Сороки

После того дня мы виделись с Таней все чаще: иногда сидели у меня дома и смотрели фильмы с телефона; изредка ходили за травами к тому месту, где нашли тело Севиль; но чаще всего просто бродили по Медвежьегорску. Таня показывала все новые места, о которых я даже не догадывалась.

Сходить к Агнию снова я так и не решилась. От взгляда его бабушки до сих пор бросало в дрожь, и я боялась столкнуться с ней еще раз. На сообщения Агний все так же не отвечал, хоть я и писала почти каждый день. Возможно, они даже не читались.

Стоило вспомнить Агния, сидевшего под столом, и стало жутко. Вряд ли у меня выйдет забыть перекошенное от страха лицо и взмокшие волосы морковного цвета. Наверно, Агнию нужна была помощь врачей, но разве подпустила бы их Марья Сергеевна? Она выглядела одной из тех, кто выступал против прививок, вместо таблеток использовал травяные настои и, уж тем более, не считал пошатнувшуюся психику поводом для беспокойства.

Кошмары прекратились, и казалось, что жизнь перестала подкидывать неприятности. Вот только я никак не могла выбросить из головы разговор с Таней о страшных снах. Она врала мне. Теперь я точно понимала это, потому что чувствовала каждую эмоцию Тани. Наверно, она боялась выглядеть странной. Все же Таня не напоминала тех людей, у которых записная книжка чуть ли не трещала от номеров друзей. Я бы не удивилась, если бы услышала, что Таня и вовсе никогда ни с кем не дружила.

Мама возилась с песочным тестом. Она редко готовила сладкое. В детстве это расстраивало, но мама всегда объясняла, что у нее не было способностей к выпечке. Со временем я отстала, а теперь меня удивляла такая увлеченность выпечкой.

– Не трогай, это на пирог, – сказала мама, когда моя рука потянулась к спелому персику, лежавшему в вазе для фруктов.

– Всего один, – я жалобно взглянула на сосредоточенное мамино лицо. – Они так приятно пахнут!

– Запах лета, – мама неожиданно улыбнулась. – Бери, но если у меня ничего не получится, это будет твоя вина.

Я провела пальцем по бархатистому боку персика, сразу забирая из вазы. Все равно там оставалась еще пара таких же идеальных фруктов.

Хватило одного укуса, чтобы по руке потек сок. Он брызнул на белую футболку, и теперь по ней расплылось желтоватое пятно.

– Надо было порезать, – голос мамы оказался спокойным, хоть я и ждала, что она вот-вот взорвется.

– Лучше переоденусь сначала.

Стоило сменить футболку на майку в сине-красную полоску, как позвонили в дверь.

– Посмотри, кто там, у меня руки грязные, – крикнула с кухни мама.

Я распахнула дверь, даже не взглянув в глазок. Да, осторожности мне было не занимать.

На пороге стояла Мария Игнатовна. Видеть ее в повседневной одежде, а не в форме каждый раз было непривычно. Не похоже, что это изменится даже через год или два. В руках Мария Игнатовна держала яркий подарочный пакет.

– Здравствуйте, – слегка ошарашено сказала я, отходя в сторону.

Мама вышла с кухни, на ходу вытирая руки полотенцем. Она замерла, увидев следовательницу в нашей квартире.

– Я ехала с работы, и подумала, что мы могли бы снова стать друзьями, – Мария Игнатовна застенчиво отвела взгляд, протягивая маме пакет.

Удивление сменилось восторгом, и мама забрала пакет, тут же заглядывая в него.

– Плохая новость: у нас беспорядок, хорошая: Настя сейчас все уберет, – мама хихикнула, как ребенок, разрисовавший новые обои.

Я тяжело вздохнула, понимая, что отвертеться не выйдет. Пришлось вернуться на кухню, чтобы убрать разбросанные шкурки персиков и яичную скорлупу, вытереть рассыпанную на столе муку и помыть посуду.

Получилось быстрее, чем я рассчитывала, а мама с Марией Игнатовной сидели перед ноутбуком и смотрели видео с животными, улыбаясь и громко посмеиваясь.

Соседи не шумели, и это показалось мне непривычным. Тем более, я уже научилась воспринимать их как фоновый шум. Жить стало спокойнее, но не приятнее.

Пирог приготовился, и мама вытащила его из духовки, переложив на железное блюдо.

Мария Игнатовна села на мое место, и я даже немного расстроилась, но виду не подала. Вместо этого вытащила из-под стола табурет, который только ради таких случаев и стоял там.

На столе уже лежали конфеты, которые Мария Игнатовна никак не могла открыть, а из-за вазы с персиками выглядывала бутылка вина. Казалось, Мария Игнатовна стыдилась того, что взяла вино, и теперь старалась хотя бы немного замаскировать его.

Я быстро попила чай, попробовала пирог и конфеты, после чего сразу же ушла в свою комнату. Чувствовала, что была лишней. Все это время Мария Игнатовна выглядела так, словно хотела поговорить о чем-то важном, но никак не решалась из-за того, что я сидела рядом.

