Тёплые руки любимого.

На уроке было слишком скучно, поэтому в этот раз я рисовала черепашку Беллу. Кстати, хорошо получается. Сейчас, правда, химия — и это все очень сильно рискованно, потому что по ней у меня что-то между 4 — 5. На самом деле, 2, просто меня «жалеют» другие учителя и просят химика повысить мне оценки. Он, если честно, меня ненавидит за это, но даже директриса попросила его так сделать и грозила увольнением. Сама, правда, не знаю, зачем ей это нужно, но самое главное, что делают, да? — Лазарева, а я не понял, — Слышу голос Александра Валерьевича и поднимаю на него голову. Он стоит у доски и прямиком смотрит на меня.

— Мало того, что ты меня не слушаешь, так ты еще и рисуешь что-то! — Он подходит ко мне и силой выхватывает мой рисунок, который рассматривает. — Это что такое, объясни мне? — Вот же бесит! Ему серьезно есть до меня дело? Терпеть его не могу! Я лишь только молчу, потому что спорить с ним бесполезно. — Ты пойдешь к директору, если продолжишь так относится к учебе, и никакая «5» тебе светить не будет! — Я лишь смотрю на него с безразличием. Мне этот диплом не нужен к черту. Вообще заброшу эту школу и пойдет она к чертям собачьим. — Гибадуллин, тебя это тоже касается! — Он поворачивается к нему, который спокойно сидит в телефоне и даже не замечает его. Когда проходит пара минут, а Гибадуллин так и сидит, я чуточку пинаю его в лодыжку, чтобы он хотя бы оторвался от своего увлекательного дела.

Нугзар сначала кидает на меня взгляд, наполненный недовольством, а потом переводит его на учителя и с тем же недовольством убирает телефон в карман портфеля.

— Так то лучше, — Говорит учитель с гневом и отходит от нашей парты, после чего, не дойдя до доски, снова поворачивается к нам. — Я как раз думал, кого бы поставить дежурить! — Я поджимаю губы. — Отлично, после этого урока убираться будете вы, — Я открываю рот, чтобы возразить мою участь, но вспоминаю, что это Александр Валерьевич и с ним бесполезно спорить. Это надо просто принять.

Так, Наташа, спокойно, а то ты сейчас взорвешься от злости. Кулачки сжимаются, и я случайно ломаю карандаш под партой, который делится на 2 части с треском. Вот блин, это специально для художников, он 400 рублей стоит! Это вам не какая-то фигня за 20 рублей! Злость уходит, когда мой любимый карандаш ломается пополам, и я быстренько убираю его в пенал, чтобы душе не было так больно. Эх...

Но в целом у меня есть еще половина карандаша, и я, если по точить ножом вторую, то ей тоже можно будет пользоваться. Но все равно жалко. Уже с испорченным настроением я начинаю рисовать Беллу повторно, потому что мой рисунок забрал Александр Евгеньевич. Ничего, ничего, я на дежурстве заберу его себе. Теперь черепашка на моем рисунке более грустная, причем настолько, что даже плакать хочется. Ужас.

По окончанию урока все из класса уходят, кроме меня и Гибадуллина, к сожалению. Я бы тоже не отказалась смотаться. — Гибадуллин, хочешь ты или нет, но ты будешь поднимать стулья, — Я с наигранной гримасой разворачиваюсь к ведру с водой, которое принес Александр Валерьевич, и кидаю туда тряпку, которая в эту же секунду намокает.

— Ладно, — Я отжимаю тряпочку и с удивленным лицом поворачиваюсь к Нугзару на пяточках. Он переворачивает стул, который стоит за первой партой, а потом ставит его на парту. Я лишь пожимаю плечами в шоке и перехожу к мытью доски.

Снизу я легко достаю, а вот к концу моего ростика не хватает, поэтому мне как дурочке приходится прыгать перед этой дурацкой доской. Они что, под Аню эту доску делали или что? Да, Аня очень высокая, так что скорее всего, делали доску именно под нее. Но все-таки могли бы учесть ситуацию «Гномиков» и повесить доску пониже, чтобы я тут не корячилась, как дура. — Лазарева, какая же ты смешная, — Даже сзади чувствую его усмешку, да и вообще прикосновение к моей руке, из которой через пару секунд вытягивают мою тряпочку.

— Я смешная? — Поворачиваюсь к нему, ставя одну руку на бок в недовольстве, пока Гибадуллин с легкостью моет верх доски. Это ж какой Эйфелевой башней надо родиться, чтобы достать до верха этой идиотской доски, а?

