Макс Аллан Коллинз. Мумия.

Джонатан Карнахэн был полным профаном в египтологии и ровным счетом ничего не смыслил в археологии вообще. Но зато он успел досконально изучить все до единого питейные заведения Каира - от роскошных коктейль-баров с плюшевыми креслами в дорогих отелях «Континенталь» и «Шепард» до портовых забегаловок, куда вряд ли отважился бы загля­нуть приличный англичанин (надо заметить, что из тех, кто все же рискнул это сделать, обратно вышли далеко не все). Однако Джонатан с его вечной жаждой и деньгами был желанным гостем повсюду.

Это открывало ему доступ не только к бесконечным возлияниям, но и к всевозможной информации. Имен­но Джонатан и выяснил, что в настоящий момент не­кий Ричард О'Коннелл проводит время в самом отвра­тительном месте Каира, который и так славится ог­ромным количеством жутких мест, а именно в городской тюрьме.

Сделав с полдюжины звонков нужным людям, Джонатан умудрился даже устроить встречу с начальником тюрьмы, которого звали Гад Хасан.

«Правитель» этой неописуемой «дыры» оказался жирным и неопрятным господином. Его свиноподоб­ную физиономию немного оживляли черные сверкающие глаза. В густых усах Хасана можно было раз­глядеть крошки сразу нескольких блюд, а по густой щетине, покрывавшей щеки и подбородок, - предположить, что бритвой он пользовался не чаще одного раза в неделю.

Начальник тюрьмы в мятом бежевом костюме, пропитанном потом и покрытым пятнами от вина, жирной пищи и еще бог знает от чего, ловко подхватил Эвелин под руку. Этот жест мог показаться одно­временно и учтивым, и распутным.

- Добро пожаловать в мою скромную обитель, - приветствовал он девушку. - Редкая честь прини­мать здесь у себя столь элегантную женщину. Мало кто пожелал бы переступить порог моего убогого жи­лища.

Мелодичные нотки, часто возникающие у говоря­щих на английском арабов, и хорошее знание языка произвели на Джонатана впечатление. При этом не следовало забывать, что Хасан в отличие от прочих арабов был все-таки начальником и обладал к тому же недюжинной сообразительностью и умом. Он про­вел Карнахэнов через узкий двор, разделенный внут­ри перегородками и похожий на загон для скота. Из центрального двора во все стороны тянулись темные коридоры, из которых доносились отчаянные вопли и несло страшной вонью. Джонатан подумал, что именно это зловоние и вызывает стоны заключенных.

Эвелин, прижимающая к груди сумочку из кроко­диловой кожи, выглядела довольно мило. Ее наряд из платья и кардигана дополняла шляпа с плоскими полями, защищающими глаза от солнца. Даже чересчур мило, как подумал Джонатан, для посещения подоб­ного свинарника...

Придерживая Эвелин под локоток одной рукой, другой Хасан широким жестом обвел посыпанную щебнем площадку:

- Вот здесь наши гости могут пообщаться с заключенными...

- Довольно мило, - произнесла Эвелин. Ее сар­казм был настолько тонок, что его не уловил даже Джонатан.

Эвелин до сих пор дулась на брата. Она была про­сто взбешена, узнав, что Джонатан вовсе не находил шкатулку на раскопках возле Луксора, а раздобыл ее в одном из самых отвратительных заведений во французском квартале.

- Так ты мне солгал! - укоряла она его с чувством ущемленного самолюбия.

И чему эта дурочка удивляется? Ложь дается трудно только поначалу. Когда постоянно обманываешь, поневоле овладеваешь этим искусством. И уж если ты не в состоянии обвести вокруг пальца тех, кто тебя любит, то что говорить о людях совершенно посторонних?

Джонатан пояснил, что вытащил шкатулку из кармана бесчувственного О'Коннелла, участвовавшего в пьяной потасовке, после чего его (О'Коннелла) сразу же арестовали. Эвелин, возмущенная столь жутким, по его словам, поступком «собственного брата», нас­тояла на том, чтобы порасспросить предыдущего владельца шкатулки (однако ни словом не обмолвилась о том, чтобы вернуть ее хозяину).

