Неукротимые

5глава
Уэйн Скаво Риверо

Я выжимаю газ до отказа, и мой байк, выплёвывает клубы дыма, рвясь вперёд. Стрелка спидометра замирает на опасной отметке, и я усмехаюсь. Давай, детка, покажи им, на что мы способны! Ветер бьёт в лицо, срывая с губ злобное шипение. Чёрт бы побрал этих придурков на четырёх колёсах, плетущихся, как улитки.

Вчерашний ад пульсирует под свежими бинтами, и каждое движение отзывается болью. Болит всё: рёбра, рассечённая бровь, ноющие синяки. Каждая клетка тела пульсирует яростью. Яростью на отца, на его тупых горилл, на свою беспомощность. Но ещё больше – на себя, за то, что позволила им себя схватить. Снова и снова в голове вспыхивают кадры: удары, крики, кровь. Тьфу! Лучше бы я сдохла, чем позволила этим ублюдкам себя поймать.

После этого цирка, когда люди отца затащили меня домой, как побитую собаку, заявился наш личный врач, обработал раны, вколол обезболивающее и наложил бинты.
«Чтобы ты выглядел прилично». Ага, как же! Синяки под глазами, цвета спелой сливы, пришлось маскировать толстым слоем тонального крема. Теперь я выгляжу более-менее нормально, насколько это возможно после всего, что произошло.

В больницу, конечно, нельзя. А вдруг вопросы? А вдруг кто-то в полицию позвонит? Папочке не нужны лишние проблемы. У него и так дел по горло.

Я усмехаюсь. Иронично, правда? Меня избивают до полусмерти, а он беспокоится о своей репутации. Да пошел он к черту! Да пошли все к черту!

Мотоцикл несётся по дороге, глотая километры асфальта. Чувствую вибрацию мотора, слышу рёв выхлопных труб. Эти звуки успокаивают, заглушают внутренний хаос, словно рычание дикого зверя, готового разорвать любого, кто посмеет приблизиться.

Сегодня я еду в Эллистон. Новая школа, новые люди, новая жизнь. А точнее, её жалкая пародия. Я знаю, что там меня не ждут с распростёртыми объятиями. Эллистон ненавидит Эмпрей, а я теперь – часть этого ненавистного мира. Меня будут буллить, презирать, ненавидеть. Но мне всё равно. Я справлюсь. Я выживу. И если им не нравится моё возвращение… что ж, это только их проблема.

Я резко свернула на другую дорогу, поднимая облако пыли.

На горизонте показались очертания Эллистона. Сразу видно, что здесь учатся будущие богачи бизнеса и наследники огромных состояний. Я сбавила скорость, въезжая в школу. Мотоцикл заурчал тише, словно чувствуя моё напряжение. Я припарковалась у школы, заглушила мотор. Тишина оглушила. Снимаю шлем, и кладу его на сиденье. Лицо обдаёт прохладным воздухом.

Впереди меня ждал ад. И я собиралась станцевать с дьяволом.

Бросаю последний взгляд на свой байк, блестящий черным лаком на солнце, и отворачиваюсь. Хватит оттягивать неизбежное.

Быстрый взгляд охватывает территорию: аккуратные лавочки, помпезный фонтан, идеально подстриженные газоны – всё вылизано до блеска. Все кричит о богатстве и власти. Большая школа, такая же элитная, как и «Эмпрей». Забавно, моя красная школьная форма так быстро сменилась на синюю. Ну, хоть что-то новенькое. Пока я разглядывала местность, к школе начали подъезжать машины других школьников и учителей.

Оставив мотоцикл на школьной парковке, я на секунду закрываю глаза, вдыхая прохладный воздух. С саркастической улыбкой я начинаю восхождение по длинной лестнице, ведущей ко входу в школу.

Каждая ступенька отзывается болью в ребрах, напоминая о вчерашнем «разговоре» с отцом. Поднимаюсь медленно, намеренно растягивая этот момент. Хочу запечатлеть в памяти каждую секунду перед тем, как окунуться в это болото.

Наконец, я у цели. Стеклянные двери разъезжаются, впуская меня внутрь. Окидываю взглядом просторный коридор. Сейчас тут немноголюдно – уроки, как-никак. Пол сверкает, отражая свет от огромных окон. Некоторые парни, снующие между кабинетами, бросают на меня любопытные взгляды. Богатые детки, одетые с иголочки, с лицами, словно сошедшими с обложек журналов. Скривив губы в презрительной усмешке и, засунув руки в карманы, небрежно направляюсь к лифту в конце коридора.

Зайдя внутрь, нажимаю на кнопку второго этажа. Стеклянные двери закрываются с тихим щелчком, и кабина плавно начинает подъем. Внутри есть зеркало, в котором вижу свое отражение. Толстый слой тональника отлично скрывает синяки, но глаза выдают всю пустоту и безэмоциональность. Глаза – зеркало души, и в них плещется такая буря, что хочется отвернуться. Отвратительно. Нужно больше сна и меньше воспоминаний. Иначе я просто сойду с ума.

