Сущность

– Вас не смущает, что подумают ваши коллеги, увидев, как вы сажаете в свою машину студентку?

Марго вжималась в заднее сидение и едва могла поднять взгляд от внезапно разразившейся мигрени. Но этого было достаточно для того, чтобы они встретились глазами в зеркале заднего вида и тут же отвели взгляды.

Красинский промолчал. Было в этом молчании что-то осуждающее, но Марго это не задевало.

– Кажется, я надолго попорчу вам хорошую репутацию. Зря вообще вас ввязала.

Марго надеялась, что он скажет хоть что-нибудь. Расскажет одну из своих бесконечных баек, поддержит ее или даже пожалеет, но суровая и даже какая-то надутая гримаса не сходила с его лица. Он больше не смотрел на Марго. Во всяком случае, она больше не ловила на себе этого взгляда.

Адрес она сказала сразу, про дорогу он больше не спрашивал. Он был хорошим водителем, знал многие закоулки города и в ее захолустном районе ориентировался как у себя дома. Подъезжая к месту, Красинский наконец спросил:

– Твои родители знают?

– Нет. Ни одна живая душа больше не знает.

Когда машина остановилась, Марго быстро выбралась из нее, тихо прошептав «спасибо». Она хотела скрыться в темноте подъезда, в своей обители сразу же, но Красинский успел ее догнать и нырнуть в подъезд.

– Что вам от меня нужно? – выдохнула Марго, останавливаясь у своей двери. – Это не ваша проблема, зачем вы идете за мной? Оставьте меня в покое...

– Подожди.

Он достал из кармана листок и ручку и быстро написал на нем несколько цифр.

– Позвони, если что-то будет нужно, хорошо?

Марго не кивнула и ничего не ответила. И не взяла листок. Стояла столбом, будто бы в этой реальности ее больше не существовало.

Красинский сунул листок в дверь, развернулся и ушел, даже не попрощавшись.

Марго подумала о том, что никогда в жизни ему не позвонит.

Но листок с номером все равно сохранила.

***

А после наступила тьма. Бездна разверзлась в крохотной однокомнатной квартирке, затянув в свой вакуум душу и тело Марго. Девушка больше ничего не чувствовала. Она лежала на спине, уставившись в белый потолок в желтых разводах от давнишнего потопа, и больше ничего не чувствовала. Даже мысли, приходившие в ее голову, были чужие, навязчивые, словно кошмар, из которого невозможно вырваться – настоящие обсессии. Компульсией были руки, с которых она методично отколупывала сухую корку заживших ранок.

Сил, чтобы подняться, не было. Смотреть на еду было тошно. Марго витала в своих мыслях, своем внутреннем мире и постепенно грань между сном и реальностью терялась совершенно. Марго не замечала, как засыпала. Марго не чувствовала пробуждения. Она была между. Она была всем и ничем одновременно.

Ночью была гроза, но девушка не поднялась, чтобы закрыть окно. Тело ее не слушалось, становилось чужим и нереальным. Гусиная кожа, покрывавшая его с каждым порывом ветра, была предметом созерцания Марго. Это все, что она могла делать.

А на следующий день началась лихорадка. Сильный жар, смешанный с болью в голове и полным отрывом от реальности, вдавливал Марго в кровать. Она не могла согреться и зарывалась в одеяло с головой. На какое-то время ей удалось прийти в себя и доползти до окна, чтобы закрыть его, но на этом силы кончились, и она так и вырубилась – на полу в паре метров от постели. Желудок сводило от голода. От температуры снова тошнило.

Кашель казался демоническим существом, разрывающим ее глотку.

«Умирали же люди в средние века от пневмонии, – думала Марго, лежа на спине и глядя в потолок, – может, и я умру».

Когда последние таблетки парацетамола в квартире кончились, Марго уснула, а проснулась насквозь мокрая, но со свежей головой. Рука сама собой потянулась к телефону, дрожащие пальцы набрали номер. Пара гудков, и в голову снова забрались демоны, Марго сбросила вызов и кинула телефон на пол.

«Нет, так нельзя. Я не знаю, что это за человек. Ему не должно быть до меня никакого дела».

Она перевернулась на бок и снова зарылась в одеяло с головой. Слышно было, как громко и часто билось ее сердце, и под его ритм она снова уснула.

Проснулась снова глубокой ночью, когда вибрировал телефон. Снова и снова и снова.

Марго не стала отвечать.

