сдвинуть.
Его прикосновения очень нежные, но я не могу избавиться от навязчивых воспоминаний. Я боюсь вернуться в тот день и почувствовать их ужасные грязные руки на себе.
Меня снова стошнит, если я буду об этом думать.
— Это так. Ты его единственная и любимая дочь.
— Он тебе сказал? — спрашиваю я, не требуя никакого ответа. Это скорее сарказм, хотя всё, что выходит из моего рта, никогда не имеет ни саркатического, ни язвительного тона.
— Да, только что.
Мои глаза расширяются от услышанного, я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать эмоции. Папа — самое дорогое, что было в моей жизни, я не хочу терять его ни при каких обстоятельствах.
— Пойдём. Думаю, я бесцеремонно прервал ваш ужин.
— Можешь к нам присоединиться, — улыбаюсь я в надежде отогнать тему с моей матерью на второй план. Когда он возится с нею, мне постоянно некомфортно. Я не хочу доставлять ему неудобства.
— Ты не против?
— Конечно, не против.
Когда мы спускаемся к папе, он не подаёт виду, что расстроен и эта новость ударила по нему.
— М-милая, и как тебе учёба? — спрашивает он, когда мы возвращаемся к ужину.
— Мне нравится. Некоторые предметы очень скучные, но преподаватели почти все хорошие.
Он поддерживает разговор и ничего не говорит о ней.
Может, потому что Чонгук с нами, а папа уже понял — если Чонгук сказал, то это не обсуждается.
Но я знаю, что он расстроен и мыслями сейчас не с нами.
Он с мамой, несмотря на то, как ужасно она всегда вела себя по отношению ко мне и к нему.
Она не любила его. Даже не уважала как человека.
Возможно, мне её не понять, потому я не была на её месте, с недееспособным мужем и ребёнком на руках, которых нужно тянуть.
Но.
Что я сделала, чтобы она так сильно меня ненавидела? Хотела, чтобы меня изнасиловали? Если бы со мной сделали это, я бы не смогла дальше жить, а ей было плевать.
Я хочу отпустить её. Мне больше не нужно заслуживать её любовь или терпеть её издевательства. Её больше нет в моей жизни.
***
Уже декабрь.
В ноябре прошлого года мы познакомились. Мне было шестнадцать лет, а уже через полтора месяца исполняется восемнадцать.
Прошло достаточно много дней с того момента, когда меня чуть не...
Когда Чонгук нашёл меня в моей старой квартире. Очень много дней и ночей, чуть больше двух месяцев. И очень часто я просыпаюсь от кошмаров.
Как и сейчас.
Чонгук делает всё для того, чтобы я перешагнула это. И я стараюсь, правда стараюсь, но с того дня в моих органах поселился страх. Я чувствовала возбуждение, но не могла перестать представлять адскую боль.
Чонгук никогда не делал мне больно. Даже те единственные разы, когда он притрагивался ко мне, он подарил мне наслаждение. Дикое наслаждение, которое я сама никогда не испытывала. Но после того случая он давал мне только платоническую любовь, ничего большего.
Я лежу на груди Чонгука с открытыми глазами, и пробивающийся к нам в окно свет уличных фонарей позволяет мне рассмотреть его тело. Его мускулистое тело, накачанные мышцы пресса и груди, мощные бицепсы и несколько татуировок на них, плечах, кисте руки и ещё одну надпись сбоку, на мышцах живота.
Указательным пальцем я медленно провожу по линии его подбородка, лёгкая тёмная щетина на нём дразнит мне кожу.
Он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела — даже если взять во внимание моего любимого Йена Сомерхолдера из Дневников вампира.
Иногда мне хочется нарисовать его, но боюсь, что выйдет некрасиво. Поэтому я рисую всё, что угодно, но только не его.
Я прислушиваюсь к его дыханию и вдруг понимаю, что оно становится тише.
— Почему не спишь, принцесса?
— Просто наблюдаю.
— За мной?
— Да.
Не могу поверить, что так просто говорю ему об этом. Хотя для меня это совсем не просто, я чувствую, как горит лицо. Когда-нибудь я сумею избавиться от этого? Я смогу сказать ему что-нибудь и не сгорать от этого, пылая жарким пламенем?
— Можешь продолжать, принцесса. Эти глазки не должны смотреть больше ни на кого, только на меня.
