Дары бокора

Дорога в город Опелусас. Штат Луизиана. 26 августа 2005 года.

Автобус несся по Юго-восточной трассе ❘-49, миновав Лафайетт, и теперь приближался к Опелусасу — оставалось не больше тридцати минут пути. Выехали мы еще утром из Сан-Антонио, когда солнце было высоко в зените и опаляло все кругом лихорадочным жаром. Позади уже почти шесть часов дороги, и последние мили казались особенно долгими: дорога становилась уже, обочины — грязнее, а тяжелая духота ощутимее. Мимо проплывали поля сахарного тростника, ряды ярких современных ферм с высокими амбарами и бесконечные заросли кипарисов, от вида которых уже болели глаза. Мир за окном стремительно менялся: и вместо луговых прерий Техаса теперь виднелись вязкие и широкие болота Луизианы. Все знали, что здесь живут аллигаторы. Во Флориде, конечно, они тоже есть, Но Луизиана все же имеет самую большую популяцию.

Я откинулась на спинку кресла и вставила в уши наушники.

Об Опелусасе мне было известно не так уж много. Хотя что тут надо знать... типичный Новый Орлеан в миниатюре. С собой в поездку мне посоветовали взять зонтик, а еще обязательно прислушиваться ко всем новостям в городе. Почему? Да все просто: в Луизиане частые сезоны дождей, влажность здесь адская - на двадцать процентов больше, чем у нас! Ну и возможные ураганы и наводнения - того гляди затопит. Ах да, еще следует быть внимательным и смотреть под ноги - о змеях и других братьях наших меньших не стоит забывать.

Несмотря на то, что воздух внутри автобуса заметно дрожал, в дорогу я надела легкий топ с тонкими бретелями, поверх которого накинула любимую клетчатую рубашку размера оверсайз, и джинсы с высокой талией. И мне было вовсе не жарко, просто это была та одежда, которую я готова носить в любую погоду.

В нос ударил резкий запах приторного лосьона, которым Феликс пользовался по утрам. День клонился к вечеру, а он все еще не выветрился. Это привело немного в чувство, и мне сразу захотелось пить. С собой, как обычно, брали минимум еды, только злаковые батончики, которые якобы должны были нас насытить, немного разных снэков и вода. Я устало уронила лоб на пыльное стекло и поняла, что совсем перестала различать пейзаж - кругом зеленая каша из листвы, которая смывалась с каждой новой кочкой. В ушах звенело от шума дороги, а мысли витали где-то далеко, возвращая к воспоминаниям о детстве, проведенном в Уиттене.

Это крошечное поселение располагалось в округе Кроуфорд, штата Айова, и считалось не инкорпорированным сообществом. Иначе говоря: о нем мало кто слышал, поскольку оно не было официально зарегистрировано. Уиттен — это место, которое насквозь пропахло дизелем и пирогами. В восьмидесятые годы все столкнулись с тяжелейшим кризисом, известным как "Сельскохозяйственный кризис", который привел к массовым банкротствам и потере ферм по всему Среднему Западу Соединенных Штатов. Цены на сельхозземлю взлетели из-за инфляций и земля часто использовалась как залог под кредиты, в том время как цены на производственные культуры упали значительно ниже себестоимости.

В Уиттене не менялось только одно: мужики продолжали пить дешевое пиво, а дети бегать на "кладбище тракторов" — популярной в те времена свалке за городом, где ржавели гиганты тысяча девятьсот пятидесятых годов. Я вспоминала о своем детстве с дрожью и никак не могла поверить, что все же смогла оттуда выбраться.

— Эй, ласточка, — услышала я не оборачиваясь.

Это был Феликс. Парень быстро уселся рядом, развалившись на соседнем кресле, и закинул локоть на спинку моего сиденья. От него пахло тем самым утренним лосьоном вперемешку с чем-то молочным, похожим на йогурт со сладкой малиной. Он не дождался, когда я к нему повернусь, а потому подался вперёд, и я почувствовала, как его колено мягко коснулось моего. Я не сдвинулась. Предпочла просто не обращать внимание.

— Настолько тебе с нами скучно, что подумываешь сбежать через окно?

— Не скучно. Я просто думаю.

