Глава 1. Вирус. Часть 1.
31 октября 2031 года, пятница.
Она одиноко стояла по ту сторону дороги. Испещренное морщинами лицо, орлиный нос, крохотные сощуренные глаза... Она не изучала взглядом дорогу, как то делали все пешеходы, не готовилась перейти на другую сторону улицы, нет. Она лишь смотрела на меня. Не злобно - холодно.
Топот сотен ног вокруг меня замирал на вдохе. Паника возвращалась на выдохе.
Приготовившись сделать шаг, я впервые ощутила ее ледяной взгляд и отпрянула: прямо перед моим носом на всех парах пронесся огромный автобус. Мне едва ли удалось перевести дух: бешено колотилось сердце, а дыхание не успевало переключаться с вдоха на выдох.
Загорелся зеленый сигнал светофора, и толпы людей, сомкнувшись в единый поток, направились навстречу друг другу, а я затерялась среди них.
Внезапно на руке, чуть выше локтя, сомкнулись чьи-то пальцы. Я подняла взгляд вверх и снова наткнулась на эти крохотные сощуренные глазки. "Будь осторожна", - тихо сказала старуха и, спустя секунду, скрылась в людском потоке.
Вдох. Сотни ног прибавили темпа. Выдох. За паникой потянулся страх.
Что-то пошло не так.
"Экзамены, родители в командировке, обед, проектная работа... сколько времени?.." - я пыталась вернуться к обычным вопросам и возвратить своим мыслям привычный поток, но в голове снова и снова всплывало морщинистое лицо, по-птичьему крючковатый нос и маленькие ухмыляющиеся глазки.
"Будь осторожна", - каждый раз, когда этот голос возникал в голове, мое тело пронизывала тонкая ледяная иголка.
Я отмахивалась от своих страхов и торопилась домой, пытаясь сконцентрироваться на дороге.
Погода, как и обычно в наших краях, стояла солнечная, но дул на редкость мерзкий ветер, и тонкий кардиган едва ли мог спасти от потока холодного воздуха. Ветер усиливался, поднимая пыль и превращая мои волосы в бесформенное гнездо. До дома оставалась пара сотен метров, которые приходилось преодолевать чуть ли не бегом.
Но холодный ветер нес с собой и кое-что еще. Дым. Столбы дорожной пыли вздымались в небо и расплывались черными тучами, растворяя его бледно-синие лоскутки.
Я шла вдоль одной из главных улиц Нью-Бриджпорта, когда раздался вой сирен пожарных машин.
«Что произошло?» - с таким вопросом переступив порог дома, я все еще сомневалась в реальности происходящего. Пройдя в гостиную, я включила телевизор на новостной канал: надеялась, что там объяснят причину той навязчивой паранойи, что не отпускала меня последние полчаса. Шла реклама. Никаких сообщений. Я прошла на кухню, по дороге диктуя запрос голосовому поиску на планшете.
Я замерла на середине фразы, когда из гостиной раздалось шипение чрезвычайной сети, и взволнованный голос диктора наперебой с помехами сообщил:
- Срочное сообщение! Только что в корпусе А-21 Исследовательского центра Глендейл на окраине Нью-Бриджпорта прогремел взрыв. Полиция сообщает, что есть пострадавшие и сотни людей еще находятся внутри: они не могут покинуть здание из-за охватившего его пожара. Родственники сотрудников, находившихся в лаборатории на момент взрыва, просим вас немедленно связаться со службой 911. Повторяю: только что в корпусе А-21 Исследовательского центра Глендейл...
Я замерла на пороге гостиной. На экране крутили кадры пылающего здания, а за окном раздавался нескончаемый вой пожарной сирены, отчего помутнение в моем разуме никак не рассеивалось.
Глендейл. Корпус А-21. Лаборатория, в которой работали мои родители.
Спустя несколько секунд я пересилила себя и потянулась к тумбочке, на которой лежал телефон. После пары долгих гудков в трубке послышался знакомый голос, который оказался не менее шокирован, чем мой.
- Изабель? Милая, ты в порядке?
- Мам, - в горле у меня пересохло, и голос стал хриплым, - там по телевизору...
- Да, милая, нам только что позвонили. Это... ужасно. Ума не приложу, что могло произойти. Там было столько людей... - помехи в телефонной трубке перекрыли мамин голос: нас разделяли две тысячи километров. - Изабель? С тобой все хорошо?
- Да, я в порядке, мам. Тут... тут говорят, есть пострадавшие, - фразе "...и погибшие" не удалось сползти с языка.
- Это ужасно, милая, просто ужасно. Нам звонили, но не сказали ничего существенного. Никто ничего не говорит, а может, просто еще не знает.
- Папа с тобой?
- Да, пытается дозвониться Дэйву, - говорит, занято. Боюсь представить, что там сейчас творится. Даже... ох, будем надеяться на лучшее. Главное, что с тобой все хорошо.
Последняя фраза - ножом по сердцу.
- Мам?
- Да?
- Я люблю тебя, мама.
- Я тоже люблю тебя, милая.
- Позвони мне, если будут новости.
- Конечно, обязательно. Все будет хорошо.
Отбой. Странное ощущение. Я чувствовала себя абсолютно пустой и несуществующей. Будто во сне, зная, что никак не сможешь проснуться.
Все мое тело била дрожь.
