Последние стражи Аарона. Изгнанники

Императорский дворец. Азхар, Тиронская империя

Все трое встретились у дверей дворца. От взора Моргана не ускользнуло, что Райс появился со стороны своего белоснежного особняка, стоящего на холме, а Мириам – со стороны порта. Они даже не взглянули друг на друга. Но в облике пирата, когда-то давно провозгласившего себя «честным торговцем», главную роль играла дерганная, нервная усмешка, полная собственного превосходства, а невеста его выглядела хмурой, испуганной и откровенно несчастной.

– Здравствуй, – шепнула она Моргану едва слышно, не сводя взгляда с идущего им навстречу Райса.

Он прошагал мимо, не обратив на них с Мириам и капли внимания. Стражники у дверей дворца расступились перед ним, почтительно склонив головы.

Морган искренне считал, что эти двое и вправду положены друг другу по судьбе, а он невольно стал преградой, разделившей их. Да, Мириам вырвала его из-под смертоносного удара Райса, и все же отчаянно нырнула в его объятия. Сложно было этого не сделать – Райс Локхарт с его именем, удачливостью и богатством выглядел пределом мечтаний для многих девушек.

Скверна, изувечившая кровь Моргана, лишила его многих оттенков чувств, но даже ему довелось заметить, что, будучи неоспоримо глупыми и юными, эти двое слишком близки. Не было ничего предосудительного и странного в их воскресшей влюбленности, а оттого теперь виделось слишком много боли ощутимой отчужденности друг от друга.

– Здравствуй. – Слишком много времени прошло с тех пор, как Мириам поприветствовала Моргана, а он лишь растерялся, но слова необдуманно срывались с его губ. – Как ты?

Она отчего-то шла плечом к плечу с ним и вовсе не старалась нагнать Райса, безотрывно уставившись взглядом в его широкую спину, маячащую впереди. Расслышав голос Моргана, Мириам хлопала ресницами и хватала ртом воздух, не зная, как отозваться на его вопрос. Ей было плохо. Легкая, всегда готовая выдать колкую шутку, она словно потеряла свое лицо.

– Давай просто покончим с этим быстрее, – наконец выдохнула она.

Прежняя Мириам выложила бы ему все, как на духу. Прежняя Мириам была тоже слишком близка ему, а эта, пусть и снова отрекшаяся от воздушных платьев, виделась невообразимо далекой и чужой.

– Все из-за меня? – тихо спросил Морган, зарываясь в чувство вины и понимая, что все созданное между Мириам и Райсом внезапно оказалось очень хрупким. Одного его появления было достаточно, чтобы на ее запястье больше не красовалось обручальное серебро.

– Лишь отчасти, – призналась она, – Оказалось, что мы думаем на разных языках. Слишком много времени он проводил по эту сторону моря.

Проходя по светлым коридорам замка Азхара, Морган совсем не смотрел по сторонам, лишь под ноги, чуть опережая Мириам – так он мог незаметно, почти тайком глядеть на нее, словно силился различить ее шепот.

– Слишком рано он сбежал из дома. Слишком мало в нем осталось Севера, – проговорила она и тут же закусила губу, очевидно думая, что не стоило так откровенничать.

Морган перестал коситься на нее только когда расслышал приближающиеся чужие шаги.

– Госпожа Полат! – медовый голос Райса ударился о стены и разлетелся эхом.

Поравнявшись с идущей ему навстречу темноволосой женщиной, он склонился, чтобы поцеловать ее руку. Эсен Полат провела несколько зим в Дагмере. В отличие от многих она не бежала, прячась от несправедливости мира, а оказалась там, желая укротить поздно пробудившуюся стихию воздуха. Будучи дочерью азхарских аристократов, она вернулась домой, но с новым призванием – в ту пору еще молоденькая Эсен стала послом Дагмера при императорском дворе. Она очень много почерпнула у Севера – это было видно хотя бы по скромному для Тирона внешнему виду. Ткань ее платья, словно сплошь состоящего из прямых линий, хоть и была легкой, но ее серый цвет выбивался из общей палитры, доступной азхарским женщинам. Черные волосы были собраны в тугой узел, открывая взору серьги из серебра.

– Рада наконец видеть вас, капитан Локхарт, – ответила она, одаривая его улыбкой, в которой сложно было разобрать искренность. – Признаться, я надеялась встретиться с вами раньше.

Эсен благоразумно не пользовалась гостеприимством императора, выбрав жизнь в родовом гнезде, потому Морган видел ее впервые с тех пор, как оказался в Азхаре. Она поклонилась ему, прежде чем они поравнялись.

– Ваш визит в Азхар стал для меня сюрпризом, господа. – Она переводила взгляд от Моргана к Мириам и обратно, переходя на полушепот. – Если бы я знала о том, что вы гостите в Тироне, у нас было бы больше возможностей все обсудить. Но не станем терять их теперь. Проведем время до аудиенции императора с пользой.

Она поманила всю троицу за собой. Прежде именно она встречала Смотрителей в Азхаре, часто и сама призывала их, вступаясь за судьбу обвиненного мага, но вот теперь в ее речи, даже в том, как она двигалась, опытный глаз мог бы считать растерянность. Морган последовал за ней, все еще ощущая плечом присутствие Мириам. Райс держался чуть поодаль и неспроста – Морган почувствовал вспышку гнева, пронзившую кого-то из них. Только магу, которому довелось провести множество зим бок о бок с обладателем стихии огня, было под силу заметить это. Воздух словно начинал раскаляться и потрескивать, едва слышно. Огонь делал магов, укротивших его, неимоверно сильными, но в то же время весьма предсказуемыми для тех, кто слишком долго с ними рядом.

Эсен провела их по длинному коридору в свой кабинет. Она отперла его ключом, висевшим на шейной цепочке. Охраняющие двери стражники по ее кивку расступились и отошли к сияющим витражами окнам. Когда все оказались внутри, она закрыла одну дверь, а следом другую, более толстую, чтобы никто из них не выведал секретов Севера.

– Я надеялась, что вы, капитан Локхарт, явитесь ко мне после первого же письма, – проговорила Эсен, простучала каблуками по белоснежному мраморному полу и уселась во главе длинного стола.

– Так ты знал? – зашипела Мириам ничуть не скрываясь. – Знал, что стало с Дагмером и молчал?! Он сжигал ваши письма в камине, госпожа Полат!

Райс молча прошествовал мимо, нашел удобное место за столом посла – ровно по правую руку. Он даже не удосужился обернуться, а Морган едва успел схватить Мириам за запястье, как в их прежние времена. Он знал, что она видела в этом жесте заботу. Она жаловалась ему на всепоглощающую ярость, потому позволяла одергивать себя, как бы покровительственно это не выглядело со стороны. Так было прежде. Но и теперь Мириам не вскинулась и не бросила на него испепеляющего взгляда.