— А это и есть скукота, — протянул он лениво, вытягивая свои длинные ноги рядом с моими. — Опять думала об Уиттене? Да ну брось. Это же так глупо — убиваться по тому месту, куда сама не хочешь вернуться. То ли дело я: о Мексике даже не вспоминаю.

— Ты жил среди темпераментных мексиканок, что ждали тебя на аперитив со стопкой текилы. — Я не сдержала улыбки и похлопала его по плечу. — Мне хочется верить, что ты сам оттуда уехал, но, зная твой болтливый и острый язык, а также моду лезть туда, куда не следует, кажется, что все же тебя оттуда турнули. Я угадала?

Ликс коротко рассмеялся, и я заметила как у него заискрились глаза.

— Нет, ласточка, не турнули. Я, между прочим, уехал сам. Добровольно. Никаких драм, если не считать разбитого сердца моей бабули, — ответил он и склонил голову набок. Пряди медово-каштановых волос соскользнули ему на лоб, едва не задев длинные, чёрные ресницы. Лицо Ликса имело приятные, местами грубые черты — ярко выраженные острые скулы, чёткий овал, прямой греческий нос и чуть выступающая, упрямая челюсть. Как у парня с рекламы жвачки "Стиморол" в девяностых. — Мне просто хотелось свободы, понимаешь? Я где только не жил, объездил почти всю Северную Америку, много чего повидал. И знаешь что понял?

Он как-то нервно забарабанил пальцами по бедру, растягивая продолжительную паузу перед ответом. Улыбка сошла с его губ и на лицо набежала тень. Я сидела рядом и чувствовала, как его кожа пахла горьковатой агавой, видимо из-за лосьона, и приторной ванилью дешевой пудры, которой он привычно маскировал синяки на теле от снарядов. Я знала историю Ликса. Знала о том, как он сбежал из дома, когда ему еще не исполнилось пятнадцать. Мы говорили об этом, иногда, в знак поддержки о нелегком прошлом, когда у кого-нибудь из нас было меланхоличное настроение и зачем-то хотелось сковырнуть давно зажившую рану. В этом мы были с ним похожи.

Ликс глубоко выдохнул и его голос зазвучал по-другому, без привычной насмешки - слишком тихий и бесцветный.

— Оказалось, что все это время я искал не место, где мне будет комфортно. Я просто искал себя. Непонимание, кто ты есть, это самое худшее, что мне довелось испытывать. Эти сравнения с отцом допекали особенно. Мать мне всю плешь проела, пока ворчала, что я копия отца.

Я удивленно повернулась к нему.

— Ты не похож на человека, которого волнует чужое мнение. Даже если оно от матери.

Он промолчал. Только чуть подался назад, прижавшись широкой спиной к нагретой на солнце кожаной спинке, и прикрыл глаза. Пауза была теплой, почти уютной.

— Ты знаешь, что мне с тобой спокойнее всего, — сказал он наконец, не открывая глаз.

Я чуть улыбнулась.

— Мне тоже.

Он открыл один глаз, краешки губ растянулись в знакомую улыбку.

— Осторожно, ласточка. Так и подумаю, что ты во мне души не чаешь.

— Не льсти себе, — отрезала я, качнув головой. — Мне просто с тобой проще, чем с остальными. Ты мой друг.

— А-а, вот оно что. То есть ты не без ума от моего носа? В Мехико не одна девушка на него засматривалась.

— Греческий профиль не в моем вкусе, — я шутливо скривилась, и он мягко рассмеялся. — Как у античного бюста, только более самодовольного.

— Эй, вы двое! Может уже хватит?

Из узкого проема между сидениями перед нами появилось беспокойное лицо Лены. Она махнула блокнотом у себя над головой, намекая, что мы мешаем ей писать.

— Ладно, Харлоу, — сказал Ликс, поднимаясь. Он вытянулся во весь свой высокий рост и потянулся кончиками пальцев до потолка, щелкая позвонками, — мне пора. Не скучай. А я пока пойду радовать своим присутствием остальных.

Он быстро отсалютовал нам с Леной и пружинистой походкой направился в конец салона. Я лишь усмехнулась, когда услышала за спиной, как заворчали близнецы. Подавшись вперед, я заглянула между кресел. Лена сидела, облокотившись на окно, и быстро что-то чиркала в блокноте. У нее было то самое задумчивое выражение лица, которое я давно научилась узнавать. Она всегда что-то «чувствовала». Говорила, что у всех городов есть свои запахи, которые указывают на то, чего стоит там ждать.