— Ты сильно разозлишься, если узнаешь, если я наблюдаю за кем-то другим?
— Этого не будет, Лиса.
Мне давно понятно, что ревность — это его слабое место, несмотря на то, что ни один парень в моей жизни не сможет сравниться с ним. Поэтому его ревность беспочвенная и необоснованная. Очень необоснованная.
Пару дней назад он забирал меня после пар. Я была в разных лаборотных группах со своими подругами, которые ушли чуть раньше. И я выходила из здания со своим одногруппником. Мы просто шли рядом, почти ни о чём не разговаривая. Он просто спросил у меня что-то по материалу на следующее занятие. Один вопрос за всё время, что мы шли. И потом мы попрощались друг с другом.
Но Чонгук не нашёл в нашем скудном разговоре ничего невинного. Он увидел это и был взбешён. Всю дорогу распрашивал, что за парень и почему я шла с ним вдвоём. И когда я отвечала ему, он начинал по-новой. Мне стало страшно за одногруппника, потому что Чонгук может убить его. Он больше любого моего одногруппника, преподавателя, знакомого или незнакомого мне человека. Чонгук огромный и очень сильный. Он правда может убить.
Тогда я еле смогла его успокоить.
Хотя не уверена, что он успокоился. Его суровый взгляд на протяжении всего вечера не имел ничего общего со спокойствием.
— Или ты хочешь рассказать мне о каком-то мальчишке, за которым ты наблюдаешь? — его хрипотца становится в разы жёстче. Хотя я знаю, что он не хочет меня пугать, внутри всё неосознанно сжимается.
— Нет, я просто пошутила, Чонгук. Я не собираюсь ни за кем наблюдать, кроме тебя.
Плохая идея шутить, зная, какую роль в наших отношениях играет его бесконтрольная ревность. А играет она чуть ли не ведущую роль. И пускай мне очень приятно, что он меня ревнует, но иногда он заходит слишком далеко и доходит чуть ли не до апогея.
Его грудь медленно поднимается и я успокаиваю его. По крайней мере, пытаюсь успокоить, вырисовывая на груди невидимые узоры указательным пальцем. Он продолжает пристально разглядывать меня, поэтому я опускаю голову ему на плечо.
— Ты ведь знаешь, кому ты принадлежишь, принцесса?
— Я знаю, — просто отвечаю я.
Многие девушки осудили бы меня за то, что я нормально реагирую на его слова, но я уже привыкла к его таким бзикам. Мне ведь не сложно сказать, что я принадлежу ему — и я правда хочу принадлежать только ему.
— И ты знаешь, что я сделаю с любым мелким ублюдком, посмеющим забрать тебя у меня?
— Знаю.
Его слова заставляют меня вспомнить тот день, когда он нашёл меня в парке с другим парнем. Как он смотрел на него, как желваки на его лице дрожали от злости.
— Свою бывшую жену ты так же ревновал?
— Нет, я не испытывал подобных чувств ни к кому, кроме тебя, Лиса.
От подобного признания я теряюсь и больше не знаю, что сказать.
— Давай спать, — шепчу я, зевая. Затем целую его в шею и переворачиваюсь на другой бок. Его рука ложится мне на талию и скользит к животу, но я не дёргаюсь от этого прикосновения, как долгое время до этого.
Он прижимается ко мне сзади, так близко и так сильно, словно прирастает ко мне. И самое главное, я отчётливо чувствую напряжение, сильное напряжение, которым он меня задевает. Его твёрдый член, он стоит и упирается в меня сзади. От этого я краснею ещё больше, хорошо, что этого не видно.
Чонгук целует меня в шею и плечо. И вскоре я засыпаю, больше не просыпаясь от кошмаров этой ночью.
***
Наверное, это были лучшие новогодние праздники в моей жизни.Чонгук буквально превратил мою жизнь в сказку, но больше всего мне было приятно, что он позволял папе оставаться у нас дома подолгу — и на праздники тоже.
После отдыха очень трудно возвращаться к учёбе, но я всё равно стараюсь внимательно слушать всех преподавателей на парах.
Мне кажется, единственный раз, когда я прогуляла — это вчерашняя пара Ким Сумена. И то, только потому, что мне стало очень плохо и я попросила водителя отвезти меня домой.
