Глава 4. Отданный соли
Азхар, Тиронская империя
Азхар был преисполнен звуками, гудел словно пчелиный улей. С улицы доносился громкий голос прорицателя, нараспев читавшего воззвание небесам о многолетнем здравии солнцеликого императора Илберта Саккафа.
Эти благозвучные молитвы на старотиронском наречии вплетались в жизнь города на рассвете, в ту пору, когда солнце было в зените и когда падало в море, оставляя за собой на небе оранжевый след. Когда прорицатели выходили на улицы, мир не замирал, а продолжал буйствовать криками торговцев, зазывающих господ, музыкой, бесконечным цоканьем лошадиных подков по мощеным улицам. Времена руалийского правления не стерлись из сущности Тирона, а исказились под изнуряющим солнцем, словно кто-то взглянул на него через цветное стеклышко.
Мириам будто снова оказалась в Мецце, но видела ее словно во сне, как и все последние дни, проведенные в Азхаре. Она заставляла себя примечать все, что происходит с ней, вслушиваясь, касаясь, вдыхая ароматы. Десятки раз прежде побывав в этом городе, только теперь она подпускала его ближе.
Портьера из темно-зеленых искрящихся бусин зашелестела под пальцами Мириам, когда она решилась вернуться в большой светлый зал лавки портного. Оглядевшись, через пестрые стекла витражей она увидела, что мастер и Райс беседуют снаружи, попивая местный горький напиток из маленьких чашечек.
В ожидании их возвращения, Мириам еще раз посмотрела в зеркало, но не признала девушку, взглянувшую на нее в ответ. В платье из ткани, что была легче облака и вторила цветом местным закатам, она казалась себе совсем иной. Мелкие серебряные браслеты переливчато зазвенели, когда она потянулась поправить изумрудную шпильку в волосах. Этим утром она втерла в запястья несколько капель розового масла, и теперь снова ощутила его аромат. Розы в Азхаре – желтые, розовые, алые и даже темные, пурпурные, – пахли совсем иначе, чем дагмерские. Их запах приторный, как местные сладости, но век этих цветов под палящим солнцем был слишком краток.
Налюбовавшись, Мириам ступила на расшитые ковры, устилающие пол. Каждому шагу подпевали серебряные монетки, собранные тонкой цепочкой на ее щиколотках. Она невольно улыбнулась. Местные женщины как маленькие пташки соревновались чей окрас ярче, чей щебет звонче. Они были слишком непохожи на тех, других, живущих по ту сторону Великого моря. Мириам захотелось слиться с их пестрой толпой, представить, будто в ее жизни никогда не было Севера.
Она села на софу, украшенную золотой вышивкой. Сделала это, как было принято среди местных – полулежа, уткнувшись локтем в изголовье. Она тоже пригубила глоток темного напитка, откусила кусочек финика. Слышав смех Райса, она фыркнула, дивясь собственной глупости и желая отыскать его взглядом. Ей нравилось, как он смеется – громко, запрокидывая голову, как человек, живущий свой самый счастливый день. Глупой она была только потому, что прятала это от себя. Его смех ей полюбился не теперь в Азхаре, а много зим назад в королевском замке Дагмера.
Едва дверь распахнулась, портной увидел Мириам, и принялся рассыпаться в восхищении:
– О, Неопалимый господин, ваша г'юзе ханимеф – самая прекрасная из женщин. Сколько их бывает в лавке вашего покорного слуги, не знал краше, не знал!
Многие жители Азхара называли Райса по имени его галеона, многие кланялись ему как вельможе. Как все знатные мужчины Тирона, он носил белые одежды. За Великим морем он давно не был пиратом, так о нем говорили лишь на родине.
Он улыбнулся Мириам глазами и уголками губ, когда она, отставив чашечку, поднялась и закружилась, открывая его взгляду кропотливую работу мастера. Платье было слишком легким, практически невесомым, с неприличным по северным меркам вырезом до середины бедра. Оно струилось по телу и летело, будто живое. Но Райс глядел вовсе не на него.
– Только сам закат над Великим морем может сравниться с вами, госпожа, – все изумлялся портной. – Но этой изящной шее не хватает золота, мой златоокий друг, – невзначай бросил он Райсу, наверняка желая подсказать нужную лавку.
– Брось, мастер. Ты ведь помнишь, что мы северяне. Мы не носим золота.
Мириам, услышав эти слова, вспомнила о заговоренном медальоне Смотрителя со сверкающими гранатами. Только лишившись его, она поняла, как дорожила им.
– О, эти ваши дикарские предрассудки! – воскликнул портной, воздев руки к небу. – Северяне просто жадны, оттого и не украшают своих прелестных женщин золотом. – Однако, подумав, добавил: – Я не говорю, что жаден ты, мой друг, ведь Азхар для тебя – родной дом.
– Старый ты плут! – расхохотался Райс, потянувшись к кошельку, спрятанному на поясе под белым кафтаном. – Как бы я не презирал золото, все равно плачу им.
Он достал пару монет и отдал их портному. Тот в ответ склонился в почтительном жесте.
– Да будут твои года долгими, кошелек полным, а море останется ласковым к тебе, как губы любимой!
Мастер поклонился и Мириам. От нее не скрылся тот многозначительный взгляд, которым он одарил Райса. Он проводил их до двери, и только отойдя от лавки на пару шагов, она спросила:
– Г'юзе ханимеф? – азхарцы так легко вплетали старо-тиронское наречие во всеобщий язык, что к этому было непросто привыкнуть.
– Он назвал тебя моей прекрасной госпожой, – уходящее солнце вмиг отразилось в его глазах. Один из них сверкнул будто разлитым по радужке золотом, другой согрел цветом майской зелени. Магия часто оставляла свои отметины в облике. Взгляд Райса виделся Мириам одним из лучших ее творений.
Улица закружила их, раскрывая свои объятия. Цветное стекло витражей, позвякивание стальных трубочек, тут и там подвешенных над дверями лавок, разодетые господа, специи, сок спелых гранатов – рынок Азхара был ярким и шумным. Отбери у него хоть малую часть – аромат черного перца и табака в воздухе, или даже песчинку, принесенную ветром с моря, он лишился бы души.
– И ты ничем не возразил ему? – Мириам обернулась к Райсу через плечо, когда поняла, что шумная толпа своим потоком вынесла ее вперед.
– Ты знаешь, как мне не нравится лгать. Возразив, я бы соврал.