Эта идея показалась Джонатану не слишком удач­ной. Все-таки шкатулку он украл, а воровство в Каи­ре наказывается настолько жестоко, что любой поче­сал бы в затылке (или в другом место), прежде чем решиться на такое.

Начальник тюрьмы подвел их к просторной нише, забранной решеткой. Такое помещение было бы впол­не уместным где-нибудь в зоопарке, например в обе­зьяннике. Этот «загон» являлся частью тюремной сте­ны, и, видимо, в него приводили на свидание заклю­ченных.

- А почему мистер О'Коннелл в тюрьме? - обра­тилась к Хасану Эвелин. - Я понимаю, что он был за­держан за поведение, оскорбляющее общественную нравственность...

Начальник тюрьмы пожал плечами:

- А почему бы вам не спросить об этом его самого? Он объяснял это своей любовью к приключениям. Я вам так скажу: вы вовремя успели прийти сюда. Я ви­дел в списке на сегодня его фамилию.

- Вы имеете в виду, что сегодня состоится суд?

- Суд? - Хасан буквально захлебнулся от сме­ха. Его зубы имели замечательный зеленый цвет, который так ценят ювелиры в нефрите. В улыбке же он ценности не представлял. - Очень остроум­но, мисс Карнахэн. Редко встретишь у женщины такой красоты и грации столь развитое чувство юмора...

Они как раз подошли к решетке, когда дверь в сте­не распахнулась и четверо арабов-охранников в одежде цвета хаки втащили в камеру заключенного. Им оказался красивый молодой человек, белый, небри­тый, с кандалами на руках и ногах. Одет он был в то, что когда-то являлось белой рубашкой и армейскими бриджами. Все это превратилось в лохмотья за неделю, проведенную им в тюрьме.

- А вот и ваш друг, - объявил начальник тюрьмы.

Охранники швырнули заключенного к решетке с такой силой, что он врезался в нее лицом. Впрочем, на нем при этом не отразилось никаких чувств.

- Послушайте. - обратился Джонатан к Хасану. - Неужели это так необходимо?

Начальник тюрьмы расплылся в улыбке, снова обнажая свои зеленые зубы, и повернулся к Эвелин:

- Я вижу, что наш брат тоже не лишен чувства юмора. Между прочим, это и есть мистер О'Коннелл, бывший житель Чикаго, штат Иллинойс. Позже он поступил во Французский Иностранный Легион. Так вот, ваш друг - дезертир.

Эвелин внимательно разглядывала О'Коннелла, и он занимался в отношении девушки тем же самым, но только его интерес имел несколько другой характер

- Это он и есть? - спросила Эвелин брата. - Тот самый, кого ты обокрал?

Джонатан нервно хохотнул и краем глаза посмотрел на начальника тюрьмы:

- У моей сестры действительно потрясающее чув­ство юмора... Да, дорогая, это и есть тот самый бродяга, который мне кое-что продал.

О'Коннелл просунул голову между прутьями ре­шетки, внимательно посмотрел на Джонатана и на­хмурился:

- Что это я вам продал?

- Господин начальник, - обратился Джонатан к Xасану, - не будете ли вы столь любезны оставить нас наедине с нашим другом на несколько минут? Мы были бы вам премного благодарны.

- Как это «с другом»? - снова ничего не понял Ричард.

Джонатан протянул ладонь начальнику тюрьмы, придерживая между пальцев фунтовую купюру. Муж­чины пожали друг другу руки, и купюра перешла к Хасану.

- Конечно, как скажете, - Хасан вежливо покло­нился, - Я уже ухожу... ровно на пять минут.

- Мы будем сильно скучать без вас, - произнес О'Коннелл с деланной тоской в голосе, одновременно посылая Хасану воздушный поцелуй.

На этот раз начальник тюрьмы улыбаться не стал: ни искренне, ни злорадно. Он только многозначитель­но покачал в воздухе указательным пальцем, заметив при этом:

- А вот в заключенных чувство юмора я ценить не привык.