– Признаться, я сама настаиваю на этом, – проговорила Эсен, все также глядя на Райса в попытке разгадать его. – Любое письмо, под которым стоит мое имя, друзьями предается огню.

– У меня был повод, – произнес он словно в пустоту, но эти слова звучали для Мириам.

Морган занял место напротив него, отчего ощутил всю тяжесть отмеченного магией взгляда капитана «Неопалимого» – золото в его глазах обожгло неуемным пламенем. На его лице все еще не зажили отметины, оставленные в их последнюю встречу.

Мириам устроилась напротив Эсен, потому Морган впал в замешательство, явственно предугадывая, что ее тело разбивает нервная дрожь. Он хотел бы, чтобы она оказалась рядом, ближе, чтобы можно было дотронуться до нее, защитить от брошенных вслух опрометчивых, подогреваемых гневом слов. Но по тому, как она уставилась на собственные колени, можно было прочесть, что она сдерживается от лишней в присутствии посла колкости.

– Что ж, – проговорила Эсен, глядя на Моргана. До стенаний бывших влюбленных ей не было абсолютно никакого дела. – Я хочу знать, с чем вы пришли к императору и как много шансов у вас быть услышанными.

Было легко предположить, что она отправила Райсу не одно послание, чтобы понять, отчего замолк Дагмер. Мало кто кроме него обогатился так явственно за счет чародеев, мало кто кроме него был способен помочь королевству магов также, как он.

– Я прошу полтысячи бойцов и галеоны, достаточные для того, чтобы переплыть море, – Морган выдохнул, хорошо взвесил высказанные требования и уставился на Эсен, словно ничего, кроме судеб Дагмера его не беспокоило.

– Четыреста, но куда реалистичнее – триста, – жестко отрезала Эсен. – Будьте готовы, что император не станет жертвовать собственной безопасностью ради устранения врага на другом континенте. Все, что он сделает – во имя уважения к вам, Морган. Как скоро Гален Бранд обзаведется собственным флотом, способным дать отпор Корсии или Тирону? Признаться, если он отвергнет все ваши просьбы, не окажется ли он прав? Вы ведь понимаете, что он не станет защищать от опасности Дагмер, надеясь на то, что суровые северяне справятся без его поддержки?

– Я нуждаюсь в вашем совете, миледи. Вы знаете Солнцеликого куда лучше, чем мы все.

– Просите не для Дагмера, а для себя, – задумчиво проговорила Эсен, сложив руки в замок у подбородка. – Насколько я знаю, император благосклонен к вам.

На мгновение в кабинете повисло молчание, нарушаемое лишь щебетом красногрудых пташек, заключенных в золоченую клетку у стены. Пальмы в кадках размеренно шелестели листьями, подхваченными врывающимися в распахнутое окно порывами ветра.

– А вы, капитан? Я верно понимаю, что именно вы поведете флотилию, если Солнцеликий изволит исполнить эту просьбу? Что вы хотите взамен?

– Ничего, – тихо ответил Райс, едва ли не с тоской глядя сквозь Моргана, на резные ставни, на облака, плывущие по лазурному небосводу. – Это мой долг, госпожа.

Морган понял, что нахмурился, вспоминая, как капитан замялся, услышав от него о падении Дагмера – в ту пору он не выглядел настолько спокойным и готовым на все. Он должен был загореться местью, едва осознав смерть человека, воспитавшего его подобно отцу, давшего ему свое имя, но этого не случилось. Не так стремительно, как это происходит с магами огня. Тогда Морган почти ощутил кожей, как между ним и Мириам расползается трещина. С того дня их набежало еще больше. Кто знает, смогут ли они залатать их? Да и станут ли? Сложно было понять по силящейся обратиться в тень Мириам и по непроницаемому лицу Райса.

– Какое благородство. – Эсен же ничуть не удивилась, обманывая себя тем, что он не дрогнул ни на миг. Очевидно, она знала его не слишком хорошо, как и все, кто присутствовал теперь в ее кабинете. Даже у самого ясного моря есть темное дно, недоступное никому. И кто знает, что за твари обитают там?

Мириам отчетливо вздрогнула, когда в дверь кабинета постучали и на пороге появился распорядитель, прибывший сообщить о том, что Солнцеликий император Тиронской империи Илберт Саккаф изволит ожидать гостей с Севера в большом тронном зале.

– Дурной знак, – шепнула, проходя мимо Моргана, Эсен, едва задев его краем платья. Но ему и не нужны были эти слова. Илберт желал говорить с ним как правитель, обличенный властью и ставящий интересы империи превыше всего. Если бы он намеревался быть другом, то пригласил бы их в свой сад.

Морган старался держаться рядом с ней, пока они следовали в глубины дворца за распорядителем, напоминающим неотесанным северянам о правилах приличия на приеме. Но он не слушал – весь его острый слух выдергивал по обрывкам слова, произносимые позади.

– Ты знал... Поверить не могу! Ты. Знал.... Как ты мог? Как? Малодушный... Лжец!..

– Чтобы не произошло в Дагмере, оно уже случилось, Мириам. Мне не удалось бы повернуть время вспять, даже отправившись туда с первым письмом Эсен. Я знал, что весть об этом сломает для тебя все...

– Лорд Бранд?

Эсен пришлось дотронуться до его локтя, чтобы быть вновь услышанной. Он так отчаянно вслушивался в едкий шепот голосов Мириам и Райса, что не заметил, как оказался у высоких дверей в тронный зал.

– Соберитесь, прошу вас, – тихо произнесла посол. – Мы должны идти. Второго шанса у Дагмера может не быть.

Морган быстро одернул вышитый кафтан, встряхнул головой и кашлянул, прежде чем войти. Он хорошо помнил это место, где трон императора возвышался высоко над головами просящих. Его голос не должен был сегодня дрогнуть. Он не удержался и бросил взгляд через плечо на Мириам. Выражение ее лица было бесстрастным.

«Ты должна глубоко дышать, если хочешь обуздать свой огонь, – повторял он ей когда-то давно. – Воздух навсегда станет твоей опорой, если подпустишь его ближе».

Только теперь его обдало жаром осознание того, как много двусмысленности было в его словах для безнадежно влюбленной девчонки. Он давал ей надежду своими словами, поступками, своей излишней близостью. Быть может оттого, что где-то глубоко, под непроницаемой тенью темных чар все же брезжил свет, заключенный в ответную любовь к ней, оказавшуюся даже сильнее смерти. Она верила ему, пока не налетела на его уродливое по своей сути предательство, продиктованное одной лишь скверной. Украдкой взглянув на нее теперь, он отчего-то знал, что где-то в ее душе остались те самые ростки веры, способные окрепнуть, стоит лишь сотворить сущую малость, такой незначительный пустяк – отвоевать утерянное королевство. Он желал, чтобы она снова вернулась туда, в место, которое он нарек ее домом, дав уличной бродяжке из Меццы приют и свою покровительственную защиту.