— Наверх, в мою новую камеру пыток, — бормочу себе под нос с горькой иронией. В этот момент двери открываются в длинный, тихий коридор.

Выхожу из лифта, словно из подводной лодки, попадая в другое измерение. Здесь царит какая-то давящая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом системы вентиляции. Иду по коридору, рассматривая развешенные на стенах картины учеников: сплошные приторные улыбки и вымученная вежливость. Тошнит.

— Раздражают, — бормочу я, ткнув пальцем в случайное лицо на снимке, и тут же перехожу к следующему ряду. — Раздражают, унылые, скучные, пресные, раздражают… — Я машинально тыкаю пальцем в лица на снимках, даже не пытаясь их рассмотреть. — Тоска смертная, бесят, какие-то все недалёкие…

Пальцы скользят по глянцевой поверхности, пока не останавливаются на фотографии, где директриса Элистон и Эмпрей стоят, пожимая друг другу руки.

— Мерзкие типы. Ублюдки.

Потеряв интерес рассматривать фото, я останавливаюсь перед кабинетом и сверяюсь с расписанием, которое успела схватить у секретаря. Бумага слегка помята и исписана неразборчивым почерком. Нет, не то. Снова ищу глазами нужный номер.

В конце коридора замечаю мужчину средних лет. Одет довольно просто, как для преподавателя школы для богачей. Никаких дорогих костюмов, только чёрная рубашка и тёмные брюки. Он направляется в мою сторону, что-то бормоча себе под нос и держа в руках толстую папку. Наверняка, завален работой. Останавливаюсь, преграждая ему путь.

— Простите, не подскажете, где тут кабинет номер 32? — спрашиваю я с нарочито небрежным тоном, слегка прищуриваясь и облокачиваясь на стену.

Мужчина, копавшийся в ворохе бумаг, поднимает голову. Удивленно вскидывает брови, словно я прервала его важное занятие. Он внимательно оглядывает меня с ног до головы, прищуриваясь, словно пытаясь что-то разглядеть. Его взгляд цепляется за черную футболку, вызывающе выглядывающую из-под белой рубашки, и наконец останавливается на синей форме.

— Ты Уэйн Скаво Риверо? — спрашивает он, словно не веря своим глазам.

— Ну да, я, а что?

Мужчина откладывает бумаги в сторону, выпрямляется и протягивает руку.

— Я твой классный руководитель, Скайвэлор Риверсайд. Рад познакомиться, хотя и при таких обстоятельствах, — говорит он, слегка улыбаясь и пожимая мне руку. Его рукопожатие оказывается на удивление крепким. — И да, я как раз направляюсь в 32-й кабинет. Пойдем со мной. Не будем терять время.

Мы идем рядом, соблюдая небольшую дистанцию. Он бросает на меня любопытные взгляды.

— Ну и как тебе Эллистон? — спрашивает Скайвэлор, нарушая молчание.

Я пожимаю плечами, задумчиво глядя в окно, за которым виднеется аккуратно подстриженный двор.

— Да вроде нормально. Здание как здание. Люди как люди. Форма синяя, а не красная — уже прогресс.

Он хмыкает.

— Это ты пока еще ничего не видел. Вот закончится урок, тогда и посмотрим, что ты скажешь.

— Не думаю, что меня можно чем-то удивить.

— У тебя очень необычные приоритеты. Надеюсь, в Эллистоне тебе будет проще, чем ты думаешь, — он на мгновение останавливается, его взгляд становится серьезнее. — Хотя… не буду врать, тебе придется постараться, чтобы завоевать их уважение. И возможно, придется пару раз подраться.

Я ухмыляюсь при этом не чувствуя ничего, запрокидывая голову назад.

— Завоевать уважение? Они будут уважать меня, если я не пристрелю кого-нибудь прямо в классе. Меня это вполне устроит.

Мистер Риверсайд, качает головой и с усмешкой смотрит на меня.

— Ладно, думаю, с тобой будет весело. Постарайся никого не пристрелить до обеда, хорошо?

— Не обещаю, — протянула я, искоса глядя на него. — Кстати, а почему тебя зовут Скайвэлор? Это что, имя супергероя? Или ты потомок рыцарей Круглого стола?

— Скорее, результат пьяной фантазии моих родителей, — отшучивается он. — Но можешь звать меня просто мистер Риверсайд или Скай, если мы станем близкими друзьями.

— Боюсь, до близких друзей нам еще далеко, мистер Риверсайд, — отвечаю. — Я не из тех, кто быстро сближается с учителями. Да и потом, боюсь, моя компания может испортить вашу репутацию.

— Не переживай, моя репутация уже давно испорчена моими же идиотами, — смеется он. — Так что можешь не стесняться.

Мы продолжаем идти по коридору, обмениваясь короткими фразами. Он, кажется, отчаянно пытается разговорить меня, рассказывая обо всём на свете – от школьных традиций до любимого сорта кофе из местной забегаловки.