Он неожиданно схватил ее за руку, уступая дорогу лошаденке, что тянула груженую повозку с бочками. Их пальцы переплелись будто сами собой, и Райс не поспешил нарушить их волю, а напротив – потянул Мириам в переулок, подальше от торговой улицы. Кровь бросилась ей в лицо, ведь она все никак не могла принять, что нравы в Тироне куда свободнее, чем на Севере – друзья могли прогуляться за руку по площади Азхара и это не закончилось бы ни позором, ни свадьбой. Райс и вправду стал частью города, а Мириам лишь неуверенно прикоснулась к нему.
– Куда? Куда мы? – она помнила, что их паланкин остался за углом, а Райс повел ее совсем иной дорогой.
– Я отпустил паланкин, – беззаботно заявил он.
– Но разве я могу... Мне нельзя, пока я...
Пока я не придумала, как провести ритуал и найти магов, готовых всю жизнь глотать дорожную пыль ради других, ради тех, кому нужно спасение. Она осталась последним Смотрителем Изведанных земель, но была вынуждена бежать, чтобы сохранить свою жизнь и знания, что успела получить. Она мечтала вернуть Смотрителей в Дагмер, пойти на риск, и научить этому ремеслу новых людей. Ее останавливало лишь то, что она сама не помнила ритуала, ведь вкусив темной крови, она впала в небытие. Не каждому было дано из него вернуться – и это безмерно пугало ее.
В Азхаре она жила в запертой комнате белоснежного дома Райса. Никто из слуг не знал, кто скрывается за дверью, где раньше царила лишь пустота. Но ближе к вечеру Райс вывел ее в город, запретив прикрывать лицо полупрозрачной вуалью с серебряными монетами, как делали многие женщины Тирона, подводя кошачьи глаза черным, добавляя взгляду притягательной тайны. Она боялась показываться на улицах Азхара, ведь у Галена Бранда повсюду могли быть верные ему люди, но она вновь доверилась Райсу.
– Не существует никаких «нельзя», – теперь он улыбался ей, оглядываясь через плечо и прокладывая путь сквозь лабиринт улиц.
Мириам потерялась бы в нем одна среди домов из светлого камня, среди редких оазисов с лимонными деревьями, фонтанами и кустами белого олеандра. Пока Райс по-мальчишески держал ее за руку и вел за собой, она была спокойна, искала прекрасное в каждой трещине на стене, в сколе булыжника под ногами, в птице, устремившейся в порозовевшее закатное небо. Она смотрела на его широкие плечи, на блики белых шелковых нитей в вышивке на его таком же белом кафтане, и думала о морской пене, застилающей берег, и, отчего-то, о свободе. Пальцы Райса были унизаны серебряными перстнями с аквамарином. Он не осмеливался носить их в Дагмере, но здесь они будто срастались с ним, и теперь приятно холодили ее кожу.
Мириам не поспевала за ним, но не хотела признаваться в этом, полностью растворяясь в медленном беге и мире вокруг. Она вскрикнула от восторга, когда вдруг вереница домов оборвалась, и они оказались незащищенными перед ветром с моря. Райс обернулся, поправил ее разметавшиеся волосы с тихой улыбкой на тонких губах. На мгновение Мириам показалось, что он готов наклониться к ней и коснуться ее губ поцелуем, но он все же отнял руки от ее лица.
– Подожди, – в его глазах блестели огоньки, как у того юноши, которого она целовала в королевском саду в ту пору, когда считала себя некрасивее прочих, а его – совершенным. Вздорным, задиристым, отвергающим ложь даже во благо, но совершенным.
Он подошел к старому лодочнику у причала. Старик указывал на горизонт, где розовый сливался с красным, предвещая ветер и буйные волны, а Райс только смеялся по-мальчишески и заглядывал старику в глаза. В конце концов, он вернулся к Мириам, чтобы снова соединить их ладони.
– Я не прошу ничего иного, кроме веры, г'юзе ханимеф, – бросил он, наткнувшись на недоумение, а затем снова мягко потянул за собой.
Райс подхватил ее на руки, прежде чем волны коснулись ее ступней в мягких сандалиях из искусно вываренной кожи.
– Как твердо я могу верить тому, кого в северных землях все еще кличут пиратом? Задумал продать меня в рабство, Неопалимый? – тихонько рассмеялась она, почти касаясь губами его уха, но безоговорочно верила ему.
Она села в лодку, а старик уже стоял на берегу.
– Если не верну ее с рассветом, у тебя будет три новых лодки, седой! – крикнул ему Райс, сам садясь на весла.
– Насколько безумно, так отчаянно верить тебе, Неопалимый господин? – Мириам все еще улыбалась в предвкушении еще неизвестного ей приключения, но поежилась от очередного порыва ветра.
Ни слова не говоря, Райс накинул на ее плечи свой камзол, прежде чем как следует налечь на весла. А ей все еще безумно нравился его запах. Ее руки, покрытые мурашками, медленно скользнули в рукава, подхватили края, чтобы крепче укутаться и согреться. От Райса пахло солью, янтарем, всеми ветрами мира разом, даже если он не бывал в порту, а теперь – еще немного табаком с прилавков торговой улицы Азхара.
Мириам немного перегнулась через бортик лодки, желая прикоснуться кончиками пальцев к волнам. Райс же безотрывно глядел на нее, пока она позволяла любоваться собой.
Многие богачи Азхара жили вдали от суеты – на островах, рассыпанных бисером у входа в бухту. Мириам успела увидеть настоящие дворцы, прежде чем поняла, что Райс вовсе не хотел показать их, а сам направлял лодку к одному из берегов. Тот выглядел пустынным, пока они приближались, но Мириам поняла, что попадет в апельсиновую рощу, прежде чем они успели приблизиться. Едва ее ноги коснулись песка, Райс вновь потянул ее за собой.
В глубине рощи стоял небольшой дом с белыми стенами и светлой крышей. На крохотной террасе стоял накрытый стол, переполненный тиронскими яствами и украшенный свечами.
– Это твой новый дом, г'юзе ханимеф.
Мириам почувствовала, что Райс больше не сжимает ее ладонь. Маленький великолепный тиронский дом взирал на них своими окнами, освещая фонарями, что красовались у порога.
– У тебя никогда не было своего дома, – продолжил Райс, а его голос показался необыкновенно сиплым. – Сначала – улицы Меццы и дешевые коморки, потом – холодные покои сурового дворца Дагмера. Я обещал, что не оставлю тебя без помощи в Азхаре. Завтра поутру чародей наложит печати на этот остров, и на всем свете не останется пристанища безопаснее для тебя.
На глазах Мириам выступили слезы. Райс был прав – у нее никогда не было дома. Она невольно зажмурилась. Другой дом, стоящий в заброшенном саду далеко в Корсии, словно навеки был заключен в ее памяти. Он медленно разваливался на части, подобно ее прежней жизни. Тот старый дом под красной крышей был местом, где в последний раз она была безмерно счастлива, куталась в радость и смех, не зная, что они дарованы ей перед бурей.