Шагнув в тронный зал, он крепче сжал кулаки, чтобы ногти впились в кожу до отрезвляющей боли, оставив за собой на ладонях лунноподобные отпечатки.

– Друг мой!

Голос императора ударился о купол, разнесся вокруг подобно грому. Илберт, едва увидев Моргана неожиданно сорвался с места и принялся спускаться со ступеней, отрывающих его от земли. В белоснежной зале не было никого, кроме самого императора и двух вооруженных копьями воинов. Илберт словно и не собирался принимать северян, пришедших просить о помощи. Морган знал, что иногда подобные встречи заканчивались трагично, если одна из сторон оскорблялась предложениями другой. Голова Илберта была увенчана сверкающим золотым венцом, инкрустированным алмазами, потому Морган не разбирал: хотел ли тот быть искренним или только пускал пыль в глаза окружавшим их двоих.

Прикладываться лбом к перстам императора в этот раз Морган не стал, поскольку стоял перед ним уже не как гость. Его примеру последовали и другие, одарив Илберта лишь скупым северным приветствием.

– Хочу выразить вам свое сочувствие, – заговорил он, в этот раз обращаясь ко всем разом. – Мой посланник уже отправился в Эгон, чтобы представить Тирон на Собрании земель. Уверяю вас, человека справедливее и отзывчивее не найти. Я бы отправился и сам, однако же, Черта не дает мне покоя.

– Понимаю ваши опасения, Солнцеликий, – примирительно опустил взгляд Морган, также понимая, что король Корсии поступит подобным образом, не оправдывая себя никакими угрозами для своей вотчины. Айриндор соседствовал с Дагмером, теперь отравленным и опасным, пусть и запертым со всех сторон зимой. Никто из правителей не пожелал бы озарить своим присутствием Эгон лично, ведь и другой сосед Айриндора – Руаль теперь был не менее ядовит. А еще вполне непредсказуем. Можно было лишь предполагать, что теперь, когда руалийский король вступил в сговор с магом крови, страну закрутит в очередной виток гражданской войны.

– Благодарю, мой друг.

– Император? – Эсен позволила себе вмешаться в разговор, очевидно желая направить его в нужное русло. Терпение вовсе не было той чертой, которой бы она отличалась.

– Да, моя дорогая?

Одна из причин почему Аарон некогда назначил именно Эсен Полат представлять Дагмер в Тироне заключалась в ее родственной связи с семейством Саккаф. Будучи троюродной внучкой императора, она не испытывала благоговейного трепета пред ним, потому легко вмешалась в беседу по собственной воле, не дожидаясь, пока Илберт обратится к ней.

– Позволь нам просить тебя о помощи теперь, не дожидаясь Собрания, – уверенно отчеканила Эсен.

– И какой же помощи ты хочешь? – выжидающий и спокойный, взгляд императора вернулся к Моргану.

– Четыре сотни имперских воинов и корабли. Не смею просить о большем.

Улыбка, расцветшая на лице Илберта, была едва ли не снисходительной и отчего-то немного грустной. Заметив ее, Морган ощутил себя глупым мальчишкой, требующим слишком многого, но ни один мускул на его лице не дрогнул, он лишь выпрямился и вжался носками сапог в пол, словно был готов не двигаться с места, не получив желаемого. Он чувствовал присутствие Мириам рядом, знал, что она смотрит на него, – отступать было нельзя.

– Но что ты, лорд Бранд, готов пообещать взамен?

– Какую цену вы сами сочтете достойной? – Морган заложил руки за спину, вздернул подбородок, не желая выглядеть жалким уличным попрошайкой. Ему понравилось, что Илберт назвал его по титулу, – значит он о нем не забыл.

– Желаю твоему достопочтимому драгоценному племяннику, да хранит его душу и помыслы бог, да направит он его руку, многих зим жизни, но верно ли я рассудил, что если век его будет окончен, ты не оставишь свою борьбу за Дагмер?

– Верно.

– Верно ли я рассудил, что ты, как последний из Брандов, сам будешь бороться за трон и не оставишь магов в руках Галена Бранда, выбравшего для себя столь скверный путь? – Саккаф повел плечами, словно ушитый драгоценными каменьями кафтан оказался ему тесен от этих разговоров.

– Я Смотритель, – медленно заговорил Морган. – В моей крови неизбывна часть той скверны, что я принял по собственной воле. Взойти на престол Дагмера для меня значит опорочить его. Правитель со скверной в крови неугоден Создателю. Но есть один способ вытравить ее. Большой ценой, немалыми страданиями. Не каждый решится помочь мне в этом. Но случись Ивэну погибнуть в бою за Дагмер, я сделаю все возможное. Вы, Солнцеликий, рассудили верно.

В воздухе звенело нарастающее молчание, пока Илберт обдумывал за какую цену готов продать своих воинов. Морган почувствовал дрожь в ногах – так тело, измученное насланными ведьмой чарами и еще не вернувшее прежнюю силу, давало слабину.

– Верно ли я рассудил, что тебе, мой друг, нужна будет королева, достойная твоего имени, разумная, хладнокровная и прекрасная? – он отвернулся, сделав пару шагов к окну и солнце заставило сверкать его золотой венец.

Морган промолчал, но кивнул, чувствуя, что его загоняют в ловушку.

– Моя дочь Ясемин могла бы стать такой спутницей для тебя.

Образ высокой кареглазой девушки с излишне серьезным лицом тут же предстал перед глазами Моргана. Он согласился бы даже не думая, если бы рассуждал одним лишь разумом, но сердце так гулко ударило его по ребрам, что он не мог сказать и слова, пока не усмирил его отчаянный бег.

Короткий смешок неожиданным эхом разнесся по тронному залу. Морган обернулся, едва не оскалившись. Райс тут же спрятал улыбку, кашлянув в кулак.

– Прошу прощения? – глаза Илберта вмиг ожесточились. Его лицо изменилось столь стремительно и Морган не сразу поверил, что перед ним все тот же человек, только задетый чужой вольностью.

За свой несдержанный смех Райс рисковал лишиться головы. Как бы неприятен он ни был Моргану теперь, видеть его голову на пике, он не хотел.

– Это я должен просить прощения, о, Солнцеликий! – Райс смиренно поклонился под убийственным взглядом императора. – Я вовсе не желал оскорбить своей улыбкой вас, прекраснейшую из принцесс или ваше решение. Прошу поверить мне и простить. Я засмеялся лишь потому, что сложно себе представить более свободолюбивого лорда, чем Морган Бранд! Столько красавиц стремились заполучить его сердце, и все напрасно. Кто бы мог предугадать превратности судьбы: сама принцесса Ясемин утихомирит это беспокойное сердце! Дагмер и Тирон будут навеки соединены кровными узами. Сложно представить более выгодное родство!