— Да, ты, — Он улыбается, а я то сжимаю, то разжимаю уголочек толстовки кофейного цвета. У нас в школе разрешено одеваться свободно. С этим мне очень повезло.

— А что, я что ли вешала эту доску? Какой идиот будет вешать ее так высоко? Под кого он такое вешал то? — Я засовываю руки в кармашек толстовки с недовольным лицом, на что Гибадуллин усмехается.

— В 7 классе меня и Буланова попросили повесить эту доску, — Он делает паузу, а я встаю с нелепостью. Неловко получилось. — Так что, этот идиот стоит перед тобой, — Гибадуллин в улыбке кидает тряпку в ведро, а потом поворачивается ко мне.

Я, почесывая макушку, неловко усмехаюсь, склоняя голову в бок, а потом так же неловко один раз кашляю. — Ну извини, — Отвечаю я, промывая тряпку и вешая ее на батарею. — Можно было бы и пониже повесить, — Уже более смело произношу я и вместе с Гибадуллиным собираем бумажки с пола. Надо же этим одноклассникам записками покидаться.

— Лазарева, я же не знал, что такая коротышка, как ты, придет в нашу школу, — Говорит он, кряхтя, потому что нагибается.

— Я коротышка?! — Возмущаюсь я, выкидывая все бумажки, которые так упорно собирала, и сразу выпрямляюсь. — А ты, — Запинаюсь, потому что не знаю, как его обозвать. — Ты, — Все еще думаю. — А ты вообще небоскреб, который не умеет вежливо общаться с девушками! — Это все немножко неловко, и больше даже не со злостью, а с интересом и игриво. Кажется, мне начинает нравиться с ним переговариваться...

Хотя, раньше мне это не нравилось? Все было точно так же. — Я не умею? — Он вскидывает брови и кидает все бумажки в мешочек, который я держу в руках. Оглядываю кабинет, и около парты, на которой я сидела на прошлом уроке, вижу бумажку. Сразу беру ее в руки и раскрываю, бегая глазами по тексту.

«Наташа, буду ждать тебя в 15:00 в парке у кафе "Уютное". — С любовью, Сэм)»

Я усмехаюсь и без жалости рву эту бумажку на кусочки. Странно, что я ее сразу не заметила. — Что там? — Уже выкидываю, а Нугзар интересуется. Ну да, на его месте, я бы тоже поинтересовалась.

— Да Сэм уже достал, — Я проверяю весь класс с чуточку грустным лицом, потому что Сэм и вправду мешает. Сдалась я ему такая? Но, а я то что могу поделать? Не нравится он мне, он противный! Мне вообще другие парни нравятся. — «Наташа, буду ждать тебя в парке. С любовью Сэм», — Передразниваю я его слова другим голосом, который больше похож на детский. Ну он правда уже достал. Пусть добивается девушки, которая тоже его любит, но я туда никак не отношусь!

— Он за всеми гоняется, ты же знаешь. Как только он пришел в эту школу, сразу стал привлекать чье-то внимание, — Он завязывает мешочек с бумажками на узел и ставит в угол класса. Потом кто-нибудь выкинет.

— Ага, только за мной и бегает. Вообще, мы раньше в одной школе были, и он перешел в эту только потому, что я перешла сюда, — Так и было. Ой, как же я была зла, когда узнала об этом!

— Серьезно? — Нугзар поворачивается ко мне, а я присаживаюсь в кресло химика. Я была бы хорошей химичкой? Определенно, нет. Хотя, можно издеваться над всеми... Хи-хи.

— Да, — Я, сидя в кресле, копаюсь в рюкзаке, откуда вытаскиваю ключи от машины. Лили и Есю я предупредила, что задержусь, поэтому они 20 минуточек поболтают с кем-нибудь из одноклассников, ничего с ними не случится.

— Придурок, — Гибадуллин, ухмыляясь, ставит одну руку на стол Александра Валерьевича и смотрит куда-то в потолок. — Что насчет проекта? — Спрашивает он спустя минуты две. Что же с ним не так, что он даже сам об этом спрашивает?

— Через... — Делаю паузу и думаю, когда примерно закончится мое собеседование. — Через два часа, может?

— Окей, только, когда будешь заходить, не звони в звонок, стучись, — Усмешка все еще на его лице, а я только отвечаю «Ладно» и выхожу из кабинета, после чего подхожу к машине и недалеко от меня вижу девочек. Окликаю их, и они сразу же прощаются с какими-то двумя девочками, а потом подходят к машине, когда я уже сижу в ней...