— Опелусас пахнет неприятностями? — спросила я, разглядывая многочисленные браслеты, которыми были увешаны ее руки.

Лена прекратила писать, услышав мой голос, но прятать свои записи не стала. Знала, что я не буду в них заглядывать. Она покачала головой.

— Не могу точно сказать. Здесь что-то должно произойти или уже произошло. Приедем — проверю по своим картам.

— И это «что-то», надеюсь, хорошее?

— Не нам решать.

Я не была уверена, что верю во всё, чем занималась Лена. Эзотерика, гадания, футурология - чем только люди не увлекаются, лишь бы обрести то, во что им обязательно хотелось бы верить. Лена могла говорить странные вещи, могла исчезнуть на полдня в городке, где мы останавливались, чтобы потом вернуться с карманами, набитыми камешками и другими какими-то безделушками. До Лены мне приходилось общаться с людьми, подобным ей. Они были удивительны, хотя бы по своей природе прислушиваться к чему угодно, но только не к людям. Лена была старше меня, носила длинные пестрые юбки, занималась эзотерикой, проводила гадания и... просто была той, кто считает, что видит чуточку больше, чем видят остальные. Но я доверяла ей. Первая из труппы, с кем я познакомилась, была именно она.

— Мы въезжаем в зону Опелусаса, — раздался голос нашего водителя Фрэнка из кабины. — Десять минут.

— Прекрасно, — оживилась Лена, с шумом захлопнув блокнот. — Я как раз почувствовала иную энергетику. Невероятно. Опелусас переполнен духовными силами.

— Если указатели и предупреждение Фрэнка указывают на это, тогда я тоже что-то почувствовал, — хмыкнул один из близнецов. Кажется, это был Люк. Или Логан. Они сидели рядом, зеркально, как всегда — один смотрел в окно, другой — в телефон.

— Нет, здесь правда ощущается какое-то сильное скопление духовной энергии, — продолжала Лена, игнорируя насмешку. Она посмотрела в окно и ее голос задрожал от восхищения. — Болота... источник силы и завеса тайн. Знаете, город старый, и он определенно ждёт нас. Даже как-то странно. — Она повернулась ко мне, сияя глазами. — Кстати, Софи, а ты знала, что в Опелусасе раньше хоронили людей лицом вниз?

— Что? — я широко распахнула глаза.

— Господи, — простонал Феликс с заднего ряда. — Не начинай. Только не истории про проклятия и духов. Мы это слышим в каждом городе.

— Это не история, это факт, — Лена вскинула брови и удрученно покачала головой. Она давно перестала обращать внимание на скептицизм вокруг. — Иначе дух мог выбраться. А это хоть и считается здесь нормальным, ведь жители сами их призывают, но все же лучше через ритуалы и подношения. Мало ли на что способен дух, которого неправильно похоронили. Опелусас — старое место и здесь много остаточной энергии.

— Остаточной дури, — буркнул один из близнецов. Честно говоря, я их различала только по тону презрения в голосе: у Люка он был чуть холодным, у Логана — более язвительным.

Я вздохнула. Просунула руку через кресла к Лене и обхватила ее пальцы в знак поддержки.

— Что еще ты скажешь об этом месте? Мне, если честно, мало что известно — только то, что там в основном живет смешанное население, креолы.

— Да, так и было. Но сейчас там все иначе. Город живет своей историей, будто отброшенный от нашего мира. Все поменялось, но это место важно. Оно не просто так на пути.

— Ага, началось, — съязвил Логан, поднимая глаза от телефона. — Займите ее уже чем-нибудь, пока она не начала говорить о кровавой луне.

— Почему бы тебе не выйти на следующей остановке? — огрызнулась Лена.

— Легче выкинуть тебя, да только твоя подружка Харлоу вряд ли позволит, — ухмыльнулся он стоило ему встретиться со мной глазами.

Феликс оскалился.

— Хватит! Надоели.

— Заткнись, Ликс, — хором сказали близнецы.