Морган изобразил на лице едва заметную улыбку лишь потому, что за ним пристально наблюдал император, ведь оскорбиться – значило отправить наглеца на плаху.

– Ваша удача, капитан Локхарт, что вести корабли в Дагмер именно вам, – Эсен позволила себе осадить его, на что он снова склонил голову в почтении.

– Согласиться для меня теперь означало бы разделить шкуру неубитого зверя. – Всеобщее замешательство, вызванное дерзостью Райса, позволило Моргану собраться. – Я верю, что мой племянник будет в добром здравии по окончании войны, а прекраснейшая Ясемин достойна лишь равного себе. Простой лорд вроде меня ей неровня. Я не могу обещать вам, Солнцеликий, того, что не случится. Потому прошу вас назвать иную цену.

Илберт сморгнул и будто проснулся. Глаза его прояснились, а привычная полуулыбка вновь осветила лицо. Словно вспомнив про то, с чем Морган явился к нему не так давно, он переводил взгляд то на него, то Мириам.

– В чем-то ты прав, северный волк, – наконец изрек он. – Что ж...

Вращая один из перстней, украшающих руку, Илберт вглядывался в лицо Моргана, как если бы придумывал, героем какой истории его видит. Он был богат и имел все, чтобы ни пожелал. Но хорошие истории он порой любил пуще золота.

– О чем тебе говорит имя Розали Тейс?

Холод забрался под кафтан, просочился сквозь кожу, сжал внутренности крепкой хваткой. Он знал эту женщину, не хотел бы вспоминать о ней.

– Просвети наших дорогих гостей, драгоценная моя Эсен, прошу.

Илберт сложил руки за спиной, задумчиво склонил голову как будто обдумывая разумность своей просьбы.

– Розали Тейс, известная в Азхаре как прорицательница Рафия, много лет желала возвести на холме к востоку от города храм своего имени. Так и не получив дозволения Солнцеликого, она отринула императорский двор и сбежала за Черту. Она пообещала возвести там храм, рядом с которым дворец Азхара будет выглядеть хижиной бедняка.

– Но что вы хотите от меня, Солнцеликий?

– Верни ее в Азхар. Без нее мой двор опустел. Пусть она, глупая девчонка, строит все, что ей вздумается, но славит лишь мое имя, а не дикарских вождей! Я слышал, ты связан с ней особой историей. Кто, если не ты, сможет отыскать ее и образумить?

– Настолько особой, что нашим путям едва ли стоит пересекаться, – выдавил сквозь зубы Морган. – Рафия прокляла меня, узнав свое истинное имя. И едва ли могло быть иначе. Ваша просьба не насмешка ли надо мной?

Ему стоило немалых усилий не отвести взгляд, когда широкие ладони Илберта легли на его плечи.

– Ты можешь выбрать путь, по которому пойдешь, – на лице императора заиграла лукавая улыбка. – Я дам тебе воинов и корабли. Взамен прошу лишь историю, лучшую из тех, о которых ты мне поведал. Тебе решать, о чем она будет: о единении двух великих семей или же о странствиях в Запретных землях и прощении.

Более ни слова не говоря, Илберт начал свое восхождение к трону.

– Я жду следующих просителей, – объявил он совсем иным голосом, более властным и грубым.

Четверо даже не успели поблагодарить его за оказанный прием. Поспешив оставить тронный зал, Морган боролся с желанием сжать собственные виски до боли, чтобы прекратить нескончаемый звон в ушах. Он чеканил шаг, но ощущал, как мраморный пол замка уплывает из-под ног.

– Я вышлю тебе поздравление с помолвкой, лорд Бранд, – отравленный ядовитой насмешкой тихий голос раздался над самым ухом, пальцы Райса даже невесомо дотронулись до его плеча. – Дай знать, когда Мириам вернется за утешением ко мне.

Император лишь чудом не стал свидетелем некрасивой сцены: высокие двери уже успели закрыться за их спинами. Морган дернулся, наотмашь ударил Райса кулаком в лицо, а тот дико рассмеялся, пошатываясь, сверкая залитыми кровью белоснежными зубами. Эсен вскрикнула. Стражники у дверей ринулись к ним, чтобы не допустить драки во дворце. Но прежде Морган успел схватить Райса за ворот, рывком заставить выпрямиться и хорошенько встряхнуть.

– Хвала Создателю, она тебя не слышала! – прорычал Морган, почти сталкиваясь лбами с молодым капитаном. – Повторишь, и я тебя убью!

Бледная, выглядящая неимоверно несчастной, Мириам застыла у самых дверей и никак не могла услышать эти мерзкие слова.

– Почему бы тебе не рискнуть прямо сейчас?! Ну же!

– Прекратите! – крикнула Эсен, но голос ее потонул в громком смехе Райса, схваченного стражниками под руки.

– Идем!

Голос Моргана разлетелся отзвуком по коридорам, впрочем, он даже не смел мечтать, что в тот же миг Мириам обратится взором к нему. Она была растеряна, не понимала, что произошло, но, по отточенной временем привычке, ответила на его зов своим вниманием и пошла за ним, предоставив разбушевавшегося капитана, требующего драки, вниманию посла и стражников.

– Что он сказал тебе? – спросила она, как только брань Райса перестала резать слух.

– Не имеет значения, Мири.

Она вдруг остановилась, а ему пришлось обернуться.

– Ты назвал меня совсем как раньше.

Сложно было прочесть по застывшему лицу, какого ответа она ждет. Но Морган, видя, как мелко подрагивают ее губы, желал одного – подойти ближе, обнять почти до боли, вдохнуть аромат ее волос, горячо клясться в том, что теперь-то все будет иначе, что теперь он настоящий, скинувший поводок скверны, что ему удастся отыскать Рафию, пускай даже придется провалиться для этого в Великую Тьму, а следом вернуться назад. Но он молчал и ждал, что скажет она.

– Я даже на миг представила, что ничего не было, – ни твоего предательства, ни твоей смерти, ни темной пещеры в лагере Галена, ни падения Дагмера, ни Райса... Только как раньше уже никогда не будет. Я не позволю.

Он сделал полушаг ей навстречу. Она отступила на два.

– Нам нужно поговорить, Мири, просто признай это! – Морган вспылил на ровном месте вопреки терзающей головной боли, стоило лишь увидеть, как она отстраняется. Он протянул к ней руки, но она снова отступила. – Прошу, отправимся в сады, и ты расскажешь все, в чем я повинен, и даже больше...

– Нет, – голос Мириам был тверд, еще немного и вспыхнет. Она не кричала, не желая, чтобы стражники, стоящие у дверей, услышали ее, но это было и не нужно. – Ты должен подумать о том, кто ты. Готов ли заживо хоронить Ивэна, украшать себя короной, от которой бежал всю жизнь? Или отравишься в Запретные земли, откуда можешь не вернуться? Морган...

