CENTENNIAL

Скай

Я всегда приходил в госпиталь рано.
Не из вежливости - из тревоги.
Болезнь делает время липким. Кажется, что, если прийти позже, что-то изменится. Или уже случилось.
И ты опоздал. Навсегда.

Тётя Лин всегда говорила:
- Успокойся. Я не умираю. Ещё свадьбу мою третью, а может и четвёртую, застанешь.

Она сидела в кресле у окна, в больничной пижаме, с чашкой мятного чая. Свет ложился ей на лицо. Слегка опухшее, с лёгкой помадой - как у женщин, которые не сдаются.

- Всё хорошо? - спросил я, присаживаясь рядом.

- Лучше, чем у тебя, мальчик, - усмехнулась она. - Посмотри на себя. Лицо как у Иова.
- Как у кого?
- Прочти Библию, мой светлый. Там такие мужчины были, ты и рядом не валялся.
- Спасибо, тётя. Вдохновляюще.

Она рассмеялась.
Смех у неё был старый, как чай в медной кружке: терпкий, но уютный.
Я смотрел на неё - эту женщину, которая прошла через три развода, рак груди и кучу чужих предательств - и удивлялся, как можно ещё верить в любовь.

- Элли в порядке? - спросила она, уже тише.
- Сегодня не в настроении. Не захотела вставать с кровати.
- А ты?
- Я тоже.

Она дотронулась до моей руки.

- Твоя боль, Скай, не делает тебя плохим. Просто делает тебя живым.
- Иногда я не хочу быть живым.
- Я знаю.

Мы молчали.
Молчащие минуты с тётей Лин - как глотки тёплой воды после обжигающего чая.
Я чувствовал, как в груди чуть-чуть теплеет. Как будто этот мир всё ещё не полностью против меня.

- А знаешь, - сказала она вдруг, - я решила: если выйду отсюда, выйду замуж. В четвёртый раз. За того идиота, который каждый день приносит мне цветы и всё ещё стесняется смотреть в глаза.

- Ты о мсье Морене? - я чуть приподнял бровь. - Тот, что всегда роняет трость у ресепшена?

- Он симпатичный. И хоть старше на десять лет - смеётся, как подросток, когда я читаю ему стихи.
- Ты читаешь ему стихи?
- Да. И больше тебе не скажу ни слова, пока не начнёшь наконец читать Библию.
- Я лучше выучу пару поэм, честно.
- Поэзия - тоже путь к Богу. Особенно, если у тебя нет других ключей.

Она снова отпила чай. Пальцы дрожали. Незаметно, но я видел. Она делала вид, что нет. Я делал вид, что верю.

- Как Элли в школе? - спросила она.
- Всё по-разному. Иногда - героиня фильма. Иногда - никто.
- А ты?
- Я... тоже никто.

Она медленно положила чашку на подоконник и посмотрела на меня.

- Ты всегда так говоришь.
- Потому что это правда.
- Нет, Скай. Это просто боль, которая стала твоим голосом.

В этот момент за окном кто-то засмеялся. Детский смех. Громкий, звонкий, будто мир не знал о госпитальных палатах.

Я встал, потянулся, сделал шаг к двери.

- Я принесу тебе твой любимый апельсиновый йогурт. Тот, что со стеклянной крышечкой.
- Скай...
- Да?
- Не теряй себя. Даже если придётся потерять кого-то.

Я не ответил.
Только кивнул.
Потому что в горле застряло что-то слишком живое.

Я вышел в коридор.
Мимо белых стен. Мимо медсестёр, чьи лица научились быть нейтральными. Мимо запаха антисептика, который впитывался в одежду, как память.

Возле ресепшена рыжий Марсель ждал меня, ковыряя автомат с кофе. Я махнул рукой:
- Сейчас вернусь.

Он ничего не сказал. Только кивнул - как будто чувствовал, что мне надо немного выйти из мира, чтобы хоть на пару минут побыть тишиной.

Я вышел на улицу.
Холодный воздух коснулся лица, как будто напомнил, что я всё ещё жив.
Я вдохнул. Медленно.
И пошёл в сторону магазина за йогуртом.

Маленькие шаги.
Большой вес на плечах.
Но внутри...
Где-то очень глубоко,
что-то чуть-чуть сдвинулось.
Как будто грядёт встреча, о которой ты пока не знаешь.
Но уже идёшь ей навстречу.