О'Коннелл рассмеялся:

- И как же ты собираешься наказать меня, жирдяй? Неужели мне перестанут ежедневно менять по­стельное белье?

Начальник тюрьмы чуть заметно кивнул грязно­му охраннику с сонными глазами, стоящему у Рика за спиной, и тот снова толкнул О'Коннелла на железные прутья. Лицо несчастного ударилось о них, словно ре­зиновый мячик о мостовую. Однако и на этот раз О'Коннелл даже не поморщился от боли, хотя бросил в сторону охранника презрительный взгляд.

- Это неблагоразумно с вашей стороны, сэр, - по­качал головой охранник, отходя от Рика и бормоча уже себе под нос: - Очень даже неблагоразумно.

Джонатан выждал, когда Хасан удалится, и толь­ко после этого обратился к О'Коннеллу:

- Надеюсь, ты больше не попадешь ему под горя­чую руку, старина.

- Где я мог раньше видеть тебя? - поинтересовал­ся О'Коннелл.

- Дело в том, что я... м-м-м... ну, местный миссио­нер, я доношу до людей слова добра.

- А что это за дамочка с тобой?

- «Дамочка»? - недовольно сдвинула брови Эвелин.

- Это моя очаровательная сестричка Иви, - по­яснил Джонатан, изысканным жестом указывая в сторону девушки.

- Эвелин. - коротко поправила она брата.

О'Коннелл еще раз взглянул на девушку и пожал плачами:

- Правда? Ну, если она распустит волосы, то, на­верное, не все еще будет потеряно.

- Я не потерплю! - воскликнула Эвелин, вытара­щив глаза от негодования.

- Что ж, меня это нисколько но удивляет, - спо­койно отозвался О'Коннелл снова повернулся к Джонатану: - Что-то уж слишком знакома мне твоя фи­зиономия...

Джонатан непринужденно рассмеялся:

- У меня просто самое обыкновенное лицо, каких в этом городе сотни, старина.

- Нет, я тебя где-то видел.

- Мистер О'Коннелл, - встряла в разговор Эве­лин. - Позвольте мне объяснить причину нашего визита.

Лицо Рика со следами от удара о прутья погруст­нело:

- Пока я не услышал вашего британского акцен­та, - горько усмехнулся он, - я даже в глубине души понадеялся на то, что вы из американского по­сольства.

- Сожалею, но вы ошиблись, - продолжала де­вушка. - Мы пришли сюда из-за вашей шкатулки.

- Из-за чего?

- Из-за вашей шкатулки с секретом. Ну, такой маленькой золотой коробочки с восемью гранями. Дело в том, что мой брат... нашел вашу шкатулку...

- Теперь я вспомнил. - О'Коннелл улыбнулся, покачал головой и, рванувшись вперед, несмотря на кандалы, умудрился, просунув руку через прутья, ловко ударить Джонатана справа в челюсть. Брат Эвелин никогда не был силен в кулачных боях, и этот удар сразу же поверг его на землю. Не поднимаясь на ноги, он потер ушибленное место, плохо соображая, что произошло.

- Так или иначе, - снова заговорила Эвелин, - но ваша шкатулка у нас, и мы пришли, чтобы спро­сить вас кое о чем в связи с этой находкой.

Теперь О'Коннелл смотрел на девушку с интересом:

- Но я, понимаете ли, только что вмазал вашему братцу.

- Да-да, я видела это и думаю, что он того заслу­живает. Я знаю его с детства и потому могу предположить, что тут с вашей стороны все было по-честному.

О'Коннелл удивился еще больше:

- Наверное, мне следует поверить вам, Иви.

- Называйте меня мисс Карнахэн, если вам не трудно. Теперь что касается вашей шкатулки...

- А-а, вас, наверное, интересует Хамунаптра? - И его ослепительно белые зубы сверкнули на фоне не­бритого и очень загорелого лица.

Джонатан наконец поднялся отряхнулся и подо­брал свою шляпу.

- Потише, парень! Здесь и у стен есть уши.

