1
Коснувшись моей щеки, можно обжечься.
У меня будто пожар внутри. Пальцы, всегда холодные, неожиданно согрелись, но приятного в этом мало.
Я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь найти хоть одну позу, в которой можно уснуть. Пусть мне жарко, плохо, и я невероятно хочу забыться – сон не идёт.
Вечером градусник показал 38,5. Сейчас, наверное, 5700 градусов, именно столько обычно бывает на поверхности Солнца. Я надеялась, что усну, а проснувшись, смогу сходить в аптеку за лекарствами.
Дома – ни одной таблетки жаропонижающего. За что мне такое?
Под одеялом – жарко, без него начинает знобить. За окном кто-то пьяно смеётся, в ночи раздаются странные шорохи. Я переворачиваюсь на спину и понимая, что не усну, открываю глаза.
Комната выглядит так непривычно. Все цвета потускнели, знакомая мебель выглядит непривычно, только фонарь за окном даёт немного света. Я знаю, что в соседнем доме – аптека. Но даже если бы она была круглосуточной, я не смогла бы заставить себя встать. Да что аптека, я даже за холодным компрессом на голову встать не могу. Сейчас бы положить его на лоб и задремать... Но конечности отказываются шевелиться.
Не остаётся ничего, кроме как лежать и думать, доживу ли я до утра. По углам сгущаются тени. Я слышу шорох, и это не пьяницы на улице, это что-то совсем близко.
Я не могу пошевелиться, не могу закрыть глаза и перестать смотреть в темноту. Почему полотнище шторы всегда выглядит так, будто за ним кто-то стоит? Кто-то неземной, пугающий, зловещий.
Пальцы, мокрые от пота, сжимаются в кулаки.
За шторой кто-то шевелится.
Собрав последние силы, я кричу:
- Хватит там стоять! Если ты пришёл за мной, прикончи меня уже! Неужели не видно, как мне плохо?!
Штора снова колышется, хотя в комнате наглухо закрыты окна. Веки тяжело опускаются на глаза. Кем бы оно ни было, пусть подарит мне облегчение, неважно, как.
Снова слышу шорох – кто-то приближается к кровати. А потом сворачивает в сторону кухни. Раздаётся шум воды.
Что-то холодное касается лба.
Кажется, компресс сделан из кухонной тряпки, но пока он такой холодный и приятный – неважно. Что-то поддерживает меня за плечи, похожее на руку, но когти, касающиеся кожи, точно не человеческие, слишком длинные и острые.
Они не вонзаются в меня, нет. Другая рука переворачивает подушку холодной стороной. Поправляет компресс. Приоткрыв глаза, я замечаю, как что-то тёмное распахивает окно и выскальзывает наружу.
Пьяная компания на улице снова смеётся. Я закрываю глаза и с облегчением выдыхаю.
Но оно не ушло. Оно возвращается через несколько минут, чтобы вложить мне в ладонь упаковку парацетамола. Кажется, на ней ценник из аптеки по соседству. Одну горькую таблетку на язык, а нечто уже протягивает стакан прохладной воды. Пока я пью, пытаюсь присмотреться к нему, но взгляд будто скользит по сгустку тени, не различая деталей.
Могут ли это быть галлюцинации из-за высокой температуры?
Пьяная компания внизу пытается нестройно затянуть какую-то песню. Я не успеваю устало закатить глаза, а нечто уже летит к окну.
Мелодия сменяется изумлёнными криками. Бьётся стекло. Допивая воду, я слышу топот множества ног, кто-то вскрикивает в последний раз, и в ночи устанавливается идеальная тишина.
Я снова чувствую острые когти – когда нечто забирает пустой стакан и поправляет одеяло. Глаза сами закрываются, я соскальзываю вниз по подушке. Парацетамол разносится по крови. Пожар внутри наконец-то утихает.
Последнее, что я слышу перед тем, как провалиться в сон, — кто-то выскальзывает в окно.
***
Утром я нахожу на тумбочке упаковку таблеток и пустой стакан. Значит, это был не сон и не галлюцинация.
Мне всё ещё нехорошо, но хотя бы получается встать с кровати. Я... мы выиграли битву с болезнью.
На нетвёрдых ногах я иду к шторе – и резко сдвигаю полотнище. За ним ничего нет. Но на приоткрытой оконной раме я замечаю несколько свежих царапин.
Царапин, оставленных длинными, острыми когтями.