Часть 1. Первая метель
Метель началась неожиданно, как будто кто-то там, наверху, просто сорвал с неба огромный белый занавес и бросил его на город. К вечеру снег достигал коленей, а к ночи — уже по пояс. Машины застревали на перекрёстках, их владельцы ругались и бросали их прямо на дороге. Свет начал мигать, потом отключился совсем, оставив улицы в мутной полутьме фонарей на аварийном питании.
Городок Лэйкстоун стоял на отшибе. Одна старая дорога вела через лес к федеральной трассе, но уже через несколько часов она превратилась в бесконечный белый ров. Никто не мог уехать. Никто не мог приехать.
В этот первый вечер Нора сидела у окна и смотрела, как снежные вихри бьют по стеклу. Она жила в доме родителей — старом особняке с чердаком, на котором скрипели доски. Пару лет назад её отец умер, а мать переехала в город к сестре, оставив дом на попечение дочери. Нора всегда считала, что в этих стенах есть что-то особенное: неуютное, холодное. Но сейчас холод был буквальным.
Она закуталась в плед, заварила чай и пошла проверять свечи. В такие ночи тут часто отключали свет. Старый генератор стоял в сарае, но работал через раз, и она боялась, что этой зимой он совсем умрёт.
В девять вечера отключили электричество. Всё вокруг будто вымерло: только завывания ветра в трубе и мягкие хлопки снежинок о стекло. Нора легла на диван с книгой, но не могла сосредоточиться. Каждая трещина в досках, каждый шорох в коридоре казался громче.
Часам к десяти она всё же задремала.
Первое, что её разбудило, был голос.
Тихий, будто кто-то шептал под самым ухом:
— …пустите…
Она подскочила, роняя плед. Комната была пуста. В камине давно погас огонь, а в окне застыли лишь сугробы. Нора сделала пару шагов к двери, вслушиваясь.
Тишина.
— Наверное, приснилось, — выдохнула она и снова легла.
Но спустя несколько минут снова услышала.
На этот раз — за окном.
— Пустите… холодно…
Голос был детский, будто девочка лет пяти. Нора вся похолодела. Она медленно подошла к окну и раздвинула занавеску.
Сначала не заметила ничего. Белое марево, неразличимые формы кустов под снегом. Но потом, чуть левее, прямо у крыльца она увидела следы. Маленькие, как отпечатки босых детских ног. Они шли от дороги и терялись у самого порога.
Сердце забилось так, что казалось, вырвется. Нора ещё раз огляделась, но никого не было видно.
Она торопливо задвинула занавеску и отошла к двери.
— Просто ветер, — прошептала она. — Или мне кажется…
Но на всякий случай достала из буфета свечу и спички. Свет от пламени немного согрел комнату, хотя холод стоял такой, что пар вырывался изо рта.
Она легла обратно, но больше не спала. Всю ночь прислушивалась, не смея подходить к окну.
Утром метель не прекратилась. Сугробы выросли почти до уровня окон. Телефон не ловил сеть, интернет давно отключился. Она с трудом нашла батарейное радио и попыталась поймать волну местной службы оповещений.
— …дороги заблокированы… — шипел голос диктора. — …по возможности оставайтесь дома… температура минус тридцать… эвакуация невозможна…
Она отставила радио и закуталась в пуховик прямо поверх пижамы.
За ночь следы у порога заметно запорошило, но они всё ещё были видны — маленькие, детские. Она осторожно приоткрыла входную дверь, чтобы выйти на крыльцо.
Сразу ударила волна морозного воздуха, и Нора невольно зажмурилась. Снег был плотным, будто бетон. Она с трудом выбралась на пару шагов и огляделась.
Впереди тянулись ряды следов, теряясь за заснеженными машинами и кустами. Но что-то в них было не так. Она подошла ближе.
Следы не вели откуда-то — они начинались прямо у её дома. Первый отпечаток — возле стены, под окном. Второй — у крыльца. Третий — у двери.
Как будто… как будто ребёнок появился из воздуха.
Её затрясло. Она отступила назад, снова закрыла дверь и привалилась к ней, не в силах дышать.
— Прекрати, — сказала она себе. — Это всё нервы. Сначала похороны отца, потом зима, одиночество… Ты просто с ума сходишь.
Она пошла на кухню заварить кофе, но рука предательски дрожала, когда ставила турку на плиту.
Пока кипела вода, Нора слышала, как дом трещит от мороза. И всё же ей казалось, что в этих звуках есть что-то ещё. Словно на грани слуха доносились отголоски шагов — лёгкие, босые, обиженные.
К вечеру стало ещё холоднее. Она закуталась в несколько одеял, но всё равно не могла согреться.
Около восьми, когда солнце совсем ушло за горизонт, снова послышался голос.
— Пустите… холодно…
На этот раз он звучал яснее. Не шёпот, а тихий, пронзительный плач.
— Кто здесь? — выкрикнула Нора. — Кто ты?!
— Мама… пустите…
Она бросилась к окну. За стеклом, прямо в снежной пелене, стояла девочка. Маленькая, в одном ночном платье. Лицо скрывала длинная тёмная челка.
Нора вскрикнула и инстинктивно отпрянула. Когда через секунду снова посмотрела, девочки не было.
Она стояла, не в силах пошевелиться, пока по телу полз холод, куда страшнее морозного воздуха.
Нора не знала, сколько прошло времени. Может, час, может, несколько минут. Когда она наконец смогла сделать шаг, то сразу услышала новый звук.
Тук.
Тук.
Тук.
Из-за двери на кухню, ведущей в подвал.
Сначала она подумала, что ей мерещится. Но стук повторился. Потом снова.
Она медленно подошла. Приложила ладонь к панели.
— Мама… пустите…
На этот раз голос шёл не с улицы. Он звучал прямо из-за этой двери. Из подвала.
Нора всхлипнула, прижав руку к губам. Она помнила, что в подвале давно ничего нет, кроме старых ящиков и полок с инструментами отца. Там не было детей. Никогда.
Но что-то там было.
И это что-то знало её имя.
Она медленно, дрожащими руками взялась за дверную ручку.
Тук.
— Пустите…
Тук.
Она стиснула зубы и приоткрыла дверь.
Из подвала дохнуло холодом, таким густым, что воздух показался жидким. Внизу, в полной темноте, что-то двигалось.
Она не могла различить фигуру, только смутный силуэт, прилипший к дальнему углу.
— Мама…
Тук.
Дверь вырвалась из её рук и со щелчком закрылась сама собой.
Нора отступила, прижимая свечу к груди, сердце колотилось, как бешеное.
Из-за двери снова раздался детский плач.
— Пустите… мне холодно…
Она зажала уши ладонями, но голос звучал прямо в голове.
В ту ночь Нора так и не смогла снова подойти к двери подвала. До самого рассвета она сидела у стены, держа в руках остывшую свечу.
На рассвете снег всё ещё падал.
Но теперь следы босых ног вели от подвала к её кровати.