Она говорила быстро, рвано, оба сжимали пальцы в кулаки, не давая себе пошелохнуться.

– Да, Мири?

– Что бы ты не решил, я рада, что ты жив. Но не думай, что я отдам тебе хоть крупицу своей силы.

Однажды она сделала это для Ивэна и ради Дагмера, позволив части ее силы вытеснить скверну, опороичвшую его. Морган никогда не спрашивал о произошедшем и сколько мук ей принесло. Он хотел знать лишь зачем. Ответ был прост: тогда она была готова сделать все что угодно, лишь бы заполучить его одобрение. Но теперь все изменилось. И он же был тому виной.

– Решись ты на брак с Ясемин, представь, что чувствовал бы Ивэн, узнав, как ты планировал его смерть? Не знаешь? А я знаю! Я знаю, что с ним! Даже через море я могу ощутить, чем он живет, стоит только захотеть. Спасибо огню, что пылает в нас один на двоих...

– Я не верю, что Ивэн погибнет!

– Так напиши ему об этом!

Одернув Мириам бездумно и неосторожно, он гневался не на нее, но на себя. Он до болезненно острого исступления желал, чтобы она, произнося имя принцессы Тирона сгорала от ревности. Одной искры было бы достаточно, чтобы зародить в его душе надежду. Но она говорила об Ивэне и Дагмере, и он клял себя за слабость потому, что позволяет себе иные мысли. Любовь, оставившая его жить на этом свете, теперь вцепилась в него мертвой хваткой, не давая без остатка отдаться войне так, как ему было должно.

– Ты напишешь ему о том, что веришь в его победу.

Это был не вопрос, но требование. Морган сам не мог понять, отчего до сих пор не решился направить письмо в Эгон. Он должен был сделать это сразу же, едва ли получив весть о случившемся в Дагмере. И все же он этого не сделал – просто не было нужных слов. Теперь, глядя на судорожно сжимающую кулаки Мириам, он знал, о чем напишет.

Улицы Азхара, Тиронская империя

Монетка, невзначай брошенная то в одну, то в другую ладонь привела Мириам к белоснежному дому, больше походившему на очередной азхарский дворец. Только вот фасады настоящих прибежищ местной знати никогда не зарастали столь плотной завесой плюща, как никогда из окон не звучал столь разнузданный смех, да и музыка в тех домах была совсем иной.

Мириам мялась, не решаясь войти. Сидя на каменной скамье в тени раскидистой глицинии, она глядела высоко вверх, на последние этажи дворца, где из окон, подхваченные сквозняком взлетали невесомые белые занавески, походившие на выцветшие лепестки тюльпанов. Пока она наблюдала за дворцом, за паланкинами, прибывающими к нему один за другим, ей все больше казалось, что Райс именно там, прямо под розовеющим вечерним небом. Она не знала иного человека, столь сильно стремящегося чувствовать себя на суше как в море.

Мириам стиснула до боли коленки, притопнула каблуками, силясь сбросить с себя оторопь и лишний раз напоминая себе, как мало времени у нее оставалось. С рассветом Морган намеревался отправиться в Запретные земли, а она успела увидеть карту, которую ему выдали императорские разведчики, что была лишь бледной копией той, лежащей на столе в капитанской каюте «Неопалимого». Мириам до конца надеялась застать Райса в его доме, на корабле, даже теплила надежду, что он заявится на остров. Она хотела просить помощи, но он больше не спешил к ней. Так проходил день за днем, а Райс оставался неуловим. Она не могла обратиться к императору с просьбой отыскать его, иначе он мог узнать слишком много о его похождениях за Чертой. Потому ей самой пришлось выйти на охоту, слушая, подкупая, выслеживая. Оказалось, что о Райсе в этом городе были готовы говорить очень многие, кто-то с завистью, а кто-то – с придыханием, но только не команда его корабля.

Я предпочитаю встречаться с женщинами на суше, если не хочу портить вечер.

Мириам решительно шагнула в сторону борделя, повторяя про себя слова, сказанные Райсом в их первую ночь. Когда ее пальцы легли на затертые до блеска ручки дверей, она уже не сомневалась, что наконец смогла выследить его. Пестрый, шумный, пахнущий табаком и вином мир бросился на нее диким зверем, едва ей довелось переступить порог. Она не успела оглядеться, как рядом оказалась девушка, грудь которой была едва прикрыта по большей части серебряным подносом, уставленным аккуратными рюмочками с густым лимонным ликером, какой делают лишь в Корсии.

– Приветствую вас, моя госпожа, – едва ли не по-кошачьи промурлыкала она, предлагая напиток.

– Мне нужна ваша бордель-маман, – тихо ответила Мириам, отказываясь.

– Наша... кто? – девушка умилительно захлопала ресницами, словно услышав это слово впервые.

– Ваша хозяйка.

– О, этим вечером она встречает гостей прямо за стойкой...

Не дослушав, Мириам ринулась прямо к той, не желая разглядывать лица незнакомцев, одурманенных похотью и притворной любовью. Но в ее сторону взглянули разом все, кроме танцовщиц и музыкантов, ведь никто не вышагивал по этому залу столь же стремительно, будто готовясь к броску. Потому не было ничего удивительного в том, что Мириам удостоилась особого внимания двух верзил, преградивших дорогу к стойке, когда ей уже удалось приметить сверкающую золотую пыльцу на скулах брюнетки и отблески маленького, сияющего каменьями колечка в ее носу.

– Стоит ли беспокоиться, мои верные стражи? – проворковала она, очевидно успев разглядеть Мириам и рассудив, что маленькая девушка не принесет ей большой беды. – Следует достойно встретить госпожу, как полагается в нашей блистающей Сокровищнице.

Стражи расступились, бросив на Мириам недоверчивые взгляды, впрочем, далеко от стойки не отошли.

– Добро пожаловать в пристанище любви, сияющая госпожа! – Женщина, звеня браслетами на запястьях, зажгла потухшую свечу, стоящую ближе всего к Мириам. Голос ее был мягким, ласковым, словно объятия. – Чего желаете в этот вечер? Мужчину? Или же девушку? В нашей Сокровищнице вы найдете все, чего ищите...

– Мне нужен Райс Локхарт, капитан «Неопалимого», – резко, словно вырываясь из-под действия чар, затараторила Мириам. – Я знаю, что он здесь, и бессмысленно...

Она невольно оглянулась назад, но вовсе не надеялась отыскать его за роскошно накрытыми столами или же на пестрых софах, расставленных у маленьких фонтанчиков под завесами из финиковых пальм.

