Не принятие себя
"У меня постоянно возникают безумные и пугающие идеи, и мне становится всё труднее сдерживаться.
Словно в тëмном колодце, полном зыбучего песка, они копошатся в самых укромных уголках моего разума, подтачивая его изнутри. Сначала это были лишь лёгкие, едва уловимые шëпотки, мимолетные тени, скользящие по поверхности сознания. Теперь же они кричат, вопят, требуют выхода, рвутся наружу, словно дикие звери, заточенные в клетке.
Каждая идея, как осколок разбитого зеркала, отражает искаженную, пугающую реальность. В одной – безудержный хаос, потоки крови, рушащиеся здания и крики отчаяния. В другой – леденящая душу тишина, безжизненные пейзажи, и одинокая фигура, бредущая сквозь вечную ночь. А в третьей… в третьей скрывается нечто настолько чудовищное, что даже само мысленное прикосновение к этому ощущается как ожог.
Я пытаюсь заглушить их, запереть в самые дальние уголки подсознания, обложить толстыми стенами логики и разума. Но чем сильнее я сопротивляюсь, тем яростнее они становятся. Они просачиваются сквозь трещины в броне, подобно ядовитой плесени, отравляя мои мысли, оскверняя мои мечты.
Страх сковывает меня ледяными объятиями. Страх перед тем, что я могу совершить, страх перед тем, что я могу подумать, страх перед тем, что эти безумные идеи однажды возьмут надо мной верх. Я живу в постоянном напряжении, как натянутая струна, готовая в любой момент оборваться.
Я ищу спасения в рутине, в обыденности, в повторяющихся действиях, надеясь, что они смогут отвлечь меня, заглушить этот внутренний кошмар. Я пытаюсь заполнить свою жизнь до краёв, чтобы не осталось места для безумия. Работа, друзья, хобби – всё это лишь жалкие попытки убежать от самого себя.
Ночью, когда мир погружается в тишину, они возвращаются. Они крадутся ко мне во сне, шепчут свои мерзкие истории на ухо, показывают свои кошмарные видения. Я просыпаюсь в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем, и понимаю, что от них никуда не деться.
Я боюсь, что однажды не смогу больше контролировать себя. Боюсь, что поддамся их соблазну, позволю им вырваться наружу и воплотиться в реальность. Боюсь, что превращусь в монстра, которым меня рисует моё собственное сознание.
Что же мне делать? Как остановить этот поток безумия? Как вернуть себе контроль над своим разумом? Я ищу ответы, я отчаянно ищу спасения, прежде чем будет слишком поздно. Но чем больше я ищу, тем глубже погружаюсь в этот пугающий, безумный лабиринт, и тем труднее становится найти выход.
Может быть, я уже потерян. Может быть, безумие уже победило. Может быть, сопротивляться бессмысленно. Но даже в самые темные моменты, когда надежда почти угасает, во мне ещё теплится крошечная искорка. Искорка веры в то, что я всё ещё могу спастись. И я буду бороться до последнего, пока эта искорка не погаснет окончательно. Я буду бороться за свою жизнь, за свою душу, за свой разум. Даже если цена этой борьбы – сама моя жизнь".
— Макс, опять всю ночь не сомкнул глаз? Ты словно призрак, — голос Егора, друга детства, вырвал его из водоворота мыслей.
Максим поднял взгляд. Егор был немного выше ростом, с мелированными волосами и пронзительно-голубыми глазами. Одетый в чёрный оверсайз свитшот, серые классические джинсы и белоснежные кеды, с солнцезащитными очками, небрежно свисающими со свитшота, он являл собой воплощение современной непринуждённой элегантности. На остальных Максим едва обратил внимание.
— Всё в порядке, — коротко бросил парень, стараясь улыбнуться, чтобы развеять беспокойство друга. — Пошли? Скоро открытие. Боюсь, в толпе не протолкнëмся.
Егор прищурился, изучая бледное лицо Максима. Знал ведь, что "в порядке" для Макса означало глубокую пропасть внутренних терзаний. Но давить не стал. Просто хлопнул друга по плечу и кивнул в сторону входа в галерею.
Толпа и правда нарастала. Внутри гудела музыка, смешиваясь с приглушёнными голосами. Запах дорогих духов и свежей краски щекотал ноздри. Максим невольно втянул его глубже, пытаясь ухватиться за хоть какую-то опору в этом хаосе. Егор умело лавировал сквозь скопление людей, ведя друга за собой.
Наконец, они оказались в относительно свободном пространстве, откуда открывался вид на главную экспозицию. Картины, фотографии, скульптуры – всё сливалось в единый калейдоскоп форм и красок. Максим машинально обводил взглядом лица посетителей: галеристы, критики, коллекционеры, просто любопытствующие. Все они казались ему чужими, словно актёры на чужом спектакле.
