буревестник
Мы стояли на утёсе около старого и брошенного маяка, что некогда видел великие путешествия кораблей. Некогда он указывал им путь, чтобы маленькие парусники и гигантские портовые корабли не разбивались о величественные скалы, омываемые Охотским морем. Брошенный и забытый временем маяк. Мои уставшие глаза смотрели на бледную маску старой девы, некогда пленившую меня. В черных глазницах маски читалась безысходность и воющая боль, что подобно дикому зверю разрывала остатки человеческой души. И я понимал: под маской её души — как много лет, и столь холодный монстр не способен на простую эмпатию. Мое тело давно превращено в храм агонии: каждый шрам несет историю моих страданий через годы. Сколько мне было? Двадцать три?
Дева не сдвинулась с места, наблюдала сквозь маску усталого от жизни меня. Белоснежное платье развевал морской ветер, а золотистый орнамент так фальшиво блестел, словно это не золото, а остатки ртути. Рука девы подняла револьвер в мою сторону, но сразу же бросила его в синие волны моря. Мое любопытство к ней дало ей надежду на слепую любовь, которой у меня не было. Ни капли жалости к торговке, которая вот-вот хотела вырвать из моего тела печень и взвесить её на своих весах перед богатым и жадным любым. Они жаждали свежей плоти, и она подобно фермеру снабжала их, кормила жирные ряхи. И я мог стать очередной солянкой, но не стал. Игрушка в руках куклы, чье лицо мне не удавалось видеть. Я не знал, что под ним — до сегодняшнего дня.Множество вопросов о моем любопытстве приводили нас в тупик. Она считала это вниманием, а я просто искал ответ. Некогда скрипачка, чья музыка внушала любовь и надежду, и ныне холодная торговка человеческими телами для вечернего гарнира. В её дневниках я читал, как огромный буров пытал её, заставлял вкушать собственную кровь и убивать. Препарировать юнца, который стал такой же жертвой, как она. И ведь Анна нашла способ спасти себя — но только Христу понятны её мотивы.
Марианна. Так когда-то её звали. Наверное, мама ласково называла её Маришкой, прогуливаясь по осеннему парку Мюнхена — где я никогда не был. А теперь её обнимает холодный климат России, где даже буревестник ей не рады. И имя её кануло в лето, оставляя её окончание — Анна.
Я слышу её плач через маску и робкое: «Как ты мог, Костя?»
Ответ был на поверхности: я слышу крик птицы, что летала высоко над морем — предвещая начало сильной бури. Мои ноги понесли меня к краю утёса, оставив даму в маске без ответов. Буревестник всё приближался — он метался над беспокойной водой; наверное, он голоден и жаждет пищи. Если бы эта птица могла забрать меня подальше от плена торговца... Я не услышал шагов, но почувствовал: женщина пронзила мою спину холодным кинжалом — тем самым оружием она верно хранила в рукаве своего величественного платья. Пусть думает: это моё поражение... Но на деле я одержал победу над её господством и руками смерти сбросил оковы рабства. Я ощущал: кровь стекала по моему телу; я рвал одежду в красный цвет — а потом моё умирающее тело полетело вниз. Теперь мой труп отдан Охотскому морю — а не столу с тысячами голодных ртов.Но кажется... я увидел: маска торговки полетела вниз — обнажая её зеленые глаза... которые больше мне не суждено увидеть...