– О, вам довольно непросто угодить, сияющая госпожа, – тихонько засмеялась женщина, поправляя закатанные рукава своей излишне простой для этого места белой рубахи. – Златоглазый капитан – не часть моей Сокровищницы, а дорогой и любимейший гость. Его спокойствие в этих стенах – величайшая ценность...

– Я – Смотритель Изведанных земель, – прервала Мириам, высказывая правду, которую иной раз желала утаить. – И речь идет о жизни и смерти.

– Сбрось-ка свой капюшон, милочка, – тон хозяйки вмиг изменился, сладость вылилась из него как мед.

Мириам послушно выполнила требование, а та вдруг охнула, едва как следует разглядев ее. Она надеялась, что в этом возгласе скрывалось узнавание, что хозяйка борделя видела ее на одном из ритуалов или даже больше – быть может, Мириам удалось спасти кого-то из близких.

– Смотритель? – женщина вдруг облокотилась на стойку, подперев острый подбородок ладонью и готовясь к интересной беседе. – И что же Смотрителю нужно от капитана? Какие могут быть у вас дела? Гляжу на цвет твоих волос и вижу драму, хорошо подумай, готова ли ты к ней. Ты здесь не как Смотритель, деточка. Меня тебе не обмануть.

Желая прервать расспросы, Мириам откинула полы накидки, потянулась к медальону. Она давно усвоила, что у всего есть цена. Ее изумруд, пожалуй, был слишком высокой платой за один разговор с мужчиной, который еще не так давно одарил ее им за их нечаянное единение, ставшее в миг разрушительным.

– С ума сошла?! – остановила ее хозяйка, всплеснув в негодовании руками. – Я не хочу болтаться на рее «Неопалимого»! Но на твоем месте и правда сняла бы этот камешек, иначе Рубин выцарапает тебе оба глаза. Капитан ей такого никогда не дарил.

– Рубин? – раздраженно переспросила Мириам.

– Ты в Сокровищнице, дурочка! Сапфир, Опал, Цитрина, Агата – звучит лучше, чем шлюха из азхарского порта. Но Рубин... – хозяйка выдохнула это имя едва ли не с особым благоговением. – Самая величайшая драгоценность в этих стенах. Будь осторожна. И не смей устраивать скандалов.

Она стукнула ладонью по стойке, привлекая внимание верзил, и приказала им проводить Мириам до покоев любимицы, но быстро окликнула Мириам.

– Эй! Рыжая! Не забудь постучать, прежде чем войдешь.

– Благодарю. Мне ведомо, чем занимаются в борделях.

– О, это не бордель, – проворковала в ответ хозяйка Сокровищницы, возвращая себе приторно-ласковый голос. – Это дом грез!

Равнодушные стражники в полном молчании провели Мириам на самый верхний этаж. Она застыла перед тяжелой дубовой дверью прислушиваясь, прежде чем постучать. Все происходящее казалось ей одним дурным сном. Она не хотела думать, что мужчина, к которому еще не остыло ее сердце, забывается в жарких объятиях другой. Но разве она была вправе хоть что-то менять? Она помнила его руки на своем теле, его запах, лишающий ее рассудка, его взгляд, всегда полный вызова, за которым надежно были запрятаны нежность и бескомпромиссная, звенящая от переполненности любовь. До боли закусив обветренные губы, Мириам постучала.

– Райс?! С каких пор ты стал таким учтивым?

Звонкий девичий смех рассыпался словно бусины по полу. Мириам нервно улыбнулась, прежде чем толкнуть дверь.

Она прошла по узкому коридору, шелестя портьерами, унизанными разноцветными стекляшками. Она могла не входить и дождаться, пока он вернется в покои Рубин, но от чего-то не могла унять желание посмотреть на нее – на главное украшение этой Сокровищницы.

И она посмотрела. Впилась ногтями в ладони, изо всех сил стараясь не закричать.

Рубин была прекрасна в своей порочной, но величественной красоте. Она стала бы королевой, нет, императрицей всех продажных женщин, если бы только им была нужна правительница главнее, чем бордель-маман. А еще ее волосы были медно-рыжими, совсем как у Мириам. Но во всем, в каждой черточке она выглядела ее более совершенным отражением.

Когда Мириам вошла, Рубин сидела в роскошном кресле у распахнутого настежь окна, облаченная в откровенное полупрозрачное, но сшитое по тиронской моде синее платье. Она была чуть огорожена ширмой, но, заметив гостью, подскочила, заливисто расхохотавшись, радушно раскинув руки, словно была готова принять Мириам в свои объятия.

Она стремительно подошла ближе и ослепила Мириам своей красотой.

– Я тебя узнала, – заявила она, глядя сверху вниз. – Значит ты, милое создание, и есть та самая Мириам из Дагмера. И чем же ты лучше меня?

«Ничем», – хотелось рвано выдохнуть Мириам, разглядывая девушку. Она была высокой и отличалась статью, которой могла позавидовать любая благородная леди. Ее длинные прямые волосы спадали мягкими волнами ниже пояса, а глаза светились словно два топаза. Мириам показалось, что пышная грудь, тонкая талия, бедра и длинные стройные ноги, делали Рубин красивейшей женщиной Азхара, если не всего Тирона. Рядом с ней Мириам ощутила себя жалкой, ей вдруг захотелось бежать прочь, прежде чем Райс успеет увидеть их рядом и пожалеть о тех днях, что он провел с ней – не столь совершенной в своей красоте. Но она не успела. Рубин вдруг поддела ноготком медальон на ее шее, сложила губы в разочарованную, грустную улыбку.

– Что же... Теперь я понимаю, отчего из всех шлюх империи Райс выбрал именно меня.

А Мириам тотчас поняла и удивление хозяйки борделя, и о какой драме та предупреждала. Райс, падая в объятия этой ослепительной, роскошной женщины, пытался искать ее черты. Это было странно и пугающе очевидно.

Рубин вцепилась в ее ладонь, потянув за собой вглубь покоев, где Мириам успела разглядеть широкую алую кровать с балдахином, усеянным золотыми кисточками. Сердце Мириам с каждым тяжелым ударом медленно превращалось в камень. Ей хотелось выдернуть руку из горячих длинных пальцев Рубин, но все что она могла – хлопать глазами и хватать ртом воздух, подобно мелкой рыбешке, выброшенной волной на берег.

Рубин усадила ее за спрятанный ширмой столик напротив себя. Мириам поежилась от ее пристального изучающего взгляда, от вольного ветра с моря, гуляющего по покоям.

– Если бы ты знала, сколько зим я сражалась с твоим призраком за его сердце. Но был бы он здесь, со мной, если бы ты снова не отвергла его? – пальцы Рубин с нервной дрожью перебирали лазурные бусины, украшающие ее шею. Это был подарок Райса, иначе нельзя и думать. – Он же, в своем роде, верен. Клянусь, что он не спал ни с кем кроме меня по эту сторону Великого моря! Если только вообще можно быть верным шлюхе, – снова горький смех, а за ним льдинки слез выступили на ее чарующих синевой глазах. – Я гораздо дольше тебя грела его постель! Зачем ты пришла? Ты ведь отвергла его снова? Так оставь его уже в покое!