И все разом затихли. Настигнувшее салон автобуса напряжение не исчезло — оно просто размазалось по воздуху. Лена принялась вновь писать, Логан стал что-то показывать брату в телефоне, над чем они тихо хихикали, бросая взгляды поочередно на всех членов труппы; Феликс молча пересел на самый последний ряд к Делайле Хейс. Они были не просто друзьями — слишком близкими, настолько, что многие в труппе давно уже научились не задавать лишних вопросов. Делайла всегда выделялась. Высокая, яркая, уверенная в себе, с темно-каштановыми волосами, собранными в беспорядочный пучок, и острым взглядом, способным прожечь дыру в любом, кто рискнет заговорить с ней свысока.

Она предпочитала не вмешиваться в разговоры, особенно те, что затевали Логан и Люк. На ней, как обычно, была слишком короткая юбка, которая обнажала стройные бедра в рваных сетчатых колготках. В ее характере было никого не слушать, если только это не Честер Беннингтон, что звучал из дешевых наушников и чей голос вызывал у нее невероятное внимание помимо мурашек. Или Ликс. Она даже не посмотрела на Феликса, когда протянула ему сигарету — автоматический жест, будто между ними это всегда происходило по сценарию. Он отказался, криво поморщившись, и, не сказав ни слова, опустил голову ей на плечо. Делайла лишь чуть дернулась, чтобы устроиться удобнее, и продолжила глядеть в окно, с таким видом, будто в этом мире, помимо музыки и Ликса, её в принципе ничего не касалось.

Услышав наконец в салоне автобуса только мирное побрякивание двигателя, я откинулась на спинку старого кресла, чувствуя, как спина отзывается ноющей усталостью. Пятнадцать минут шли как два часа. Уже хотелось скорее добраться, чтобы ополоснуться от липкого пота и обустроиться в трейлере, где вместо неудобных кресел мягкая кровать. Теперь, когда день клонился ближе к вечеру, дорога начала ползти сквозь болота, замедляя и без того не быстрый автобус. Липкий свет струился сквозь щели в замызганных старых шторах, и на стекле отражалось мое лицо — бледное, усталое, с сухими губами и растрепанными волосами. Типичный вид человека, который часто гастролирует.

Живот напомнил о себе негромким урчанием.

Я вздохнула, стараясь не думать о еде, но потом не удержалась и полезла в рюкзак. Достала оттуда персиковый йогурт, он был чуть теплым — не лучшим вариантом, но в дорожных условиях меня устраивал. Я оторвала фольгу, поддела деревянную ложечку и, устроившись поудобнее, принялась не спеша есть. За неимением интересных видов за окном я принялась рассматривать свой дорожный рюкзак фирмы "Истпак" — терракотовый цвет был потерт до неузнаваемости. Холщовая ткань давно выцвела, особенно у основания, где он все время терся о пол автобуса. Молнии заедали, одна лямка была пришита вручную, и не слишком аккуратно. На клапане висел круглый значок с фигуркой шута в слезах, чуть ниже — нашивка с клоуном в фиолетовом цилиндре. Я коллекционировала таких. Не знаю почему, но с того дня, как отец нашел рядом с соседской фермой в земле сломаную фигурку клоуна, мне хотелось иметь побольше подобных штучек.

Я убрала пустой стаканчик обратно в рюкзак, завернув его в салфетку. Причесала свои волосы, собрав в высокий хвост. Когда подняла глаза, заметила Эли.

Она сидела наискосок от меня, в соседнем ряду. Укутана в объемную серую толстовку с выцветшим капюшоном, которая ползла по затылку на каждой кочке. Светлые, слабо вьющиеся на концах, волосы выбивались из-под него и щекотали щеку. Она вытянула левую ногу в идеальной растяжке на соседнее сиденье, а на другой разложила узорчатую шкатулку с разноцветными нитками. Она ловко плела фенечку: кончики пальцев аккуратно затягивали узел за узлом, как будто в каждом движении было какое-то особое волшебство. Я заметила пастельные тона — бледно-сиреневый, серо-розовый, зелёный. Потом удивилась: не помнила, чтобы слышала её голос с самого утра.

— Эй, Эли, — позвала я негромко. — Какая красота у тебя получается.

Она подняла меня свои большие голубые глаза с чуть припухшими веками — похоже, не спала всю дорогу. Вымученно улыбнулась, не переставая переплетать нитки.

— Спасибо. Это для Лены. Я обещала ей.

Я кивнула, откидываясь назад.