– Мириам? – голос Райса мягко обнимал ее имя.
Она ощутила, как очередной порыв ветра подтолкнул ее вперед. И на мгновение она растворилась в нем, будто это прошлое настигло ее, но одобрило этот новый путь.
– Если тебе не нравится это место, скажи, я найду другое. Зря я вообразил, будто вправе решать за тебя...
Славный капитан «Неопалимого» не боялся ничего. Он никогда не отводил взгляд, голос его никогда не срывался в неясный судорожный шепот. Но теперь перед Мириам стоял Райс Локхарт, и он не был похож на того капитана.
– Ох, нет!.. Думаю, это чудесный дом, – порывисто затараторила она, намотав на ладонь собственные буйные волосы, с которыми так любил играть вездесущий ветер. Райс должен был видеть ее глаза, пока она говорила. Видеть и понимать, что она не лжет и не играет. – Но... Достойна ли я всех твоих даров? Почему? Почему ты так добр ко мне? Ведь я уже не та девчонка, которую ты целовал в королевском саду. Сколько зим прошло? Сколько лун сгинуло и возродилось? Время искажает все вокруг, а сильнее всего – людей.
Мириам желала быть услышанной им, но и боялась этого. Она отвела взгляд ровно на миг, пока сердце мчалось галопом быстрее лучших скакунов Тирона. Его глаза вновь блеснули, а губы сложились неясную улыбку, едва она снова посмотрела на него. Она ожидала, что он одумается, признает ее правоту, будет хмурым и задумчивым. Он же не подпустил близко ее слова.
– Знаешь ли ты, как сильно я любил ту самую девчонку? Так безумно, что дышать рядом с ней не мог. Примешь ли ты мою доброту в память о ней?
Мириам прижала руки к груди, но кивнула в ответ. Она глядела на Райса, думая о той жизни, что ей довелось потерять, когда он ушел, убежал из того самого сада, в ночь, когда она отвергла его. Чтобы снова научиться дышать, он пересек Великое море.
Жестом он пригласил ее следом, а она облегченно выдохнула, ведь если бы он снова взял ее за руку, она бы непременно порывисто метнулась к его губам. По дорожке, выстеленной из мелких камушков, они подошли ближе к дому, и Мириам увидела, что на террасе у входа накрыт стол, уставленный свечами.
– Я нанял для тебя кухарку, способную быть незаметной в твоем доме, но эту ночь она проведет в Азхаре, как и стражники, готовые оберегать твой покой. Ты только посмотри на эти яства! Я уже почти завидую тебе.
Райс подвел ее ближе, заботливо усадил за стол. Они оба так проголодались, что аромат рыбы, приготовленной в розмарине, сводил их с ума. Рис с сочными зернами граната и оливками, ароматные лепешки, маленькие осьминоги под соусом, местные медовые сладости, фрукты и орехи – скатерть пестрила как шелковый платок в лавке торговца.
– Почему ты звучишь так, будто собираешься вернуться в свой дом на холме, а меня оставить здесь?
Никто не смел приступить к еде. Мириам беспокойно поглаживала край скатерти, не зная, куда деть руки, Райс уперся подбородком в сжатые пальцы и глядел на море, где ветер вовсю разгонял тяжелые волны.
– Нет, нет! Не сегодня. Я ни за что бы не оставил тебя одну, но... Так будет лучше. Ведь правда? Ты ведь и в самом деле не должна оправдывать мои иллюзии.
Райс принялся размеренно орудовать вилкой, избавляя рыбу от костей, словно это обыденное занятие могло дать ему больше уверенности в необыденном – в попытке отпустить свое прошлое. Мириам не успела ответить, как он подскочил с места:
– Но у меня есть еще кое-что для тебя.
Он вернулся откуда-то из глубины дома, держа старую книгу в кожаном переплете. Мириам приняла ее, погладила по корешку, открыла и увидела записи, аккуратно выведенные чьей-то рукой.
– Что это? – она листала страницу за страницей, натыкаясь на зарисовки, кривые записи на полях и размытые временем кляксы. Это был довольно старый фолиант, сменивший множество хозяев.
– Безделица из Запретных земель, – бросил Райс небрежно, наполняя кубок подслащенной розовой водой. – Ты ведь никогда там не бывала? Не знаешь, как много таких как ты живет там, по ту сторону Черты?
– Таких, как я? – Мириам в недоумении уставилась на Райса, заставив себя оторваться от книги, в которой от волнения она не могла разобрать ни слова – все записи были сделаны на старо-тиронском.
– Да, – кивнул Райс. – Таких, как ты... И Морган.
Мириам не дрогнула, когда он бросил это имя, внимательно вглядываясь в ее лицо. Вероятно, он ждал, что ее поглотит скорбь, щеки покраснеют, а руки затрясутся. Но этого не случилось, и только тогда он продолжил:
– По ту сторону Черты нет никаких правил, нет никаких Смотрителей, но есть жрецы. Один жрец стоит дороже десятка воинов, ведь магии крови дикие племена боятся больше, чем императора Саккафа. Хороший жрец узнает об опасности за версту.
Едва не подпрыгнув на месте, Мириам прижала книгу к себе. Она поняла, о чем говорил Райс, и готова была броситься ему на шею, едва не запищав от восторга, подобно маленькой девчонке.
– Здесь есть ритуал? Тот самый?
– Думаю, что старая лесная чародейка Гудрун могла использовать именно его, а после нее – Морган. Значит, сможешь и ты, если она откажется тебе помочь. Ты последняя. Тебе решать судьбу ордена.
Орден. Прежде не было никакого ордена. Это громкое слово звучало только из уст Райса. Они часто обсуждали судьбу Смотрителей Дагмера и сходились в том, что их должно быть больше двух. Мириам и правда была готова рискнуть. Да, не каждый мог пережить ритуал Посвящения, не каждый был способен испить темной крови и остаться живым. Но жертва могла быть не напрасна.
– Где ты достал его, Райс? – прошептала она, все еще подхваченная дрожью. Этот фолиант мог изменить все.
– Никто не рождается жрецом. Или Смотрителем, – он подцепил вилкой осьминога, беспечно улыбаясь, словно рассказывая старую сказку о Запретных землях. – А один из жрецов был мне должен. Он даже легко отделался, отдав лишь эти записи. И, да, там ты найдешь ответ на то, как верно зачаровать новый амулет. Знаю, что ты пыталась...
– Так вот где ты был эти дни?
Что-то наконец сломалось в Мириам. Слезы хлынули. Одна, следом другая, потом ей вовсе пришлось отложить фолиант в сторону и спрятать лицо за ладонями, чтобы Райс не видел ее такой.