– Эверлинн! Моя драгоценная!

Эверлинн. Не Рубин. Они были близки настолько, что Райс знал ее настоящее имя, выкрикивал его, еще не переступив порог. Мириам сжалась. Бежать было больше некуда, а в его голосе звенело отчаянно напускное веселье, разудалый задор, за которыми плескалась Тьма, разлитая по ее вине.

– Эверлинн? Я же обещал, что найду в этом проклятом борделе вино, достойное тебя! Посмотри! Это корсианское! И ему с десяток лет...

Пока Райс хвалился найденный раритетом, Эверлинн перегнулась через столик так, чтобы Мириам расслышала ее шепот:

– Я рождена, чтобы сиять, а не блекнуть в чьей-то тени.

Едва лишь капитан приблизился, она вскочила и жадно впилась в его губы, обвивая за шею и запуская пальцы в и без того растрепанные волосы. Райс недвусмысленно ответил на жаркий поцелуй, прежде чем успел заметить Мириам. Но на короткое мгновение он распахнул глаза, и этого было достаточно, чтобы бутылка выскользнула из его рук и звучно разбилась. На его лице промелькнули удивление, оторопь, а за ними – великая бездна боли. Но все это вдруг спряталось за усмешкой, непримиримо злой и колючей.

– Что ты здесь делаешь? Тебе здесь не место, – тихо проговорил он, словно не желая произносить ее имя. А Эверлинн обняла его, уложив голову на его плечо.

– Как и тебе.

Глядя на то, как рука Райса податливо обвила талию девушки, Мириам внутренне сжалась, подавляя вспыхнувший в ее теле огонь. То был чистейший гнев, на который она больше не имела права. Ощущая его, она желала слиться с креслом, стать невидимой, закрыть глаза и не видеть, как Райс Локхарт обнимает другую, а та бесстыдно скользит губами по его горлу. Мириам все еще отчетливо помнила ритм биения его сердца, но теперь для нее не стало никого более далекого и чужого, чем он.

– О, я бы поспорила с твоими словами, дорогая, – Эверлинн пробежалась кончиками пальцев по плечу Райса, оказавшись за спиной, потянула его за волосы, открывая шею для очередного поцелуя, но вместо него она подарила Мириам вызывающе торжествующий взгляд. – В этих покоях капитана «Неопалимого» всегда принимали радушнее, чем где бы то ни было. А ты, Мириам? Быть может, оставим скучные разговоры на потом?

Райс безотрывно глядел на Мириам, пока говорила Эверлинн.

– Зачем ты пришла? – спросил он, словно и не слышал ее слов.

– Мне нужна карта, – Мириам надеялась, что он не заметил, как вспыхнули ее щеки. Эверлинн смущала ее, и по искрам в сапфировых глазах она видела, что та ведет эту игру нарочно.

– Тебе?

– ...карта Запретных земель, – уточнила Мириам, вставая с места. Она желала удержать внимание Райса, пока руки его подруги в беспорядочном танце ласкали его спину, плечи, руки.

– Ты с ума сошла если думаешь, что я стану помогать Моргану Бранду, – злобная усмешка вновь исказила его лицо, едва он догадался об истинной причине ее появления.

– Помочь ему теперь – значит помочь Дагмеру, – Мириам надавила, но чувствовала себя абсолютно беспомощной, пока стыд все крепче овладевал ей.

– О, довольно патетики! – прорычал Райс, неосознанно шагнув к ней навстречу. Под подошвой его сапог тотчас захрустело стекло. – Хватит с меня твоих пламенных речей! Если императору так нужна Рафия, я отыщу ее. Но уже после Моргана. Или сторгуюсь с ним на иную цену. Ведь торг – это мое призвание. Забыла? Корабли Азхара будут моими, и я поведу их в бой. И для этого мне не нужны его паршивые геройства. Мир не вертится вокруг Брандов, Мириам! Быть может, их время и вовсе прошло?

Человек, стоящий теперь перед ней, вовсе не походил на Райса, которого она знала. Вырвавшись из объятий Эверлинн и оказавшись совсем близко, он глядел на нее с нескрываемой яростью, отчего стук ее сердца отдавался в ушах набатным звоном. Над ней возвышался капитан «Неопалимого», которого вдруг захотелось оттолкнуть так же сильно, как прежде она желала его обнимать. Он занес обе руки, словно стремясь встряхнуть ее или выволочь за ворот из покоев Эверлинн, но пальцы, прежде подарившие ей столько нежности, сжались в кулаки, так и не прикоснувшись.

– И ты пришла сюда, чтобы просить меня о помощи для него? – Райс говорил, твердо чеканя слова, как вдруг его голос сорвался на пугающий надрывом шепот. – Как ты вообще... – Он замялся, словно растерял все слова разом. – Как ты... посмела?

Мириам чувствовала дрожь по всему телу, подавляя иступленное желание сжечь все вокруг. Он больно ранил ее снова и снова, но терзался и сам, словно под его сапогами теперь хрустели не осколки битого бутылочного стекла, а их души, сплетенные воедино.

– А ты?.. Как ты посмел не сказать мне о том, что стало с Дагмером? Это же наш дом! Или в тебе совсем не осталось ни Севера, ни чести?!

Райс спрятал лицо за широкими ладонями, а Мириам продолжала, словно одержимая, хлестко орудуя словами, как любимым кнутом, рассекая кожу, врываясь в податливую плоть. Но каждый удар предназначался и ей самой.

– Ты... – она рвано выдохнула, не давая себе в конец одичать и сорваться на крик. – Не потому ли ты так желал сделать меня своей женой? Так быстро и опрометчиво. Хотел успеть присвоить меня, как какую-то вещь? Таков был твой план, Райс? И о том, что Морган выжил ты знал, но смолчал, боясь, что я без промедления кинусь в его объятия?

– Даже если и так, что с того? – пророкотал Райс. – Разве ты не сделала это теперь?

Эверлинн со скучающим видом устроилась в одном из кресел, даже и не думая вмешиваться. Знала ли она свое место или ей был слишком знаком гнев Райса, Мириам не могла разгадать. Впрочем, до нее ей не было никакого дела. Ведь она впервые видела, как зелень и золото на радужке глаз Райса обратилось в алое пламя. Потому отступила ровно на шаг.

– Я приняла твой браслет. И сделала бы это снова, если бы ты не оказался лжецом. Проклятье! – теперь она спряталась за спасительной темнотой, рожденной нервно стиснутыми пальцами. – Я ведь до сих пор люблю тебя!