Заставив себя сделать несколько шагов до кухни, я опустилась на диван перед экраном планшета и в ужасе застыла, не в силах прочитать дальше одной фразы:
«14:21:34. Оглашен список погибших».
***
15:10:00. Двадцать девять человек госпитализированы, под завалами найдено четырнадцать тел.
16:14:19. Только что обнаружено пятеро сотрудников, их состояние оценивается как крайне тяжелое. Найдено еще шесть тел. Общее число жертв на данный момент: тридцать четыре человека ранено, двадцать человек погибло.
17:40:29. Под завалами найден директор Исследовательского центра Дэвид Бойд и его помощник Валери Мендерес, сейчас они находятся в реанимации. Общее число жертв: тридцать шесть человек ранено, двадцать человек погибло.
18:07:00. Два сотрудника скончались в больнице. Найдено еще три тела. Общее число жертв: двадцать пять человек.
К концу того дня в моем горле засел совершенно сухой, непроглатываемый ком: дикий крик и животный страх. Это все имена. Десятки людей, которых я знала с самого детства, людей, которых видела каждый день, людей, у которых наши семьи собирались на праздники. Все они умерли. Все они оказались погребены под развалинами лаборатории, которой отдали десятки лет своей жизни. И ей было мало. Она забрала все. Дети сотрудников остались сиротами, и мне было страшно идти в школу, потому что я боялась встретить их там. Пустых, разбитых, скомканных, будто предсмертная записка, но не выброшенных за границы жизни.
В немой скорби прошел остаток того дня, а ближе к ночи вернулись родители. Я старалась сдержать поток вопросов, но даже на те ничтожные позывы, что срывались с моих губ, не получала ответов.
- Мам...
- Как ты, милая? - налепленная улыбка и вынужденно поднятая рука, которая тут же опускалась мне на макушку. Ответное молчание - нежелание отвечать штампом наш штамп.
- Что-нибудь известно? О погибших? О раненых? О чем-нибудь? - голова влево-вправо и потупленный взгляд. - Пап?..
Та же реакция.
Молчание было нашим воздухом. Молчание было повсюду. Молчание и печальный опустошенный взгляд - вот на что я натыкалась каждый раз, пытаясь отыскать нечто новое.
И лишь благодаря огромному усилию под утро я все-таки смогла заставить себя уснуть.
***
Когда это произошло, мне только-только исполнилось восемнадцать. Я не была какой-либо выдающейся личностью, гордостью школы или любимицей учителей, нет, совершенно. Мои родители, работая в Лаборатории Глендейл, исследовали генетические заболевания у высших млекопитающих, а я слабо проявляла интерес к биологии. Я любила книги: фантастику и иные миры, войны и драмы, ужасы и жесткость. Не скажу, что страдала депрессией или маниакальными наклонностями, просто любила изучать психологию людей и причины их поведения в тех или иных ситуациях.
Я никогда не лезла в драки, не конфликтовала с другими учениками, тем более, учителями. Родители видели во мне идеал скромной любящей дочери, а я втайне разучивала приемы самообороны. Не хотела распространяться, но всегда мечтала о том, чтобы мне представился шанс постоять за себя.
Мне удавалось держать свое тело в форме, но это мало кто замечал - с уроков физкультуры я обычно сбегала, как то делали все нормальные ученики. Помню, однажды, когда мне было лет восемь, папа спросил, кем бы я хотела стать, когда вырасту. Я выпрямилась, набрала в грудь воздуха и ответила, что хочу в армию. Папа рассмеялся и сказал, что таким маленьким милым девочкам можно найти и более спокойную работу, а кто-нибудь другой обязательно их защитит.
Я согласилась. Увы, ненадолго: все же жил во мне юный пророк.
Итак, на момент взрыва, мне только-только исполнилось восемнадцать лет. Год великих возможностей, особенно в Новом мире две тысячи тридцатых. Сочетание цифр, скрывающее под собой смысл победы. Над чем? Над болью, над уничтожением, над глупостью. Не окончательной, конечно же. Будь она такой идеальной, как предсказывали, тогда бы не разразилась чума. И все же, какая-никакая, но победа была.
Мы, выпускники старшей школы, с благоговением сидели на уроках истории. Мы знали: мир подписан во всем Мире, мы выиграли Третью мировую до того, как она началась. Мы выступили за массовое просвещение, за интеллектуальное будущее, в котором ведущая роль была за учеными во всех областях. Мы выступили за шаг к Утопии, выступили всем миром и, в конце концов, сделали его.
По крайне мере, нам так говорили. Каждое утро. Каждый вечер. И еще двадцать два раза в сутки.
Подписание мирных договоров между всеми странами и открытие не просто таможенного союза, а возможности беспошлинного перемещения по всей планете было серьезным шагом, но и у этой медали оказалась своя темная сторона. Были проблемы, которые не затрагивал подписанный мир. Голод. Бедность. Мелкие вспышки национализма. Катаклизмы.
У нас в школе проводились специальные занятия. Каждую неделю - Выживание в экстремальных ситуациях. Нам рассказывали, что делать при землетрясениях, пожарах, наводнениях, торнадо. Что делать, если упадет метеорит, если повысится уровень радиации или вода окажется зараженной какими-либо вредными веществами, в конце концов, как выжить во время Апокалипсиса. Это, пожалуй, были самые полезные уроки за всю историю школьных занятий, потому что Конец света оказался ближе, чем мы думали.
Он наступил тридцать первого октября две тысячи тридцать первого года и продолжается по сей день.