Он был за Чертой, мог сгинуть там навсегда, но вернулся и вложил ей в руки ответы на все вопросы. Он спас ее в Дагмере, теперь – подарил дом. Он одарил ее платьями, каменьями и серебром. Он шаг за шагом шел к ней, уперто и оголтело веря в ту девчонку, что однажды крикнула ему в лицо, что никогда не полюбит его. Она уже тогда была недостаточно хороша для него.
– Мириам? – он испуганно окликнул ее, словно она не сидела перед ним, а мчалась куда-то прочь.
Чувства захватили ее, и она больше не могла удержать их.
– Ты. Мог. Не. Вернуться, – отчеканила она неожиданно твердо.
Злость, страх, облегчение, благодарность и восхищение слились в одно, переплелись так крепко, что было не разорвать.
– Я не мог не рискнуть, когда догадался, – недоумение припечатало Райса к месту.
– А если бы ты погиб там? – Мириам крепко зажмурилась, на миг представив пустоту. Она поглотила бы ее, если бы Райс остался за Чертой. Страх сдавливал ребра даже теперь, когда он подошел ближе, опустился на колени, чтобы смотреть в ее глаза.
– Я был за Чертой много раз, Мириам. И я все еще здесь, перед тобой.
Он заставил ее отнять руки от лица. Серебряные браслеты зазвенели, и отчего-то этот звук показался слишком громким, когда Райс оказался так близко.
– Но я так зла на тебя, – задыхаясь, говорила она. – Так зла на твое безрассудство. Ты бросаешь к моим ногам так много! А я этого не заслужила. И больше всего – не заслужила этот дом! Почему? Почему именно теперь я должна остаться жить здесь?
– Потому, что если не теперь, то я сгорю, – колючие глаза кристально честного человека встретили ее оторопелый взгляд.
Райс в самом деле никогда не лгал. Он никогда не врал ей, а та ложь, что была заготовлена не для нее, не говорила о нем ничего. И теперь он смотрел на нее, все также стоя на коленях, и ничуть не стараясь сдобрить свои слова хотя бы одной каплей меда.
– Я продолжаю ждать тебя даже теперь, Мириам. И эту искру не затушить, сколько бы я не пытался. А если ты рядом, это и вовсе бессмысленно. Ожидание превратилось в чистый яд и убьет меня также верно, если я не стану осторожней.
Он говорил, а Мириам внимательно изучала каждую черточку его лица, острого, будто выточенного из камня. Она боролась с желанием запустить пальцы в его темные волосы, вспоминая, что в последний раз позволила ему целовать себя в ту ночь, когда Дагмер обрел нового короля. Она была хмельна, взбудоражена и готова позволить себе эту слабость. Райс Локхарт всегда оставался для нее частью той жизни и той сказки, где все было иначе. Почему она пришла к нему тогда, если не из желания узнать, до сих пор ли он там, до сих пор ли желает ее и ждет? Это чувство волновало, заставляло приливать разгоряченную кровь к щекам. Вот только теперь не было никакого вина. Осталось неизменное тепло, разлитое по телу, заставляющее низ живота сжиматься в гудящий, пульсирующий узел. Это было желание. И она наконец признала его, выпустила на волю, разрешила ему впутаться в собственные мысли.
– Зачем? Я хотел сделать для тебя все, прежде чем услышу те же слова, что и много лет назад. Даже услышав их вновь, я бы продолжил помогать тебе, но это было бы... – он замялся, подбирая верное слово, облизнул пересохшие губы. – Это было бы унизительно.
Много лет назад Мириам кричала ему в лицо, что никогда не сможет полюбить его. Райс исчез так быстро, что она не смогла найти его, чтобы просить о прощении. Это были злые, жестокие слова, разбившие сердце не только ему. Он вернулся в Дагмер лишь спустя несколько зим, а еще несколько им потребовалось, чтобы снова взглянуть друг на друга.
– Когда ты поймешь, что я была дурой? – слова Мириам вырвались через глухой стон, они терялись, плутали, выскальзывая куда-то прочь, пока она глядела на бледный шрам, рассекающий губы Райса. – Скверной, безмозглой девчонкой и отвратительно грубой. Я не должна была так поступать. Это было... разрушительно.
Он горько рассмеялся, попытался встать, но ладонь Мириам легла на его плечо.
– Прости меня, – она наконец сказала это, и была готова повторять громче и громче, пока он тихо не улыбнется, как улыбался только ей. – Прости.
– Все эти слова...
– ... я должна была сказать много зим назад.
Мириам перебила его резко и бесцеремонно, ее пальцы скользнули по его шее, дотронулись до щеки, неясно пробежались по спине. Ее губы коснулись его, едва она успела договорить. В этот раз все было иначе. Их прежние поцелуи, обычно пылкие и жадные, были так непохожи на тот, что она решилась подарить ему теперь – осторожный и трепетный.
– Не стоит делать это из благодарности, – разорвав поцелуй, Райс приложил палец к губам, словно стремясь погасить боль. – Это не то, что я ищу в тебе для себя.
Мириам потянулась к нему снова, чувствуя волну мурашек, сбегающую по спине и коленям. Она коснулась подбородка Райса, но он перехватил ее за запястье. Она вскрикнула от неожиданности и наткнулась на испуг в его глазах. Поспешно, но невинно, он поцеловал ее раскрытую ладонь, выразив больше, чем мог бы словами – он подумал, что причинил ей боль, не желал этого и теперь сожалел.
– Чего же ты хочешь? – спросила Мириам, скорее заигрывая, чем желая продолжать разговор.
– Мне не залечить боль твоей потери. Ты потеряла целую жизнь, и я должен знать, что теперь готова начать новую. Не делай это больше, – он нежно провел кончиком пальца по ее губам. – Пока не уверишься, что не пожалеешь. Никогда.
Мириам подавила в себе смущение, ведь от взгляда Райса не утаилось, как она прикрыла глаза от его прикосновения. Теперь она все ощущала иначе – острее и больнее, но эта боль была почти приторной, как сладости Азхара. Тот другой, кого она безответно любила множество зим, теперь был мертв, да она сама умерла бы, не окажись Райс рядом в час нужды. Потому ей отчаянно хотелось жить и чувствовать, хотелось любить по-настоящему.
Райс встал, протянул ей руку, а она снова крепко зажмурилась, чувствуя, как слезы застывают на ресницах. Ветер ласково перебирал ее волосы, маленькие колокольчики в браслетах на ее щиколотках тоже были подвластны ему. Она медленно вложила пальцы в раскрытую ладонь Райса, но точно знала, что ей хочется прикоснуться к нему иначе.
– Этот дом твой, – он обнял ее одним лишь голосом, сжав ее ладонь в своей. – Что бы ты не решила. Хочешь – живи, а хочешь – сожги все.