Я предупредила старосту и даже куратора. И вчера был всего лишь второй день учёбы после каникул, поэтому я подумала, что это не сильно повлияет на мою успеваемость. Но когда он прислал мне сообщение через несколько часов после пары, я очень удивилась и даже слегка напрягаюсь. Девочки всё время продолжают говорить, что он уделяет мне больше внимания, чем другим студентам. И мне сложно в это поверить, потому что он преподаватель, а я студентка. Вовсе я не думаю, что у него есть какие-то скрытые мотивы насчёт меня, совсем нет.
Вновь я перечитываю нашу вчерашнюю переписку, когда сажусь в кафетерии напротив подруг. Следующея пары физкультуры не будет, поэтому мы решаем посидеть здесь, как и многие другие.
Ким Сумен: Лиса, доброе утро. вас не было на вчера на моей паре.
Лиса: Добрый день, Ким Сумен. Извините, мне стало плохо, поэтому я ушла домой. Но я предупредила старосту об этом и куратора.
Лиса: Ничего страшного? Или мне нужно будет отработать эту лекцию?
В первом семестре нужно было отрабатывать только пропущенные практические.
Ким Сумен: Ничего не нужно отрабатывать, Лиса. Я был немного взволнован вашим отсутствием. Надеюсь, с вами всё в порядке?
Лиса: Да, просто головная боль, уже всё хорошо.
Ким Сумен: Я рад. В случае чего, всегда можете обратиться ко мне.
Лиса: Спасибо.
Заблокировав телефон, я возвращаюсь к разговору подруг. Дженни просит нарисовать её, потому что я присылала в нашу беседу свои рисунку и они ей понравились. Я отнекиваюсь, потому что у меня сейчас мало опыта. Я стараюсь рисовать людей, но не близких, потому что боюсь, что не получится и им не понравится.
Время быстро проходит, но я успеваю прочитать пару страничек книги «В конце они оба умрут», когда недавно купила.
На переменах между парами играет музыка по всему университету — и в здании, и во дворе. Многие одногруппники выходят на улицу покурить, несмотря на то, что конец января и очень холодно. Мы идём на следующую пару нашего куратора, которая проходит очень скучно. Она всегда очень тихо говорит и приходится прислушиваться даже с ближних парт, чтобы её расслышать.
Когда занятия заканчиваются, я вздыхаю с облегчением. Мне нравится учиться, я безумно рада, что у меня появились хорошие подруги, но включаться в учёбу слишком трудно. Выйдя на улицу, мы вместе идём к калитке, но кто-то меня зовёт сзади, из-за чего я останавливаюсь.
Обернувшись, я вижу Ким Сумена в чёрном пальто и немного взъерошенного.
Девочки останавливаются рядом со мной, но я шёпотом прошу их идти дальше и говорю, что напишу. Улыбаясь, они уходят.
—Ким Сумен? Что-то случилось?
— Здравствуйте, Лиса. Я хотел узнать, как вы себя чувствуете.
Он подходит ко мне ближе и осторожно дотрагивается до моего синего ввязаного шарфа, поправляя его. Но я делаю шаг назад, из-за чего он быстро убирает руку. В этом семестре нас перевели во вторую смену, поэтому сейчас в университете довольно мало людей, кто мог бы нас видеть.
— Я чувствую себя хорошо, спасибо, — сухо отвечаю я, понимая, что его внимание действительно очень навязчивое. Ким Сумен нравится мне как человек и преподаватель, он даже очень симпатичный, но моё сердце уже занято одним мужчиной, поэтому думать о чём-то другом внимании мне противно. Особенно, если это преподаватель.
— Если что, вы можете ко мне обращаться.
— Да, я помню, — я улыбаюсь из вежливости, переминаясь с ноги на ногу. —Ким Сумен, я могу пойти? Очень холодно.
— Да-да, конечно. До свидания, Лиса.
— До свидания.
Не оборачиваясь, я выхожу из дворика и глазами ищу машину водителя, но понимаю, что её нет.
Вместо неё здесь машина Чонгука и...
И он сам, стоящий возле неё.
Я знаю его чувства наперёд.
Если он видел, что мой преподаватель пытался поправить мне шарф, то его препадков на почве ревности не избежать. По его дикому, взбешённому и разьярённому взгляду я понимаю, что он видел.