На самом деле уши имел, конечно, тот самый гряз­ный охранник с сонными глазами, который устроил­ся в углу камеры. И хотя английского, возможно, он не понимал, однако слово «Хамунаптра» было хоро­шо известно всем.

- Какие интересные вещи вы говорите, мистер О'Коннелл, - негромко произнесла Эвелин. - Поче­му же ваша шкатулка вызвала у вас и памяти назва­ние такого мифического места?

- Наверное, потому, что я как раз и находился в том самом мифическом месте, когда нашел ее.

Эвелин часто заморгала:

- Вы были там?

- Да, и если бы потом мимо меня не прошел кара­ван копателей из Каира, я бы сейчас не рассказывал вам все это.

Джонатан, потирая челюсть, все еще сердился на Рика. Однако он не удержался и рявкнул:

- Откуда нам знать, что это правда? Может быть, этот парень разбирается в археологии, как свинья в апельсинах.

- Ну, во-первых, я не знаю, насколько компетентна свинья в цитрусовых. А во-вторых, попрошу вас подойти поближе к решетке еще раз...

- Нет уж, спасибо, - нервно улыбнулся Джонатан, отступая на шаг.

Однако Эвелин не имела ничего против этого гряз­ного преступника и подошла к нему поближе:

- Значит, вы были там? В Хамунаптре?

Он снова широко улыбнулся девушке:

- Чтоб мне сдохнуть, леди, но я там действитель­но был. В тех местах, где правил Сети. И я видел этот проклятущий Город Мертвых.

- Вы, наверное, должны были благодарить за это Бога...

- Да, но там почему-то чаще вспоминался черт. Каждый день.

Эвелин нахмурилась:

- Я совсем не то имела в виду. Вы могли бы покля­сться, например, что...

- Я вас прекрасно понял. Мне просто захотелось немного поводить вас за нос. За ваш миленький симпатичненький носик...

Девушка гордо приподняла подбородок и посмот­рела на Рика свысока:

- Вы сейчас и таком положении, мистер О'Кон­нелл, что ваше заигрывание совершенно неуместно. Тем более что у меня к вам весьма серьезный разго­вор.

- Ну, и в чем его суть?

- Что вы там видели?

- Песок. Очень много песка.

- И что еще?

- Я видел смерть. И тоже в больших количествах. Никто не шутит и не рассказывает сказки, когда говорит, что это место проклято...

- Это только предрассудки, мистер О'Коннелл, ко­торые являются лишь показателем невежества. Меня интересуют научные данные. Мы с братом египтологи.

- Неужели? Тогда могу поспорить, что вам тоже захочется побывать в тех местах. В Хамунаптре, я хо­тел сказать.

- Не могли бы вы в двоем разговаривать чуть тише? - сердито вставил Джонатан.

Эвелин подошла еще ближе к решетке:

- Вы не могли бы рассказать мне, как попасть туда? Вы помните точное расположение города?

- Я могу для вас сделать нечто большее. Я сам при­веду вас туда.

- Но, мистер О'Коннелл, вы сейчас, наверное, не в состоянии это сделать, если учесть все обстоятельства...

- Это еще как посмотреть...

- Может быть, вы просто расскажете, как туда по­пасть? Поясните мне в подробностях, где это место на­ходится.

- Вам удалось открыть шкатулку?

- Ну... в общем, да.

- Значит, у вас есть и карта.

Эвелин метнула строгий взгляд в сторону брата, и тот лишь пожал плечами.

- Что касается карты, старик, - начал Джона­тан, не рискуя приблизиться к решетке, - боюсь, нам с ней не повезло. Получилось так, что часть ее сгорела... причем именно та часть, которая нас интересует,

- Подойди поближе Джонатан, - попросил О'Коннелл, натянуто улыбаясь и маня молодого человека пальцем. - Я тебя плохо слышу...

Но Джонатан только сделал еще шаг назад.

- Вы же были там, - снова вступила в разговор Эвелин. - Значит, вы помните туда дорогу.

- Да, и могу взять вас с собой, - кивнул Рик.