После пирога руки стали липкими, но я заметила это слишком поздно, поэтому пошла их мыть уже после того, как устроилась на кровати вместе со смартфоном. Он противно лип к пальцам. Это было невыносимо.

Из кухни доносился звон посуды и тихие разговоры. Услышав усталый вздох Марии Игнатовны, я замерла, прислушиваясь.

– Сил никаких нет, – всхлипывала она. – Этот Самойлов... Черт бы его побрал!

– Тот, что Егор? – послышался голос мамы. – Он всегда таким был. Видимо, привык поднимать шум по поводу и без. До сих пор тошнит от того, как он вел себя на похоронах. И Света, конечно, тоже молодец. В сторону собственного сына даже не смотрит.

– Да я понимаю, что все мы виноваты в том, что случилось, но работа и так не сахар. На нас всех собак спустили, будто я лично украла тело того мальчика.

– Как думаешь, его найдут?

– Не знаю. Но поисками занимается Ворохов. Сам вызвался, чтобы лишнего шума не поднимать. Вот только шум уже подняли! – воскликнула Мария Игнатовна, стукнув по столу то ли кружкой, то ли бокалом.

– Возможно, у него что-нибудь получится. Не мог же мальчик пропасть бесследно.

– Только надеяться и остается, – еле слышно сказала Мария Игнатовна.

Руки я так и не помыла. Лишь бы за вечер ко мне не слетелись все мухи и осы Медвежьегорска, прихватив с собой армию муравьев.

На следующий день я все же решила дойти до Агния. Марьи Сергеевны дома не оказалось, и я вздохнула с облегчением, когда поняла это. Агний все так же сидел в своей комнате, но уже не под столом, а на кровати. Сначала показалось, что Агний стал прежним, но, как и в прошлый раз, он смотрел в одну точку и даже не заметил моего прихода.

– Я писала тебе много раз.

Агний дернулся, как от удара, но повернул голову в мою сторону.

– Забыл о телефоне.

– Ты все так же никуда не выходишь? – спросила я, подходя ближе.

– Не выхожу, – Агний взглянул на меня пустыми глазами.

– Так надо попробовать! – сказала я громче, чем следовало, а Агний зажал уши руками.

Похоже, за это время он отвык от шума.

– А если они вернутся?

– Не думаю. Тем более, ты не один, – я улыбнулась, но Агний никак не отреагировал.

Я протянула ладонь, и Агний нехотя схватился за нее.

Мы вышли на улицу. Агний зажмурился, словно впервые увидел свет. Высохшее дерево, стоявшее недалеко от калитки, покачивало голыми ветками, а солнце пряталось в белесых облаках, изредка снова выходя на небо.

– Видишь, никого тут нет.

– Пока что, – еле слышно ответил Агний.

Мы стояли у входной двери. Агний не решался пройти дальше. Я несколько раз просила об этом, но Агний только отрицательно мотал головой, с тревогой вглядываясь вдаль.

Я пыталась хотя бы немного скрасить неловкое молчание, поэтому говорила все, что приходило в голову. Похоже, Агний совсем не слушал меня. Неужели Таня чувствовала себя так же, когда мы гуляли? Чувство вины обвило горло когтистыми лапами.

По дороге торопливо шагала высокая, но неуклюжая фигура Марьи Сергеевны. В одной руке она несла пакет с логотипом магазина, а другой размахивала в такт ходьбе. Нужно было уходить раньше. Мне совсем не хотелось встречаться с этой женщиной.

Увидев меня, Марья Сергеевна злобно сверкнула глазами.

– Агний еще не готов к прогулкам, – процедила она.

– Я понимаю. Мы только воздухом подышали.

Марья Сергеевна прошла в дом, отталкивая меня. Я обернулась, а дверь уже закрылась. Агний тоже больше не стоял рядом.

Я шла домой, громко топая. В голове кипело от злости. Хотелось вернуться и высказать бабушке Агния все мысли, что скопились в голове. Конечно же, я этого не сделаю, поэтому буду просто идти и злиться, представляя, как стоило вести себя с ней.

Впереди виднелась яркая вывеска магазина. Я ускорила шаг, чтобы скорее оказаться там. Конфеты помогли бы заглушить обиду. Открыв дверь, я собиралась зайти в магазин, но в меня влетел один из друзей Роньи – пухлый и невысокий. Как там его звали? Денис, кажется. В бежевой футболке он выглядел как кусок сырого теста.

– Аккуратнее надо! – буркнула я, а в нас двоих врезался еще и Костя, который сумел рассыпать часть уже открытых леденцов.

– Никто не ждал, что ты так рванешь, – спокойно ответил он. – Держи, не хочется уже.

Костя вручил мне упаковку тех леденцов, половина из которых рассыпалась по лестнице.

– Спасибо. А где Ронья? Ее давно не видно.

– Вы разве успели стать подругами? – усмехнулся Денис, поправляя козырек съехавшей на бок кепки.

– Просто интересуюсь.

– Она заперлась дома, рыдает целыми днями и никого не подпускает к себе, – тяжело вздохнул Костя. – Мало того, что от Расмуса ничего не осталось, так ее до сих пор полиция трясет из-за Севиль.