– Звучит как свобода, – Мириам заставила себя смерить сбившееся дыхание, не желая тонуть дальше в увлекающем ее восхищении. Ведь она должна была послушать его и дать ему то, что он заслужил – честность или же что-то большее.
Порт. Азхар, Тиронская империя
Мириам рассматривала «Неопалимого», стоя в тени деревьев. На ее плечах была легкая черная накидка, позволившая ей слиться с самой темной азхарской ночью. Она глядела на галеон Райса, на свет в каюте капитана, и все никак не решалась подняться на борт.
Вспоминая минувшую ночь, она кусала губы, ведь тогда ей довелось кричать в подушку от чувств, которые было так непросто унять. Поглядывая в окно, сквозь апельсиновую рощу она видела, как Райс прогуливался вдоль берега, несмотря на разыгравшийся шторм. Сердце твердило, что она должна увлечь его в дом, теперь принадлежавший ей, в ее комнату, в ее постель. Она должна была сделать то, от чего бежала так отчаянно и так глупо. Но она продолжала думать. Много и остервенело.
Думала, пока не отяжелела голова, а дверь в доме не ухнула, оповестив, что Райс теперь совсем рядом. Она представила, как он врывается в ее комнату, и снова закричала в подушку в ответ на оглушительную тишину. Она подходила к двери и снова отступала, понимая, что Райс лишь устроился на ночлег и оставил ее в покое. Но мысли о нем не оставляли ее до самого утра.
С рассветом она сдалась, отдавшись сну. Позже она застала солнце в зените, а дом уже опустел. Казался таким, ведь на террасе ее ждал поздний завтрак, а по берегу бродили стражники, изнывающие от безделья.
К вечеру Мириам сходила с ума в нетерпении. Она надевала платья одно за другим, меняя ткани, разрезы, вырезы, пока не остановилась на летящем черном с вызывающе открытыми плечами. На его фоне ее рыжие волосы горели ярким пламенем. Она меняла украшения – колье, бусы, цепочки, браслеты, пока все разом не забросила назад в шкатулку, решив, что в этот вечер обойдется без них. Все они определенно мешались бы на струящихся простынях. Она даже старательно подвела глаза на тиронский манер особым угольком, которым в этих землях умела орудовать любая женщина с малых лет. Она втерла в запястья масло, ароматом своим напоминающее о сочных, струящихся соком по рукам персиках.
Мириам грустно улыбалась, оглядывая себя в зеркало и понимая, какую часть жизни ей довелось упустить. Все это должно было случиться с ней раньше.
Но Райс, которого она так отчаянно ждала, не явился к ней и в этот вечер.
А потому теперь, Мириам посреди ночи стояла перед «Неопалимым», наблюдала, как его борт ласкают волны, и сомнения гадко грызли ее изнутри. Она боялась найти в каюте кого-то, кроме Райса. Кого-то более сговорчивого и более красивого, чем она сама. Он, в отличие от нее, никогда не готов был упускать возможности. Наткнувшись на неудачу, он просто прокладывал иной курс.
Она сделала первый шаг, когда с галеона на берег ступил Райс. Мириам не сразу узнала его, ведь он был облачен в темное как простолюдин, в то время как знатные мужчины Азхара сияли белым. Но стремительная походка и широкие плечи делали его узнаваемым даже в толпе, а еще вернее – на безлюдной пристани. Она быстро шмыгнула вслед за ним, желая окликнуть, но вдруг передумала. Ей казалось, что он вот-вот повернет на улицу, ведущую прямо к собственному дому, и стало интересно, как быстро он заметит, что она ступает за ним след в след. Замыслив эту шалость, она мечтала увидеть его растерянное лицо, веря, что замешательство его быстро сменилось бы восторгом.
Райс и правда будто шел к своему роскошному дому на холме, но неожиданно свернул в сторону верфи, а затем – к складам. Мириам хотела было выдать себя, однако любопытство взяло верх. Он едва не ускользнул от нее, но она отыскала его в лабиринте улиц. Его и трех мужчин, бережно грузящих в телегу товар со склада. Он не принадлежал Райсу, ведь свой груз он хранил где-то за городом.
– Быстрее, – сухо потребовал он.
Мириам пряталась за углом, вжимаясь в стену. Невинная игра перестала забавлять ее, как только в голосе Райса зазвенела сталь.
– Убирайтесь скорее и передавайте мое почтение жрецу. И пусть не сомневается, что товар чистейший.
– С тобой всегда приятно иметь дело, капитан, – ответил один из мужчин с жутким незнакомым говором, хлопнул лошадку по крупу, и та потянула телегу прочь.
Сердце Мириам застучало быстрее от мысли, что товаром мог оказаться чистейший тиронский табак. Она не раз видела, насколько смертоносным он может быть. Быстро юркнув поглубже в тень, она принялась ждать, когда Райс пройдет мимо, и едва стихли шаги, она ринулась следом, ступая мягко, словно кошка. Капитан решил вернуться к своему кораблю. Возможно, чтобы сменить одежду на ту, что больше подходила его кошельку. Мириам, став свидетельницей тайной сделки, растерялась и чувствовала, как все сильнее холодеет изнутри от страха. Она ни за что не простила бы Райсу торговлю табаком, разъевшим добрую часть континента.
Неожиданно Мириам оказалась одна между складов. Ночи Азхара были темны, а переулок, где она поняла, что потеряла Райса, был не освещен. Решив вернуться к факелам и масляным фонарям, она повернула назад, чтобы пройти уже привычной дорогой к кораблю.
Мириам не успела закричать – кто-то грубо схватил ее за горло и прижал к стене. Капюшон накидки сыграл с ней злую шутку, и она не заметила тень, что дернулась за ней из подворотни. Она больно ударилась затылком, чувствуя, что противник достаточно силен, чтобы сломать ей шею как птичью косточку. Перед ее лицом алыми искрами налились пальцы, вырвались на волю языками пламени. Их света было достаточно, чтобы они узнали друг друга. Огонь Райса всегда пылал чистейшим алым.
Он отпустил ее в то же мгновение, но удержал за плечи, крепко встряхнув, а потом прижал к груди, сорвав капюшон накидки, подхватил и поцеловал выбившийся своевольный локон.
– Я чуть не убил тебя, глупая! – прошептал он порывисто и Мириам ощутила, что его тело сотрясает мелкая дрожь. – Зачем ты следила за мной? Говори!
– Ты не пришел ко мне сегодня, – она тихо откашливалась, потирая горло. – И я искала тебя, не зная, что найду.
– Какое счастье, что там у складов тебя заметил я, а не они! То, что я сделал – смертельно опасно.