– Что? Что ты сказала?! – Райс схватил ее за подбородок слишком грубо, без капли былой нежности. На его глазах поблескивали искорки слез. Только теперь Мириам почувствовала, как сильно от него пахло вином. – Очередная ложь.

Эверлинн поднесла к губам позолоченный кубок, сделав скромный глоток. Подхватив костяной гребень со стоящего рядом столика, принялась медленно, прядь за прядью расчесывать свои роскошные локоны, задумчиво глядя в окно, в даль, где виднелось бескрайнее море.

Тяжело дыша, Мириам вдруг осознала, что никогда не говорила так вслух. Быть может, именно этого Райс и ждал, но много прежде, когда в нем еще не плескалось столько неиссякаемой злобы. Не раздумывая, она ударила его по руке.

– Это не любовь, девочка, – утомленно заговорила Эверлинн, даже не глядя в их сторону. – Посмотрите на себя. Вы сожжете друг друга через пару слов, а выживший спалит весь город. И никто из вас не уступит. Такова ваша природа. Огонь, выпущенный на волю, способен породить лишь пожар.

Райс запутался пальцами в собственных волосах, стер крупицы пота, выступившие на лбу и, наконец, отступил. Эверлинн ничуть не удивилась происходящему. Она была не понаслышке знакома с этой стороной Райса, и ей не было страшно, ведь она знала его гораздо лучше и всегда умела справляться с Тьмой, клокочущей внутри него.

Мириам трепетала всем своим естеством, сражаясь с желанием позорно сбежать. Она успела заметить смех в глазах соперницы, прежде чем сделала хоть пару шагов. Окаменевшими пальцами, она вцепилась в медальон на собственной шее. Рванула раз, другой. На третий упрямая застежка поддалась, и она обернулась лишь для того, чтобы бросить изумруд к ногам Эверлинн.

– Подбери, – пренебрежительно приказала Мириам, – и сияй!

Она отвернулась, но дальше двинуться не успела. Райс бросился к ней, больно схватил за плечо и их лбы столкнулись, как за миг до сорванного поцелуя, которому так и не суждено было случиться. Она вскрикнула от неожиданности и боли, но все-таки взглянула еще раз в глаза Райса.

– Не смей ходить за ним, глупая. Ты умрешь, – все тем же страшным шепотом проговорил он.

Жар разлился по телу Мириам, едва пальцы Райса скользнули вдоль ее позвонков. Тело предавало и сопротивлялось, потому одним лишь разумом она вырвалась из его объятий, успев ощутить, что теперь от него пахнет совсем иначе – удушливой ванилью и вишней.

– Так отвезешь мои кости на Север, когда вернешь мир без помощи Брандов.

Порт. Азхар, Тиронская империя

Темная чернильная ночь разлилась над городом, выпустив на небосвод опрокинутый азхарский месяц, напоминающий рога животного. Мириам торопилась к «Неопалимому», жалея об украденном совестью времени. Она желала сделать все честно, как положено воспитанной леди, а не воровке из трущоб Меццы. Морган учил ее всегда иметь запасной план, он же взял с нее клятву, что она больше никогда не прибегнет к своему позорному ремеслу. Но как быть, если ценой верности клятве и честности могла стать его жизнь?

Взбегая по трапу, Мириам натянула на лицо самую беззаботную из возможных улыбок. Ее план опирался лишь на то, что Райс, нырнув за утешением в объятия дражайшей подруги, забыл приказать своим матросам больше не впускать ее на борт. Так и случилось. В ночи парочка моряков, охраняющих вход на галеон, лишь сонно поприветствовала ее. Она прошмыгнула по палубе, сжимая в ладони ключ от капитанской каюты. Парни, должно быть, подумали, что капитан вот-вот явится на борт и сам, чем Мириам и воспользовалась.

Едва оказавшись внутри, Мириам ощутила, как галеон качнулся на волнах.

– Спокойно, мой неопалимый друг, я лишь возьму то, что мне нужно, чтобы спасти наш дом, – шикнула она, обретая равновесие. – Я тебя не трону.

Она помнила, как Райс рассказывал, что у этого корабля есть своя душа. И уж точно не стоило быть с ним неучтивой.

Она даже не стала зажигать свечей – лунного света было достаточно, чтобы совершить столь мелкое преступление. Не раздумывая, Мириам смела со стола все, чем была заставлена карта, так полюбившаяся ей во время бегства из Дагмера. По полу наверняка разлились чернила, на Мириам уже было плевать. Она бережно складывала свою добычу, взволнованно шепча:

– Ты и я – мы были созданы друг для друга, знаешь?

В конце концов, она отправила карту за полы жилета, вслушалась в шум волн и окутывающую «Неопалимого» тишину. Сама того не желая, она говорила словами Райса – так прочно он пророс в ее душу, что вырвать с корнем было невозможно. Его неуемные побеги не один раз еще потревожат ее, являя воспоминания, от которых она все еще улыбалась, даже теперь – оскорбленная, уязвленная и недостойная веры. Слезы посыпались неуемным дождем, едва она собралась выйти из каюты и покинуть место, где их влюбленность расцветала перед ее глазами вновь пышными алыми цветами – в цвет огня капитана корабля.

Мириам прикоснулась ладонями к глади столешницы, упала в удобное широкое кресло, в последний раз окунувшись в воспоминания о том, как в пути до Азхара в непогоду Райс силился научить ее играть в пиратскую игру с фигурками королей и их дам на затертых карточках. Они смеялись легко и заливисто, совсем как дети, а когда ей довелось проиграть, Райс объявил, что ей непременно должно повезти в любви.

Упав лицом на опрокинутые на стол локти, Мириам вцепилась взглядом в слишком богатую кровать с полупрозрачным балдахином. Она вспомнила их самую первую ночь и все последующие, когда она действительно думала, что ей повезло.

И улыбнулась сквозь слезы, вспоминая, сколько раз Райс падал с широкой, но неудобной софы, галантно предложив ей место в своей кровати. Он смеялся над этим, смеялась и она, думая предложить ему вернуться под балдахин и разбежаться по разным сторонам белых простыней. Но что-то уже тогда подсказывало ей, чем завершилось бы это предложение. Она не сделала этого, предвкушая, что должна сотни раз попросить его прощения, прежде чем все случится. А это было неизбежно – с тех самых пор, когда они совсем юные рука об руку вошли в сад королевы. Неминуем был и их конец. Он прижег душу коленным железом, ведь Мириам верила ему слишком сильно, а он ей не верил никогда.

Она заставила себя встать, и ее шаги стали увереннее, чем прежде. Размазывая слезы по лицу, она грустно рассмеялась и даже не пошатнулась, когда волны снова ударились о борт галеона. В ответ где-то заскрипели старые доски.

– Спасибо, – проговорила она громче, словно этот блистательный корабль мог ее не расслышать. – Я любила тебя. Спасибо и прощай.