Тяжелые муки
Москва.
Фина как ошпаренная соскочила с Дениса, и он, осознавая как сильно сейчас возбуждён, не придумал ничего лучше, как встать за девушкой, дабы прикрыть то, что встало совсем не вовремя.
—Объяснения я потребую позже, - вздохнув, проговорила Еся, оглядывая дочь, чьи губы и лицо покраснели, с ног до головы, — Цыганов, беги, Влад хочет выйти подышать в сад. Фора не больше тридцати секунд, потому что то, с какой скоростью в тебя будет лететь его кулак слишком высока.
—Мам! - воскликнула Фина, испуганно вглядываясь за спину Есении. Она развернулась к Дину, и толкнув его в грудь, тихо прошептала, — если увидит - убьет. Иди.
Дин кивнул, и проведя ладонью по щеке девушки тут же рванул вокруг дома, дабы не столкнуться с Владом около парадной двери. Фина сцепила челюсти, и стала судорожно поглаживать свои волосы, виновато смотря на маму.
—Мам, - начала она тихо, двигаясь к ней, — мам, это не то, что ты подумала!
—Вы, наверное, в такой позе решили изучить работу фотосинтеза, правильно? - спросила Туркина, упираясь руками в бока, и слабо ухмыляясь. Фина еще больше залилась краской, и подойдя к маме посмотрела на неё исподлобья, — пойдём в дом, я обманула твоего горе Ромео, Влад все еще с отцом на кухне, но могло произойти все еще хуже. Твой отец кошек в саду не любит больше чем я, а особенно ростом под два метра.
—Злишься? - закусив губу, поинтересовалась Серафина, которой все еще было безумно стыдно перед мамой за то, что она делала с Дином в саду. В мыслях она поблагодарила саму себя за то, что смогла остановить Дениса от еще более странной ситуации на скамейке.
—Ложись спать, а завтра мы поговорим о твоих отношениях с этим дурачком, - зевая, заявила Еся, входя в дом, и Фина удивлённо уставилась на маму, — ой, да я и Цыгана старшего так раньше называла. Они в роду своём все с сюрпризом, ты ещё тетку его не видела, не женщина - беда с рыжей хренью на голове.
Фина ухмыльнулась, и почувствовала облегчение от того, что мама не стала ее осуждать, хотя у неё были на это все причины. Влад был ее сыном, и она присутствовала при провокациях Дениса, но не стала возмущаться, просто красиво отправила парня домой.
—Разбудишь меня к обеду? - спросила Фина, целуя маму в щеку, та же кивнула, и тоже отправилась в свою спальню, параллельно приглашая мужчин идти спать.
Марат ходил из стороны в сторону около комнаты дочери, в которой она жила на протяжении долгого времени в доме Зималетдиновых. Диляра уже спала, но буквально час назад у неё случился приступ паники из-за обсуждения больницы на первом этаже особняка. Мужчина и вправду заботился о дочке, старался предоставить ей все возможные условия, и когда она переехала в особняк Зималетдиновых, Диляра убеждала родителей в своём комфорте и уюте. Ее расстройство, которое еще не было подтверждено врачом мучало отца, мать, брата и всех тех, кто сталкивался с ним напрямую.
—Я уложила Сашу, - устало проговорила Айгуль, поднимаясь по лестнице, и наблюдая за тем, как Зима отправляет Рената спать, что тоже был не в лучшем виде. В больнице вопреки всем возмущениям осталась Алиса, дабы быть с Мирой рядом, а для наблюдения осталась Лиза, что пропускала день рождения сына, — ты как?
Марат притянул жену к себе, и кратко поцеловав ее в макушку, на которой волосы знатно потрепались, прижал к груди.
—Когда поведём Дилю к доктору? Ее состояние то улучшается, то ухудшается, я не намерен смотреть на то, как страдает мой ребёнок, - грозно проговорил мужчина, пока Айгуль уперевшись лицом ему в грудь прокручивала моменты из жизни, связанные с дочерью, — вся эта канитель мне напоминает гребаные девяностые. Чтоб их. Только тогда я радостно скакал, и не думал о последствиях, а теперь мне хочется распотрошить каждого, кто хотя бы думает о том, чтобы причинить нашим детям боль.
—Ты хотя бы не нервничай. У меня в ушах звенит после сегодняшнего ужаса. Саша под таблетками орала так, будто ей вовсе и не давали успокоительных, ещё ты давишь. Диля не хочет в больницу, ревет и отказывается, мне ее силой волочить? - уже злилась Айгуль, которая устала от всего, что только начинало развиваться. Мужчины уже подготовились к тому, что начнётся когда найдётся сам Шумахер, замешанный в ранении Миры, — давай поспим пару часов, и дальше будем решать проблемы по мере их поступления.
—Как только Миру выпишут, я отправляю Диляру к твоим родителям, там она хотя бы будет под присмотром двадцать четыре на семь, - выдохнув, произнес Марат, и Айгуль отпрянула от мужа, удивлённо окидывая взглядом.
—Уверен, что ей там будет лучше? - сцепив зубы спросила женщина, что знала о тяжелых взаимоотношениях бабушки и внучки.
—Мне звонила Саша ещё несколько дней назад, и говорила о том, что она тут трясётся от каждого Божьего шороха, без вопросов, она возвращается! - рявкнул Марат, злость и волнение кипело в его груди, и он сорвался.
—Ещё на тон выше, и я на тебя обижусь, - возмущённо проговорила Айгуль, тыкая в грудь мужа пальцем, — я услышала тебя с первого раза. Не срывайся на мне из-за ваших мужских дел, которые всплыли из-за вашего же прошлого.
Марат сделал глубокий вдох, и на пару секунд отвернувшись, снова притянул жену ближе, вглядываясь в ее зелёные глаза.
—Я просто волнуюсь, - пробормотал он, и поцеловал жену в кончик носа, от чего она наконец расслабилась, — это вся бесовщина сводит меня с ума.
Зима вошел в спальню, и сев в изножье кровати рядом с Сашей, нежно провел рукой по ее бедру. В голове крутились самые страшные мысли, вспышки прошлого, ужасы старых лет. Ему так хотелось, чтобы их детей не коснулось то, что им пришлось пережить давным давно, но вышло то, что вышло.
—Жизнь моя, - хрипло произнес Вахит, осматривая спящую жену, что даже с кучей лекарств еле смогла провалиться в сон, — все будет хорошо, ты же меня знаешь.
—Кот, - тихо протянула Саша, запрокидывая руку за спину, и щупая постель в поисках мужчины, — кот.
На лице уставшего Вахита выступила легкая улыбка, и он сняв тапочки с ног, залез на кровать, устраиваясь поудобнее сзади жены. Он обвил рукой ее талию и прижал к себе, зарываясь носом в тёмные волосы.
—Все будет хорошо, любовь моя, - прошептал он, нежно поглаживая женщину, и пытаясь прогнать плохие мысли из разума.
Дочь была в порядке, но страх за жизни близких людей коробил мужчину изнутри. Это чувство было непередаваемым, сжирающим, заставляющим ёжиться и дергаться, тревожиться и мучаться от собственного внутреннего голоса.