– Ты торгуешь табаком, Райс? – Мириам жалела, что их окружила ночь и она не могла видеть его глаз.
– Я торгую эликсирами, – он склонился над ее ухом и, говоря, нечаянно коснулся его губами. – А ты увидела впервые людей из Запретных земель. Теперь ты знаешь, они ничем не отличаются от нас. Ни хвостов, ни крыльев, ни рогов. Представь, что сделал бы со мной император, узнав, что я так близко с ними знаком?
– Значит, вот как ты расплатился за тот фолиант? – догадалась Мириам. – Эликсирами брата?
Она почувствовала, как Райс переплел их пальцы и снова повел ее за собой, продолжая говорить едва слышно, хоть вокруг них не было ни души.
– Кирмиз мервет – Красная милость. Так тут их называют. Уверен, что Роллэн понял бы меня, сам смог поступить бы так, если бы полюбил. Или же – возгордился бы тем, что его эликсиры ценны даже за пределами Черты.
Если бы полюбил.
Слова Райса разлились теплом по телу Мириам. Он сказал об этом между делом, будто она должна была знать об этом всегда. Она и знала, но прежде всеми силами бежала прочь.
– Слава Создателю, – проговорила она, чувствуя, как на нее беспричинно нападает счастливый смех. Ей хотелось смеяться, танцевать, праздновать эту жизнь, такую полную от услышанных слов.
– За что? – удивленно хмыкнул Райс, выводя ее в свет масляных уличных ламп.
– Я стала думать, что ты совершенен. И слава Создателю за то, что это не так, – она все-таки заливисто рассмеялась, встретив его недоумевающий взгляд.
Он сорвал этот смех с ее губ неожиданным поцелуем, жадным и настойчивым, крепко прижав к себе.
– Я клялся больше не делать этого, – выдохнул он, заключив ее лицо в ладони. – Так будь я проклят, ведь сам не властен над собой.
Райс целовал Мириам снова и снова в свете тусклых фонарей посреди пустой улицы в окружении старых складов, но ей грезилось, что кругом цветущие сады – так расцветала она сама, разрешая самой себе без страха и вины прикасаться к нему.
– Я бросилась искать тебя посреди ночи и не отдам то, что нашла ни одному проклятью.
Где-то недалеко послышались мужские голоса. Райс и Мириам оглянулись, словно воры – так взыграло в них прошлое, ведь они привыкли прятаться, оказываясь так близко друг к другу.
– Знай ты, как обманчив Азхар, не была бы так смела. Где маги, что должны были охранять тебя?
– Я приказала им ждать на причале у лодки. Я ведь не пленница, – в этот раз Мириам сама сплела их пальцы, игриво поцеловав Райса в уголок губ.
– Но ты могла ей стать, – раздраженно бросил он, желая большего, но она увернулась и в этот раз сама повела его за собой. Дрожь захватила ее, но она была рождена не испугом, а желанием.
Огни фонарей, звезды в небе, желтый диск луны, белоснежная улыбка Райса – все вокруг стало ярче, пока ноги в мягких сандалиях едва касались земли. Колени подгибались, но Мириам упорно шла, почти бежала, опьяненная сладостным предвкушением, до тех пор, пока она не обернулась, прежде чем ступить на борт «Неопалимого».
– Смотри, я делаю это по своей воле, – заявила она, зная, что Райс мечтал именно об этом. Вот только так должно было случиться еще в Дагмере.
На звук ее голоса обернулись моряки, охранявшие галеон, но капитану было не до них. Мириам смутилась, ведь все они были северяне и точно знали ее. Она предпочла бы остаться незамеченной, но сейчас между ней и Райсом едва ли не сверкали искры. Он ничего не ответил – лишь поднес ее руку к губам и поцеловал. Никто из моряков не рискнул обратиться к нему или бросить им вслед шутку.
Мириам сама заперла дверь капитанской каюты, когда они оказались внутри. Райс не дал ей сделать и шагу, пока они не сцепились взглядами, ища в их глубине каждый что-то свое. Вокруг было темно, не считая тусклого света, что пробивался сквозь стекла. Одно движение руки, и свечи в канделябре на столе вспыхнули – Мириам желала видеть лицо Райса. Если бы ее тело не было во власти мелкой дрожи, огонь охватил бы каждую, но все, что она смогла теперь – пустить по фитилям робкие золотистые огоньки, готовые затухнуть. Она выдала свое волнение, но заставила себя вынести ухмылку Райса. Он непринужденно хлопнул ладонями, явно красуясь перед ней своей выдержкой, – алые огоньки затанцевали на всех свечах в каюте, перегорели и засветились привычным светом, будто виной тому была не магия.
Он первым отступил на шаг. Пол каюты размеренно качался под ногами, но походка Райса всегда оставалась легкой, Мириам же захотелось вцепиться в косяк двери. Она всегда медленно привыкала к морю.
– Все никак не свыкнусь с тем, как свет в моей каюте украшает тебя, – капитан корабля говорил беззаботно. Он медленно снял темный кафтан простолюдина, небрежно бросил его на софу, где спал в последнем путешествии из Дагмера в Азхар, уступив собственную кровать Мириам.
Ступая на борт, она думала, что все разговоры останутся невысказанными до утра. Время тянулось медленно, и становилось неясно, как Райсу хватает выдержки выносить его и это расстояние между ними. Мириам все-таки вжалась спиной в дверь, но спрятала свое нетерпение за игривой улыбкой.
– Ты говоришь так каждой девушке, что приходит сюда?
Райс оглянулся через плечо и глаза его блестели, пока пальцы ослабляли шнуровку рубахи.
– Это место – сердце корабля, Мириам. Оно не принимает каждую. Кто-то сгибается от морской болезни, едва переступив порог. Эта каюта не только приняла тебя, но и делает краше. Цени это.
– И как много охотниц за твоим сердцем не прошло проверку? – Мириам заставила себе сделать пару шагов, осмелела, пройдя к широкому столу с искусно прорисованной картой Изведанных земель.
– Я предпочитаю встречаться с женщинами на суше, если не хочу портить вечер. Ты искала меня темной ночью в Азхаре, чтобы узнать, сколько их было? – Райс устроился на софе, уперев локти в колени, а Мириам могла поклясться, что чувствовала, как по ее телу блуждает его изучающий взгляд.
– О, я не сомневаюсь в их непостижимом количестве! – ее палец скользил по границе Изведанных земель. Эта карта завораживала. В пути в Азхар Мириам проводила над ней много времени, а теперь вернулась как к старой знакомой. Но ее голос все-таки дрогнул от нелепой капризной ревности. – Какая женщина не мечтает оказаться в твоих объятиях? Ты ведь молод, но уже богат. Смелый, мужественный капитан грозного галеона, входящий во дворец к императору без приглашения. Да еще и прекрасный, влекущий как старый северный бог...