Взгляд зацепился за одну из картин. Абстрактная композиция из переплетённых линий и пятен, выполненная в приглушённых тонах. Что-то в ней заставило Максима замереть. Какая-то тоска, какая-то безысходность, словно отражение его собственного состояния. Он долго стоял, не отрываясь, пока Егор, заметивший его отрешëнность, не подтолкнул его в плечо.
— Смотри, вон там шампанское наливают. Пошли, хоть немного расслабишься. А потом расскажешь, что тебя опять мучает.
Максим неохотно оторвался от картины.
"Егор был прав, немного алкоголя сейчас не помешает".
Он плëлся за другом, чувствуя, как внутри нарастает какое-то странное оцепенение. Будто он – лишь оболочка, наблюдающая за происходящим со стороны. Ему хотелось кричать, бежать, исчезнуть, но тело слушалось его все хуже.
У столика с шампанским было людно. Егор пробил себе и Максиму по бокалу, и они отошли в угол, подальше от шума. Максим сделал большой глоток. Пузырьки приятно щекотали горло, но облегчения не приносили. Он чувствовал себя так, словно тонет в болоте, и каждый глоток шампанского – лишь новая порция грязи, затягивающая его глубже.
Егор наблюдал за другом с тревогой. Знал, что Максим скрытен и не любит делиться своими переживаниями. Но сегодня он был особенно подавлен.
— Что случилось, Макс? Ты сам не свой, — тихо спросил Егор, стараясь не привлекать внимания окружающих.
Максим вздохнул. Ему не хотелось говорить. Слова казались бессмысленными, пустыми звуками, не способными выразить всю глубину его внутреннего хаоса. Но молчать больше не было сил.
— Егор, я чувствую, как стою на самом краю пропасти, ещё миг – и сорвусь в бездну. Я отчаянно пытаюсь ухватиться за что-то, отвлечься, заполнить пустоту, но всё тщетно, всё теряет смысл. Ночи превратились в пытку, сон – в кошмарное полотно, где я, монстр, причиняю боль и страдания другим. Эти видения разъедают меня изнутри, убивают во мне человека. Я больше не могу так, я хочу быть нормальным, Егор, просто жить, как все! Но, похоже, судьба глуха к моим мольбам. Я запутался, окончательно запутался. Где реальность, а где болезненные грёзы – я уже не различаю…
Впервые за долгие годы дружбы он видел Максима настолько сломленным. Обычно сдержанный и ироничный, сейчас он казался обнажённым, беззащитным перед лицом какой-то неведомой тьмы. Слова Максима обжигали, словно лёд, проникая в самую душу. Егор чувствовал себя беспомощным, не зная, как помочь другу выбраться из этой пропасти отчаяния.
— Макс, послушай, я понимаю, тебе сейчас очень тяжело, — начал Егор, подбирая слова. — Но ты не один. Я здесь, рядом с тобой. И я не позволю тебе сорваться. Что бы ни случилось, мы справимся вместе. Расскажи мне всё, что тебя мучает. Не держи это в себе.
Максим поднял на него глаза, в которых плескалась безысходность. Он смотрел на него, словно утопающий, ухватившийся за соломинку. В его взгляде была мольба, отчаяние и надежда, перемешанные в невыносимый коктейль. Медленно, словно выдавливая из себя каждое слово, он начал рассказывать о своих кошмарах, о мучительных видениях, преследующих его по ночам, о чувстве вины и безысходности, которое разъедало его изнутри.
Егор слушал, не перебивая, стараясь понять, почувствовать всю глубину страданий друга. Он не давал советов, не предлагал решений, он просто был рядом, готовый выслушать и поддержать. Когда Максим закончил свой исповедь, в воздухе повисла тяжелая тишина. Егор молчал, давая Максиму время перевести дух. Затем он тихо произнес:
— Макс, я не знаю, что тебе сказать. Я не понимаю, через что ты проходишь. Но я знаю одно: ты не должен сдаваться. Ты сильный. Ты справишься. И я буду рядом с тобой на каждом шагу. Пообещай мне, что ты не сделаешь ничего глупого. Пообещай, что ты дашь мне шанс помочь тебе.
Он медленно кивнул, и это движение стоило ему огромных усилий.
— Обещаю, — прошептал Максим, и это слово прозвучало как надломленный стон. — Я постараюсь.
Парни вернулись к остальным, словно из долгого странствия.
— Наконец-то явились, — процедила девушка с неприкрытым недовольством, окинув Максима презрительным взглядом, от которого тот невольно отвёл глаза.