— Рисунок выходит очень четкий. Ты всегда делаешь ровно, а я вечно всё стягиваю.

— У тебя просто руки цепкие. Ты же на кольце работаешь. — Эли хмыкнула, не поднимая головы, и ловко потянула одну из нитей. — А я... спокойнее. Больше мим, чем балансир.

Я улыбнулась. Эли была невероятно светлой. Всегда спокойная, терпеливая, любимица нашего тренера, Томаса де Торо, который, к счастью, в этот раз ехал на другом автобусе с другими актерами труппы. У нее были тонкие черты лица, и от одного лишь теплого взгляда можно было согреться. Спокойствие в ней было не от слабости, а от какой-то врожденной чуткости. Она не говорила много, не лезла вперед, не требовала внимания.

— Ты как будто в другом ритме, — пробормотала я, думая о том, как хорошо у нее получается не реагировать на шум кругом. — Все куда-то несутся, спорят, а ты просто сидишь и плетешь. Я замечала, что ты неплохо ладишь с Делайлой. Почему ты не с ней?

Эли пожала плечами. Кажется, для нее было привычнее находиться отдельно от всей труппы. Она покосилась на заднюю часть салона, чуть вытянув шею, и потом посмотрела на меня.

— Я не люблю мешать. Делайла подпускает к себе по настроению. Да и рядом с ней часто находится Феликс, и по-моему он единственный, кто может найти к ней подход в любое время. — Она мягко улыбнулась, делая вид, что ее это совсем не задевает. — А если кому-то надо — они подойдут сами. Разве нет? Лучше занять себя чем-то полезным, вроде мелкой моторики.

Я кивнула, понимая, о чем она говорит. Иногда действительно проще заставить пальцы что-то делать, чем попробовать заткнуть собственные мысли.

— Слушай, — сказала я, глядя на почти законченный браслет, — если у тебя останутся нитки... может, сделаешь мне тоже?

— Конечно, — она кивнула и вытащила отсек из шкатулки с нитками. — Выбери цвета, какие хочешь, и скажи, какой по дизайну.

Я отмахнулась.

— Любой сделай, на свой вкус. А вот цвет, пожалуй, я выберу...

Я не успела договорить, как раздался громкий голос с переднего ряда:

— Так, народ! Мы на месте! — Это был Джереми Кроуфорд, наш директор. Он наконец соизволил отойти от крепкого сна, удачно пропустив все провокации близнецов. — Пять минут на сборы. Кто не уложится вовремя — пойдет разносить весь багаж.

В автобусе пробежала возбужденная волна — как будто все проснулись разом. Кто-то выругался, кто-то засуетился, послышались похрустывания телами от бесконечного сидения, загремели застёжки и термосы. Я повернулась к окну. Мимо промелькнула потемневшая от времени деревянная вывеска с облупившейся белой краской - "Добро Пожаловать в Опелусас".

Джереми тяжело поднялся, поставил руки на поясницу и чуть прогнулся. Затем выставил согнутые перед грудью руки и повертел корпусом в разные стороны - так его научил делать наш тренер Томас, когда затекали конечности. Он шустро подхватил термос вместе со списком, полным пометок, и остановился у кресла Фрэнка.

— Ты как, живой? — пробормотал Джереми, хлопнув того по плечу.

— Насколько это возможно, — хмыкнул тот, потирая костяшками кулака затекшую шею. Они были примерно одного возраста — обоим за пятьдесят, и выглядели соответственно: усталые, с заметной проседью на висках, но весьма крепкие.

Джереми повернулся к заднему ряду и громко позвал нашего лидера:

— Санчес! Выйдешь последним. Пройдись по автобусу, посмотри, не забыли ли чего ребята. Затем собери всех и следом за нами.

— Есть, босс, — ответил Феликс. Его голос прозвучал лениво, но он тут же принялся выполнять поручение.

— Остальные, — теперь Кроуфорд обращался к нам, — не зевайте и внимательно проверяйте свои вещи. Ждете команды Санчеса и вместе с ним ожидаете, когда установят трейлеры. Кто с кем живет, все помнят?

Мы утвердительно ответили хором, и шеф удовлетворенно кивнул. Я застегнула рюкзак, набросила его на плечи и кивнула Эли:

— Ну что, пошли. Добро пожаловать в Опелусас, что бы нас тут ни ждало.