Райс фыркнул, не желая смеяться теперь в полный голос.
– Ты. Ты не мечтала.
Этими словами он заставил Мириам оторваться от карты, чувствовал, что она прятала за ней слишком много. Но успел достаточно разглядеть в ее лице, чтобы не заставлять оправдываться.
– Но сегодня ты нашла меня. Почему?
– Ты не пришел, – Мириам медленно выпрямилась, ее рука сама потянулась к завязкам на накидке. Темными волнами та стекла по спине к ее ногам. – А я ждала тебя. Ждала тебя еще вчера.
– Я знаю толк в ожидании, ведь потратил на него немало зим.
Два шага и Мириам уперлась бедрами в край стола, завязала руки узлом на груди, но опомнившись, одернула платье и заправила за ухо локон, упавший на лоб. Чем больше она слушала Райса, тем сильнее отдавалась необъяснимой робости. Он любил говорить просто и прямо, оставляя ее обезоруженной. Именно в этом, даже не во всепожирающем и сокрушительном огне, была его главная сила и власть. Играя по его правилам, Мириам должна была сама рассказать, как подгибаются ноги, как быстро бьется сердце, спотыкаясь и замирая, как по телу липким медом разливается жар. Но ей было неведомо сколько поцелуев спустя она сможет так открыться ему. Одно она знала точно – этой ночью ей не покинуть каюту Райса, не изменившись раз и навсегда.
– Зачем же ты ждала меня, Мириам? – прошептал Райс нарочито свободный и спокойный, но она услышала каждое его слово.
Втайне от самой себя она ждала, что все будет просто, что ей хватит сил и смелости кинуться ему на шею с поцелуями, едва переступив порог каюты. Мириам не замирала, чуя смерть, ведь могла противостоять ей. Перед любовью же она оказалась беззащитна.
– Если бы ты не вернулся из Запретных земель, я бы умерла, – тихо отозвалась она, обнимая себя за неприкрытые тканью платья плечи. – Ты – та причина, по которой я до сих пор дышу.
Райс все смотрел на Мириам из полутемного конца каюты, пока она была освещена десятками свечей. Она хотела броситься к нему, и он оказался бы прав, ожидая именно этого, но из-за всепоглощающей дрожи ей было страшно оступиться.
– Все вокруг умерло, стерлось и исчезло. А я все еще здесь. Просто потому, что от тебя так ярко веет жизнью. Когда-то давно... – ей вдруг захотелось спрятать лицо за ладонями, – ... я полюбила твой запах. В ту пору, когда ты не был отдан морской соли. В тебе слышался аромат свежескошенной травы, тумана, дагмерских сосен и янтаря... Но море... Оно все изменило. Оно обратило тебя в саму жизнь, и когда я остаюсь одна, то отчаянно боюсь потерять последнее, что у меня есть. Отправься ты за Черту в эту ночь, я все равно отыскала бы тебя.
Последние слова Мириам почти прорычала, злясь, что Райс выманил их. Она вновь взглянула на него, а он улыбался, поигрывая истертой монетой. Та мелькала меж его пальцев ручейком, пока Мириам вдруг захотелось спалить все вокруг, но эта вспышка была короткой. Она вдруг вспомнила этот жест и эту монетку – они оба принадлежали еще тому мальчишке, укрытому пеленой прошлого. За его внешней беззаботностью таилось волнение, которое можно было разгадать, лишь хорошо зная невозмутимого капитана.
– Где бы ты стала искать? – вдруг спросил он. – Где бы перешла Черту?
Мириам обернулась к карте, чувствуя, что волнение еще крепче схватило и ее.
– Я бы взяла лодку, – начала рассуждать она, приложив палец к линии побережья. – Так было бы быстрее. Я двинулась бы вдоль берега до самой южной границы к этим рифам...
– Ты наткнулась бы прямо на тиронские патрули, – прервал ее Райс, приближаясь к столу.
Мириам вцепилась в край карты, чувствуя, что упадет, если сейчас же не обретет опору.
– Я перехожу Черту здесь, – одна из деревянных фигурок, которой Райс размечал важные цели, передвинулась к небольшому озеру на берегу. – Да, по суше. Я, хоть и пропах солью, все еще не обзавелся жабрами и плавниками, чтобы незаметно пройти по морю мимо тиронских патрулей.
Его самодовольная улыбка испарилась, как только рука Мириам легла поверх его пальцев, замерших на фигурке.
– Прямо у этого озера есть грот. Пройдя через него, можно выйти на берег, но уже по ту сторону...
Он продолжал говорить, но его взгляд ласкал шею и плечи Мириам, спускаясь ближе к груди. Он продолжал, пока самообладание, и без того несвойственное магам огня и удерживаемое одной лишь волей, не покинуло его.
Все было иначе в их поцелуе, в том, как Райс рванулся к Мириам, как ухватил ее за запястье и притянул ближе к себе. Они могли прикасаться друг к другу смелее чем прежде, бездумно поддаваясь всполохам своего желания. Мириам схватила рубашку Райса за края, потянула вверх и опрометью вновь нырнула в объятия, стремясь к теплу его тела. Теперь между его пальцами струились ее волосы. Сжав одну из прядей, он заставил Мириам запрокинуть голову и подставить шею навстречу поцелуям. Ее дыхание вмиг отяжелело, и только теперь она поняла, что точно также упиралась бедрами в край стола, сокрушаемая отравленной нежностью другого мужчины далеко за Великим морем. Но от него веяло неотвратимостью и смертью, его хотелось выскрести из памяти как сон, оглушивший страхом. Мириам широко распахнула глаза, желая выгнать прочь образ Галена Бранда. От страха или же от иступленного вожделения по ее спине вслед за пальцами Райса скользнули мурашки – было уже не разобрать.
Она прошептала его имя, звучащее для нее шепотом волн, набегающих на берег и тут же рвущихся прочь. Она произнесла его, и Райс быстро отстранился, словно опасаясь, что сделал что-то не так, зашел дальше, чем следовало, и Мириам готова отступить. Но она только пьяно улыбнулась ему и потянула за собой, подальше от стола, ближе к излишне богатой для корабля кровати.
Мириам не собиралась отступать.
Вместо этого она вернула в каюту ночь и лунный свет, решительно прогнав языки пламени с тающих макушек свечей. Ей было достаточно полувздоха, полужеста, чтобы сотворить тьму и почувствовать ее благословение. Они не были верными подругами, но теперь Мириам была рада ей, как и темному платью, сшитому по тиронской моде – достаточно позволить ему соскользнуть с плеч, и тут же ощутить на коже тепло ладоней Райса. Женщины на Юге не возводили вокруг своего тела крепостей из корсетов и лишних слоев юбок. И как же Мириам была благодарна им теперь, ведь все ее естество желало соприкасаться с Райсом всей кожей быстро, полно, не оставляя всему остальному миру и капли себя.