– А я вот не удивлюсь, если она во всем виновата, – скривился Денис.

– Как ты так можешь? Вы же с детства дружите! – Костя отвесил слабый подзатыльник Денису.

– И что? Близкие маньяков обычно тоже не подозревают, чем их родственники занимаются.

Эта перепалка могла бы продолжаться бесконечно, но я прервала их:

– Можете сказать, где живет Ронья? Хочу поговорить с ней или с ее родителями хотя бы.

– Это еще зачем? – черные брови Кости поползли вверх.

– Да какая разница? – не дал мне ответить Денис и начал диктовать адрес, который я быстро вбила в навигатор смартфона.

Мы попрощались так, будто были хотя бы приятелями, и я снова взглянула на телефон. Мне хватит десяти минут, чтобы дойти до дома Роньи.

Как оказалось, Ронья жила в четырехэтажном доме, похожем на наш с мамой. Я не сразу смогла найти нужный подъезд. Времени до темноты оставалось совсем мало, и колени беспокойно подрагивали.

Сколько бы я не звонила в домофон, мне не отвечали. Либо в квартире никого не было, либо Ронья не обращала внимания на него.

Похоже, время потрачено зря. Нужно было спешить домой, пока не стало совсем темно.

Во двор въехала большая белая машина и остановилась прямо напротив входа в нужный мне подъезд.

Из нее вышел Егор, отец Роньи. Деловой костюм выглядел на нем нелепо, словно был куплен на размер меньше. Егор закрыл машину, и уже хотел проскочить мимо меня.

– Извините, а Ронья дома? – спросила я.

– Да, только она больше не гуляет, – даже не взглянув на меня, сказал Егор.

– Может быть, я могу поговорить с ней?

– Ладно, только недолго.

В квартире, где жила Ронья с родителями, оказалось просторно. Похоже, они объединили две квартиры среднего размера в одну большую. Внутри было светло, совсем не так, как дома у Агния, где, казалось, что даже самая яркая лампочка не сможет полностью развеять тьму.

– Как мне найти Ронью?

– Ее комната последняя, если идти по коридору.

Не заметить нужную дверь было невозможно. На нее прилепили наклейки с персонажами из мультфильмов, большую часть которых я тоже смотрела.

Я постучала, потом еще раз. Никто не ответил. Стоило слегка надавить на дверь, и она открылась. Комната Роньи напоминала типичное жилище подростка: стены в рисунках и плакатах, куча самых разных вещей и кровать в самом углу. Вот только самой Роньи здесь не было.

Уже собираясь уходить, я услышала шорох в другой комнате. Приоткрытая дверь вызывала любопытство, и я тут же заглянула за нее. Ронья сидела на темно-синем ковре. Вокруг были разбросаны игрушки: машинки и миниатюрные супер-герои. Я сразу поняла, что попала в комнату Расмуса.

Ронья медленно повернулась в сторону двери и взглянула на меня опухшими от слез глазами.

– Что ты тут забыла? – Ронья попыталась рявкнуть, как обычно, но голос дрогнул, и фраза прозвучала жалобно.

– Хочу поговорить с тобой.

– Значит, позлорадствовать? – Ронья нахмурилась сильнее, выпуская из руки мягкую игрушку в виде дракона.

– Не совсем. С Агнием что-то не так, а бабушка просто запирает его дома. С этим надо что-нибудь сделать.

Ронья тихо рассмеялась, и я взглянула на нее с недоумением.

– Сейчас со всеми что-то не так. Особенно с Расмусом, – смешок исчез с лица Роньи, возвращая угрюмость.

– Я понимаю, но там действительно происходит что-то не то. Вы же семья, так почему Агний живет не с вами?

– Не знаю, – повела плечами Ронья. – Просто так было всегда. А он даже с матерью своей не общается. Не хочет, видимо.

Разговор оказался бессмысленным. Собираясь уходить, я развернулась, но Ронья заговорила снова:

– Мне не стоило наговаривать на тебя.

– Знаю, но теперь это уже не важно, – я слабо похлопала Ронью по плечу, и она отвела взгляд.

– Я не убивала Севиль, но никто не верит. Ко мне даже друзья приходить перестали. Наверно, думают, что я собственными руками прикончила ее! – лицо Роньи скривилось, как от боли, а по бледным щекам потекли слезы.

– Все наладится.

– Уходи, – буркнула Ронья, снова усаживаясь на ковер. – И не смей никому рассказывать об этом.

Пару минут я смотрела на подрагивавшие плечи Роньи, собираясь с мыслями. У меня еще оставались вопросы, но задавать их теперь было бесполезно. Я вышла из комнаты, попрощалась с отцом Роньи и ушла.

На улице стемнело, но я не спешила домой, совершенно не понимая, что происходило с людьми вокруг. Всю дорогу в мыслях всплывали моменты из разговоров с Агнием, Роньей и ее друзьями. Я надеялась, что получу хоть какие-то ответы, а вместо этого появилось еще больше вопросов.