***

Утро ознаменовал звонок в дверь. Марго чуть ли не подпрыгнула на кровати. Ее голова все еще пылала огнем, но внутри уже не было так мутно, как раньше. Она осторожно спустила ноги на пол и подождала, пока комната перестанет качаться. Она не перестала, и тогда Марго все равно поднялась на ноги, опершись на стол. Вышла в коридор по стеночке. Открыла дверь.

Она все еще готова была умереть в своей кровати, но что-то внутреннее двигало ее выйти на стук. Что-то внутри нее все еще верило в чудо.

Само воплощение Христа снова стояло на ее пороге, и Марго не нашла в себе смелости захлопнуть дверь перед его лицом. Она вообще ничего в себе не находила: тяжело было даже дышать, и стояла она только за счет того, что навалилась на дверь всем телом.

– Что случилось?

– Простуда, – хрипло выдавила она и неожиданно по ее щекам побежали слезы. – Просто простуда.

Он взял ее под руку и повел в комнату. Марго легла на кровать, снова натянув одеяло по самый подбородок. Теперь ее трясло вместе со всей комнатой, всем домом, всем миром.

– Я вызову врача, – сказал он.

– Я хочу умереть тут.

Красинский вздрогнул.

– Думать об этом забудь. Я буду здесь, пока ты не встанешь на ноги.

И он действительно не ушел.

***

Марго засыпала и просыпалась снова. В одно из таких пробуждений приехал врач и выписал ей антибиотики. В одно из следующих – Красинский пришел с огромными пакетами. Он спрашивал, что она хочет на ужин, а она ничего не хотела, но он все равно заставлял ее есть.

Только так она и пережила эти дни.

– Что скажет ваша жена? Вернее, что вы ей скажете?

Красинский вздохнул.

– Ей уже давно плевать, где я и что там делаю. Мы чужие друг другу люди.

– Что скажет ваша дочь?

– Откуда ты...

Марго пожала плечами. Ее губы впервые за много дней дрогнули в улыбке.

– Я часто перечитывала «Шерлока Холмса» в детстве. А вы носите фенечку на запястье, – Марго чуть склонила голову, пытаясь вернуть их зрительный контакт. – Так что она скажет?

– Она не желает меня знать.

Красинский встал и вышел из комнаты, больше ничего не говоря. Хотя Марго чувствовала себя намного лучше, она вставала не так часто, но именно сейчас с невиданной легкостью оказалась на ногах. Даже не смотря на то, что по всему телу все еще бежали мурашки.

Она открыла дверцу шкафа и перебрала пальцами немногочисленные вешалки. Наткнулась на черное платье-футляр, достала, примерила на себя, глянув в зеркало лишь краем глаза. Снова почувствовала дрожь и сунула платье назад в шкаф.

Улыбка не сходила с губ. Ей было так радостно от того, что в этом доме находился кто-то еще.

***

Красинский держал дистанцию и не позволял себе большего, хотя Марго совершенно расслабилась и перестала держать себя в руках. Она рисовала его портреты во время пар и случайно, совершенно случайно – так она обычно отмахивалась – забывала эти рисунки в аудитории. Чтобы он нашел. Чтобы помнил о ней. Чтобы думал о ней и не смел выбрасывать из головы.

Его реплики в их разговоре становились короче и стремились к нулю. Писать она стала первая. Не хотела навязываться – все происходило само собой. Мысли Марго снова были заняты, отчего она летала по квартире, чувствуя себя волшебной феей, и не думала ни о чем. Заново училась готовить и есть, одеваться, краситься и укладывать волосы. Она снова нырнула с головой в учебу, а в остальное время продолжала рисовать: Красинский однажды привез ей несколько холстов разных размеров и краски, лишь бы она перестала разбрасывать свои рисунки на глазах у группы. Но Марго все равно не перестала. Такой уж был у нее нрав.

Все чаще взгляд Марго возвращался к тому черному обтягивающему платью, и изредка она ходила в нем по дому и крутилась перед зеркалом. Ее темные волосы небрежными волнами спадали по плечам, губы лишь слегка были тронуты помадой немного темнее их натурального оттенка. Глаза Марго никак не выделяла – длинные от природы ресницы и темные густые брови казались ей чудом генетики и единственным поводом благодарности за свое тело.

Во время одной из таких «примерок» в дверь позвонили. Марго вздрогнула.

«Если это он, то все, что я успею сейчас – это снять с себя платье и ничего не надеть взамен него. Или выйти так. Что он подумает?»