– Ты сон? Поутру ты растаешь, как дымка над морем? – прошептал он ей жарко и взволнованно между поцелуями, в его голосе все еще звенела напускная усмешка.
– Если только ты того пожелаешь, – промурлыкала Мириам и поцеловала их крепко переплетенные пальцы, заглядывая в глаза Райса. Она кляла все золото на свете, кроме того, что плескалось в них.
Не успела Мириам опомниться, как ощутила спиной объятия прохладного покрывала, а бедра ее тонули в ласке, которой она не ощущала прежде. Она притянула Райса еще ближе, словно эти объятия могли растопить лед и страх, оставленные в прошлом. Его губы жадно припали к ее губам, спускаясь ниже, от шеи к груди, скользя по животу до тех пор, пока Райс вдруг не зашипел от боли. Мириам поняла все быстро, засмеялась сквозь подступившие слезы. Она ранила его глупо и опрометчиво, не совладав с бушующим внутри пламенем.
– Пустяки, – выдохнул Райс. – Я готов заплатить эту цену.
А она готова была поклясться, что на его плече, куда так крепко вцепились ее пальцы, теперь бугрились волдыри, если не сочилась кровь. Отнимая время на сожаление, Райс снова поцеловал ее в губы, заставляя забыть об огне, вспыхивающем между ними, и готовый сгореть, если только она того пожелает. Готовый обратиться в пепел ради каждого следующего мига, он прижал ее крепче к кровати, переплел ее пальцы со своими.
– Прости, прости, прости... – ожесточенно шептала Мириам, не зная, за что просит прощения – за прошлое или настоящее.
Она замолчала лишь когда их тела страстно слились воедино. Задыхаясь, спрятав вскрик за ладонью, все еще крепко сжимавшей его пальцы, она ощутила, как на ресницах застыли слезы. Прежде Мириам не знала, что те могут быть от переполняющего счастья. Ей довелось заблудиться пальцами в темных волосах Райса, потянуть вверх, резко отрывая от поцелуев, чтобы навсегда запомнить его лицо таким сияющим. Он мягко рассмеялся, поддавшись ее воле. Его пальцы заскользили по ее щекам, подарили губам сладкую истому, едва соприкоснувшись с ними, как вдруг крепкие руки сомкнулись чуть выше ее колен. Райс дал ей власть самой править их чувствами, выбирая – таять им, плавиться или задыхаться. Мириам лишь крепче сомкнула бедра, оказавшись сверху, вынужденно выпрямив спину, но умышленно соприкоснувшись со светом луны, являя себя его глазам нагой и опьяненной страстью. Плечо Райса и правда обагрилось кровью, но Мириам смогла лишь настойчиво припасть к его губам, отзываясь на его ласку. Растворяясь в каждом движении, она чувствовала себя живой и глупой потому, что не стремилась к Райсу, пока была скована Севером.
«Неопалимый». Воды Тиронской империи
Мириам лежала на животе на широкой кровати капитана корабля. Ее пробудили первые лучи солнца и крики чаек. С тех пор она изучала взглядом тело Райса и обнимала подушку вместо того, чтобы прижаться к его плечу и вновь отдаться неге сна. Еще ночью она поняла, что место под его ключицей словно создано для нее, чтобы она, припав к нему головой, смогла спрятаться от Тьмы, от Света и от самого Создателя.
Она любовалась тугими мышцами, переплетением выступающих вен, пока Райс спал, пока голоса наполняли улицы Азхара, пока моряки сменяли друг друга на посту, пока город пробуждался без них. Она читала шрамы, яркие и бледные, и думала, что Райс не растеряет свою северную душу, сколько бы белых одежд ему не довелось сносить – настоящий тиронец не пожалел бы монет, чтобы стереть добрую половину пугающих отметин. Они говорили громче, чем смог бы он сам. Его обласканная солнцем кожа словно стала летописью его бед. Мириам глядела на него с трепетом, понимая, что они почти незнакомы – так много червоточин в его судьбе были спрятаны от нее по сей день.
Каким он был на самом деле этот капитан, слишком молодой, чтобы подчинить себе такой галеон, как «Неопалимый»? Юноша, с которым прежде она могла зардеться от неуместно долгого поцелуя, исчез. За одну ночь они стерли собственное легкомыслие и извечные игры с дозволенным и запретным. Теперь Мириам желала узнать мужчину. Она верила, что его власть не питалась Тьмой, сколько бы крови ему не довелось пролить.
– Ты не покинула меня, – Райс улыбнулся мягко, не размыкая век протянул руку к ее волосам. Влекомая лаской, она прильнула ближе, и коснулась щекой его плеча.
– Не смогла оторваться, – призналась она. – Бесстыдно разглядывала тебя, увлеченная историей, рассказанной мне твоим телом.
Райс тихо рассмеялся, а Мириам приподнялась, чтобы снова взглянуть на него, чтобы уловить те ямочки на щеках, что вовсе были не положены грозе морей, ведь могли испортить его суровый облик.
– И что же оно тебе поведало? Надеюсь, ни слова о моих тайнах.
– Оно рассказало мне, что ты силен, вынослив, все так же опасно красив, как и ночью. При свете дня ты ничуть не изменился, – немного насмешливо ворковала Мириам, медленно перекидывая колено через его бедро. – А еще, ты едва не умер, и словом об этом не обмолвился. – Глядя на Райса сверху вниз, она коснулась кончиками пальцев его груди, блуждая по шраму, оставленному в опасной близости от сердца.
Он заложил руки за голову, хитро улыбаясь, будто готовясь долго обмениваться безобидными колкостями. Но его глаза блестели, выдавая истинные желания.
– Мой брат оказался сильнее самых острых ножей. Да, я был почти мертв, но ведь и ты была.
– Надо же. Мы похожи даже больше, чем я думала.
– Похожи? – усмехнулся Райс, уложив ладони чуть выше колен Мириам. – Я давно знал, что твой бог создал нас друг для друга.
– Неужели? – наиграно хмыкнула она, бережно поправляя повязку, наспех наложенную ночью туда, где в скором времени появится его новый шрам. – И именно потому я едва не сожгла тебя?
– Даже если однажды ты пожелаешь обратить меня в пепел, я все равно буду рядом, – приподнявшись, он притянул Мириам к своим губам, чтобы снова целовать ее жарко и настойчиво, будто только так можно было обратить в пыль ту тайну, что прежде связывала их, но отныне не имела смысла.