- Каким образом?

- Ну, вы могли бы начать хотя бы с того, что...

Она приблизилась к прутьям:

- Ну? Говорите же!

- С того, что вытащите меня отсюда, черт возьми!

Эвелин отпрянула:

- Только не стоит при этом сквернословить, мистер О'Коннелл.

- Простите. В таком месте забываешь про приличие и этикет. Значит, вам действительно хочется узнать, как можно попасть туда?

- Да, конечно.

Он жестом попросил ее подойти поближе, взглядом давая понять, что он побаивается, как бы охранник не подслушал их беседу. Эвелин придвинулась вплот­ную к прутьям, и в этот момент Рик изловчился и поцеловал девушку в губы.

Затем он распутно подмигнул ей и усмехнулся:

- Вытащи меня отсюда, милая, и мы вместе от­правимся навстречу восхитительным приключениям.

От охранника, разумеется, не ускользнула такая недопустимая развязность во время свидания с посе­тителями, и пока О'Коннелл разговаривал с Эвелин, грязный сонный охранник уже приближался к нему, готовый снова ударить Рика о прутья.

Но на этот раз О'Коннелл быстро развернулся, вце­пился в араба и вдавил его в прутья лицом так, что у того глаза полезли на лоб. Через мгновение к Рику уже подскочили другие охранники и, ругаясь, поволокли его из камеры.

- Было приятно познакомиться! - выкрикнул на­последок заключенный.

В следующую секунду он исчез за углом, в темноте зловонной тюрьмы, увлекаемый в ее недра грязными арабами-охранниками.

Неожиданно возле Эвелин снова возник начальник тюрьмы.

- Боже мой! - воскликнула девушка. - Они его сейчас будут бить?

- Нет-нет, мисс Карнахэн, - сладко запел Хасан. На это у них уже не остается времени.

- Не остается времени? Какого времени?

- Его сейчас повесят.

- Повесят?!

- Ну да. Он дезертировал из Иностранного Легио­на. Я же говорил вам. А за такой проступок полагает­ся смертная казнь через повешение.

- Но Французский Легион не имеет здесь никаких полномочий, - вступил в разговор Джонатан. - Это же не Алжир, слава Богу...

- Мы с вами цивилизованные люди, мистер Карнахэн. Мисс Карнахэн, у нас с ними... как бы лучше выразиться? Взаимная договоренность, что ли. Леги­он платит нам по пятьдесят ваших фунтов за челове­ка, и мы помогаем им, освобождаем от всех трудностей и официальных процедур, связанных с выдачей дезертиров. Ну а теперь прошу меня извинить. Я дол­жен присутствовать при казни. Это, конечно, просто пустая формальность, но я приверженец строгих по­рядков и выполняю все, что от меня требует закон.

- Возьмите меня с собой, - попросила Эвелин.

- Сестренка, это еще зачем? - застонал Джонатан.

- Об этом не может быть и речи, -  замотал голо­вой начальник тюрьмы. В моей стране женщинам не разрешено присутствовать при казни.

Девушка снова гордо вздернула подбородок:

- В вашей стране женщины носят паранджу. Вы видите ее на моем лице? Я англичанка, в конце концов.

Хасан только пожал плечами:

- Если хотите. Но, в отличие от вашего лица, повешение - штука вовсе не такая уж приятная, моя дорогая.

* * *

Вскоре Джонатан и Эвелин в сопровождении Хасана очутились на балконе, выходящем в другой двор тюрьмы. У зарешеченных ниш толпились заключенные, взглядам которых открывалась виселица, поставленная посреди двора. Эшафот не был ничем закрыт, поэтому можно было видеть, как тело повешенного будет извиваться в последних конвульсиях. Начальник тюрьмы не был садистом, но считал, что иногда заключенным стоит развлечься.

Таким же развлечением можно было считать и появление Эвелин. Из-за всех решеток на нее таращились узники. Однако вполне ожидаемых свистков с их стороны не последовало. Заключенные, с лицами, обезображенными шрамами, косматыми бородами, одноглазые, с гнилыми зубами, молча смотрели на нее. Они напоми­нали стаю голодных шакалов, увидевших свежее мясо.