А потом тихо хихикнула себе под нос.

Но за дверью стоял не Красинский. То была пожилая дама с этажа выше. Ее лицо было опухшим, губы едва заметно дрожали, а в руках соседка держала большую корзинку.

– Здравствуйте, – сказала она. – Простите... простите меня... вам случайно не нужна собака?

– Собака? – смутилась Марго.

Соседка наклонила корзинку и Марго увидела темного несуразного щенка с огромными торчащими в разные стороны ушами, который смотрел на нее такими умными глазами, что она снова потерялась.

– Простите, я не потяну щенка, у меня едва хватает денег на студенческие макароны, – Марго скромно улыбнулась.

Лицо соседки побледнело.

– Никто не хочет его брать... я не знаю, что делать. Я... я не могу с ним так поступить, я не могу...

Соседка закрыла лицо свободной рукой и кажется, начала плакать. Марго взыхватила корзинку и коснулась ее плеча.

– Хорошо. Хорошо, уговорили, я возьму его. Как его зовут?

– Воланд, – бросила соседка и отошла в сторону лестницы. – Спасибо вам большое! Он умный и смышленый малыш, он вам поможет во всем, будет вам преданнее друга!

Женщина убежала, так и оставив Марго стоять с корзинкой в руках. Щенок был похож на чертенка, и они долго смотрели друг на друга, будто бы размышляя, чего друг от друга ожидать.

– Ладно, посиди уж тут, Воланд. Сейчас Маргарита позвонит своему Мастеру, и мы решим, как дальше с тобой быть.

***

Воланд превратил их в союзников и даже больше. Он стал их другом, питомцем, ребенком, бесконечным источником радости и умиленных возгласов.

В эти дни Марго совсем забыла о том, что совсем недавно чувствовала себя ничтожеством и не хотела больше жить. Теперь все ее существо заполняла благодарность. Она впервые за всю свою жизнь верила, что впереди есть будущее и оно полно любви.

Щенок любил забираться к ней на колени и облизывать лицо Марго шершавым языком. С ее губ срывались уменьшительно-ласкательные, что она, на самом деле, совершенно не любила, но и сопротивляться тоже не могла. Она не верила, что в ней есть место стольким чувствам.

С Красинским они продолжали играть в свою игру. Марго не удавалось пробить ту стену, неприступную крепость, которую Анатолий выстроил вокруг себя, но так же он не мог сопротивляться тому, что его к ней тянуло. Очень сильно. Нечеловечески сильно.

В один из таких дружеских визитов, Марго почувствовала, что изменилась. И поймав Красинского в коридоре за руку, почувствовала, как гулко отражаются в голове удары ее сердца.

– Я хотела сказать тебе спасибо, – выдавила она полушепотом, встретившись взглядом с Красинским.

– Когда мы перешли на «ты»? – только и спросил он, и хотя внешне Красинский оставался спокоен и сдержан так же, как и всегда, Марго видела в его глазах отражение своего игривого огонька. Ему нравилась их игра. Даже больше, чем она нравилась самой Маргарите.

– Ты мой единственный друг за всю жизнь. И я бесконечно благодарна тебе за то, что ты сделал.

Она все еще держала его руку худыми тонкими пальцами чуть выше запястья, и теперь сжала чуть крепче, будто пытаясь усилить эффект своих слов. Красинскому же казалось, что глаза у Марго в этот момент стали большими, сияющими и чуть влажными, он смотрел на них и не понимал, как у этого маленького, хрупкого, худого – кожа да кости – существа могут быть такие огромные глаза. И он потянулся к ним, то ли пытаясь нырнуть в них с головой, то ли стараясь оттолкнуть ее от себя, но неожиданно и для себя самого и для Марго, коснулся губами ее губ и прижал к себе так крепко, что она уже не смогла бы вырваться, даже если бы захотела.

Марго уже не помнила, кто из них тянул другого в спальню, не помнила, что неразличимо и очень тихо шептал бессвязные слова нежности, словно молитву, не помнила, чьи руки стремились изучить каждый сантиметр тела, единственное, что сохранилось в ее памяти, это голос Красинского, раздавшийся в тишине подобно грому:

– Ты уверена?

– Это всего лишь секс.

– Я не про секс... ты уверена, что я именно тот, кто тебе нужен?

Она рассмеялась и закрыла его лицо руками:

– Просто никогда больше не оставляй меня одну.