— Зато подоспели к самому интересному, — с усмешкой парировал парень.
— Да уж…
Воцарилась напряжённая тишина. Все взгляды устремились к сцене к ведущиму.
— Дорогие гости! Мы рады приветствовать вас на нашей эксклюзивной выставке! Сегодня мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями рождения нового шедевра!
Он резко потянул ткань и перед глазами показалась картина. На холсте, казалось, плясали языки пламени, переплетаясь в причудливые формы. Оттенки алого, багряного и золотого создавали ощущение неистовой энергии, заключённой в рамки холста. Зрители, словно завороженные, не могли отвести взгляд от бушующей стихии, запечатлëнной рукой мастера.
Максим украдкой взглянул на девушку, чьё недовольство секунду назад ощущал на себе. Её лицо выражало неподдельный восторг. Презрение исчезло, сменившись восхищением перед открывшимся произведением искусства. Он невольно улыбнулся, заметив перемену в её настроении.
Ведущий тем временем продолжал свою торжественную речь.
— Этот шедевр – плод вдохновения нашего талантливого художника, чьё имя уже гремит в мире искусства! Он сумел передать на холсте не только красоту, но и всю глубину человеческих чувств, всю палитру эмоций, бушующих в наших сердцах!
В зале раздались аплодисменты. Максим ощутил легкое прикосновение к своему плечу. Обернувшись, он увидел Егора. Тот подмигнул ему и прошептал:
— Неплохо, а?
Максим кивнул, соглашаясь. Действительно, картина была потрясающей. В ней было что-то такое, что притягивало взгляд и заставляло задуматься о вечном.
"Давай же, сделай это..."
Максим резко схватился правой рукой за голову, пытаясь заглушить шёпот.
"Заткнись, заткнись! Ты просто моё воображение, ничего более!"
"Зачем ты обманываешь себя? Я, это ты. Ты, это я... Тебе ведь на самом деле не нравится эта картина...Ты ведь сам не хотел выходить...Ты ведь сам не хотел никого видеть...Ты ведь сам ненавидел всех..."
"Заткнись! Это всё не правда!"
"Сделай это... Сделай... Давай... Испорть... Уничтож... Я тебе помогу..."
"Не смей! Уйди! Оставь меня в покое!"
Но тело уже его не слушалось. Макс, словно марионетка, неумолимо приближался к картине.
— Макс! Макс, остановись! — кричал Егор, но его голос тонул в гуле толпы, не достигая сознания друга. Разум, казалось, покинуло его, оставив лишь пустую оболочку.
Егор рванулся вперёд, но людской поток стал непреодолимой стеной. Он не мог пробиться сквозь плотное кольцо зевак.
— Молодой человек, вы что-то хотели? — неуверенно спросил ведущий, заметив неподвижную фигуру Макса с опущенной головой. Но когда парень поднял взгляд, мужчина пошатнулся и рухнул на пол, судорожно сжимая в дрожащих руках свою шляпу.
Кровавые слёзы струились по лицу Макса, окрашивая кожу багровым. Первая капля упала на паркет, знаменуя собой нечто ужасное. Стоящие рядом люди замерли в недоумении, обмениваясь испуганными взглядами и шёпотом.
Внезапно парень выхватил из кармана брюк канцелярский нож, его лезвие зловеще блеснуло в свете от люстр. Толпа ахнула. Медленно, словно в трансе, он поднëс руку к холсту. Егор, наконец, прорвался сквозь толпу, но было уже поздно.
Первый разрез. Ткань поддалась с тихим шелестом. Затем второй, третий… Картина, ещё недавно гордость галереи, превращалась в лохмотья. Ярость, скопившаяся годами, выплескивалась наружу с каждым взмахом ножа. Из глаз Макса по-прежнему текли кровавые слёзы, окрашивая разорванное полотно.
Когда холст был изрезан в клочья, Макс обессиленно опустился на колени, нож выпал из ослабевшей руки. Кровавые слёзы перестали течь, лицо стало пепельно-серым. Воцарилась гробовая тишина. Лишь тихий плач раздавался где-то в толпе.
Егор подбежал к другу, опустился рядом и обнял его.
— Макс, что ты наделал? — прошептал он, чувствуя, как содрогается тело друга.
Парень ничего не ответил, лишь бессмысленно уставился в потолок. Его глаза были пусты, словно в них погас свет.
В этот момент в галерею ворвались охранники, скрутили парня и вывели его прочь. Толпа расступилась, провожая его испуганными взглядами. Егор остался стоять посреди хаоса, глядя на изрезанное полотно. Он понимал, что это был лишь акт отчаяния, крик души, услышанный слишком поздно.