- Женщина без паранджи, - пояснил начальник тюрьмы, приподнимая бровь, словно хотел добавить: «Я же вас предупреждал». - Вы могли бы с таким же успехом прийти сюда и вовсе без одежды.

Эвелин не обратила внимания на его замечание, по­скольку не сводила глаз с заключенного, которого вы­волокли на тюремный двор те же охранники, которые так грубо обошлись с ним и конце их свидания. Рика втащили на эшафот и поставили на люк. Палач в мас­ке, обнаженный до пояса, в широких штанах, накинул петлю заключенному на шею и туго затянул ее. В этот момент О'Коннелл увидел на балконе Эвелин и Джона­тана. Сначала он нахмурился, потом улыбнулся.

Начальник тюрьмы занял свое место, и Эвелин села рядом с ним. Джонатан предпочел стоять.

- Я вам дам на пятьдесят фунтов больше, чем зап­латил за его смерть Легион, но только оставьте этого человека в живых, - обратилась Эвелин к Хасану.

Джонатан даже не поверил собственным ушам. Сто фунтов за этого обормота? Правда, он мог бы привес­ти их в Хамунаптру...

Нос начальника тюрьмы задергался, как у возбуж­денного кролика:

- Я сам бы заплатил сто фунтов только за то, что­бы посмотреть, как повесят этого дерзкого поросенка.

- Тогда двести, - не отступала девушка.

- Двести фунтов? - переспросил Джонатан. Он не выдержал и тяжело плюхнулся на скамейку рядом с сестрой.

- Двести фунтов, - подтвердила Эвелин, кивая.

Но начальник тюрьмы отрицательно мотнул голо­вой и поднял руку:

- Начинайте! - крикнул он палачу, который сто­ял возле смертоносного рычага. На лбу у О'Коннелла от напряжения выступили капли пота: он слышал каждого слово переговоров между Эвелин и началь­ником тюрьмы.

- Триста фунтов! - продолжала девушка.

Джонатан вцепился в плечо сестры и торопливо за­шептал:

- Ты что, спятила? Это все наше годовое пособие! И ты согласна отдать его за этого мерзавца?

Эвелин строго взглянула на брата и одними губа­ми беззвучно произнесла: «Хамунаптра».

Однако начальник тюрьмы даже не стал отвечать на последнее предложение девушки. А там, внизу, воз­ле виселицы, палач уже спрашивал О'Коннелла:

- У тебя есть последнее желание?

- Да, конечно. Нельзя ли перенести это мероприятие, например, на завтра? У меня после вашего супа из рыбьих голов появилась какая-то тяжесть в животе.

Палач замер на месте. Ему до сих пор не приходи­лось слышать ничего подобного. Он повернулся к балкону и прокричал просьбу осужденного, обращаясь к Хасану, хотя и начальник тюрьмы, и его гости прекрасно слышали каждое слово О'Коннелла.

- Нет-нет, - нетерпеливо отмахнулся начальник тюрьмы. - Никто не будет ждать до завтра. Продолжайте!

Смущенный палач пожал плечами, глядя на О'Коннелла, словно хотел сказать: «А я-то тут при чем?», и схватился за рычаг, раскрывающий люк под ногами осужденного.

Джонатан закрыл лицо руками.

Начальник тюрьмы посмотрел на Эвелин, затем крикнул палачу:

- Подожди! - и снова взглянул на девушку: - Вы говорите, пятьсот фунтов?

- Да.

Хасан положил руку на ногу Эвелин, чуть выше колена:

- Я соглашусь, если вы предложите мне другое вознаграждение, нефинансовое... если вы будете добры ко мне. Понимаете, я одинокий человек, и у меня очень тяжелая работа...

Эвелин убрала руку Хасана, брезгливо приподняв ее средним и большим пальцами, как будто пыталась отделаться от какого-то омерзительного насекомого. Затем она отвернулась и пару раз кашлянула, выра­жая этим свое отвращение.

Начальник тюрьмы оказался человеком гордым, и его сильно ранил безумный смех заключенных, ко­торые стали свидетелями такого жестокого отказа.

Опустив вниз большой палец - жестом, достойным Нерона, - он приказал палачу довести дело до конца.

И тот немедленно повиновался.

Люк под ногами О'Коннелла распахнулся, и одно­временно с диким криком Эвелин: «Не-е-е-ет!» быв­ший капрал Иностранного Легиона рухнул вниз, натягивая веревку.

Тело его дернулось...

...но при этом он остался жив и принялся отчаянно лягаться и извиваться, болтаясь в воздухе!

- Надо же, какая удача! - игриво покачал голо­вой начальник тюрьмы, складывая пальцы рук вмес­те. - Редкое явление. У него не сломалась шея. Так что мы сможем еще некоторое время понаблюдать за тем, как он будет дергаться, пока не задохнется окон­чательно.

Остальные заключенные отреагировали на случив­шееся по-разному. Кого-то предсмертные муки О'Коннелла развеселили. Отовсюду раздавался одобритель­ный хохот. Другие, напротив, проявили свое недоволь­ство. Наверное, они были возмущены тем, что осуж­денному приходится так долго страдать. Или они были разочарованы, что им не удилось понаблюдать за тем, как у человека ломается шея?

Джонатан, разумеется, не получил никакого удо­вольствия, глядя на несчастного, лицо которого силь­но покраснело от прилива крови. О'Коннелл продол­жал отчаянно вертеться на веревке, борясь с удушьем.

Эвелин что-то прошептала на ухо начальнику тюрьмы. Джонатан вздрогнул: конечно же, она не намерена предложить этому типу...

- Хамунаптра? - широко раскрыв глаза от удив­ления, переспросил Хасан. - Вы лжете!

- Я никогда не лгу! Я добропорядочная женщина.

Хасан нахмурился:

- Так значит, этот грязный поросенок знает, как найти Город Мертвых со всеми его сокровищами?

- Да... и если вы прикажете обрубить веревку, мы предложим вам... пять процентов.

О'Коннелл, задыхаясь, но все же продолжая слушать разговор Эвелин и Хасана, каким-то образом умудрился прохрипеть: «Пять процентов?» Глаза его были выпучены, как полагал Джонатан, из-за того, что он был поражен жадностью Эвелин. Но, наверное, еще и потому, что он задыхался и был близок к смерти.

- Ну, хорошо, - продолжала Эвелин. - Десять процентов.

- Пятьдесят, - отрезал начальник тюрьмы.

- Двадцать.

- Уступите... уступите же ему... - хрипел О'Коннелл, и лицо его стало приобретать синюшно-багровый оттенок.

- Сорок, - проговорил Хасан.

- Тридцать.

- Я... я умираю! - раздался прощальный стон О'Коннелла.

- Двадцать пять, - снизил свою долю начальник тюрьмы.

- Согласна! - воскликнула Эвелин, и они пожали друг другу руки.

Начальник тюрьмы одарил ее своей незабываемой улыбкой, обнажая зеленые зубы, и что-то выкрикнул палачу на арабском. Тот взмахнул кривым мечом, разрубил веревку, и О'Коннелл рухнул на землю.

Полумертвый, Рик покатился по гравию двора, все еще задыхаясь и откашливаясь. Но теперь он стал героем дня: все заключенные ликовали. Они, аплодиро­вали ему, одобрительно свистели и смеялись от радос­ти. Правда, сам Рик еще не мог прийти в себя, а потому не сумел по достоинству оценить вновь обретенную свободу.

Джонатан сейчас чувствовал себя немного луч­ше О'Коннелла. Надо же! Им придется отдать двад­цать пять процентов! Ну, теперь уж они точно долж­ны дойти до Города Мертвых...

Эвелин поднялась со скамьи и, перегнувшись че­рез перила балкона, улыбалась своему новому партнеру.

- Мне тоже очень приятно было познакомить­ся, - сообщила она.

В это мгновение О'Коннелл потерял сознание.