— Ну вот и пришли, — говорит Скайвэлор, останавливаясь перед дверью с табличкой «Кабинет 32». — Готов встретиться лицом к лицу со своими новыми одноклассниками?

— Готов.

Скайвэлор ободряюще улыбается.

— Подожди здесь минутку. Мне нужно их подготовить. И постарайся ничего не натворить, пока меня нет.

Он заходит в кабинет, оставляя меня одну в коридоре. Я отхожу в сторону, прислоняясь спиной к холодной стене. Шаря по карманам, достаю помятую пачку сигарет и зажигалку, но, едва успев поднести огонь к кончику, дверь кабинета резко распахивается, и, словно вынырнув из ниоткуда, появляется Скайвэлор, на лице которого читается смесь удивления.

— Эй, полегче, парень. Курить потом будешь. Сейчас у тебя дебют, — он, выхватывает сигарету из моих пальцев и тушит её о стену.

Я закатываю глаза, но спорить не стану.

— Ладно, пошли, — выхватываю сигарету обратно и прячу её в карман. — Веди меня к ним.

Скайвэлор посторонился, пропуская меня вперед. Переступив порог, я моментально ощутил на себе вес тринадцати пар глаз. Кабинет был разрисован граффити, увешан плакатами и фотографиями, а шкафчики обклеены стикерами – настоящий оплот бунтарства. Взгляды были разные: прожигающие насквозь, насмешливые, злобные, равнодушные и даже брезгливые.

Разнообразие типажей просто поражает. Но одно их объединяет – все они ненавидят меня заочно. Разношерстная компания. Видно, что здесь много иностранцев.

— Класс, знакомьтесь, это наш новенький, Уэйн Скаво Риверо, — произносит он, стараясь придать своему голосу максимум энтузиазма, которого никто не разделяет. — Прошу не бить, не оскорблять и… хотя бы попытаться подружиться.

В момент, когда напряжение в классе можно было резать ножом, парень с азиатской внешностью, с острыми скулами и дерзким взглядом, явно кореец, бросает в тишину, как камень:

— И что особенного в этих Эмпирейских ублюдках, что их к нам переводят?

Взрыв хохота и одобрительного гула прокатывается по аудитории, словно искра, попавшая в сухой хворост. Чувствую, как ярость, подобно вулканической лаве, поднимается из глубин, обжигая нутро, но стараюсь держать лицо. Сейчас главное – контроль. Окидываю корейца ленивым взглядом, скользя сверху вниз, отмечая его самоуверенную ухмылку. Что ж, другого приема и не ждала.

— Лихёнук, придержи язык, — ледяным тоном одергивает его Скайвэлор и поворачивается ко мне с улыбкой на губах: — Уэйн, можешь занять любое свободное место.

Киваю, не говоря ни слова. Сейчас не время для разговоров. Надо оценить обстановку и выбрать правильную стратегию. Нахожу свободную парту в последнем ряду, у самого окна. Идеальное место для того, чтобы наблюдать и анализировать.

Прохожу сквозь строй враждебных взглядов, ощущая их тяжесть на себе. Направляюсь в конец класса, где на последней парте словно ножом вырезана надпись: «Эмпрей — отстой!». Кто-то явно постарался: рядом красовалась надпись, сделанная красным маркером: «Здесь тебе не рады, выродок!». Рядом кто-то с особым садизмом вывел: «Твоё место в аду, ублюдок!». И напоследок — эмблема Эмпрей, перечёркнутая красным маркером, и жирно выведенная лезвием надпись: «Пошёл на хрен из нашей школы, вали в Эмпрей!».

Ещё куча мерзких фраз, приправленных отборным матом. Кто-то явно постарался на славу, выражая свои чувства через это творчество. Что ж, неплохой способ выпустить пар.

Уже собираюсь опуститься на стул, как взгляд цепляется за россыпь мелких, коварно расставленных кнопок.

Придурки. Какие же предсказуемые идиоты. И это будущая элита? Тяжело вздыхаю, бросаю рюкзак с глухим стуком на пол, игнорируя вопросительные взгляды кинув кнопки на пол. Заваливаюсь на спинку стула, складываю руки на груди, словно статуя равнодушия. Смотрю в окно, в бездонную синеву неба, нагло игнорируя взгляды, которыми меня сверлят одноклассники. Пусть думают что хотят. Пусть ненавидят. Мне всё равно. Абсолютно.

***

Я неторопливо шла по коридору, стараясь держаться в стороне от основных потоков учеников. Взгляды то и дело цеплялись за меня, но я старалась не обращать на них внимания.

Миновав пару лестничных пролётов, я наконец достигла столовой. Эллистон, как ни крути, оправдывал свой статус элитной школы даже в мелочах. Никаких обшарпанных стен и кривых столов. Столовая была оформлена со вкусом: высокие потолки, белые столики и стулья, расставленные с маниакальной точностью, напоминали скорее ресторан высокой кухни, чем школьную столовую. Ароматы еды смешивались в дразнящий коктейль, щекоча ноздри. Разнообразие блюд на прилавках поражало воображение. Здесь можно было найти всё, от классических школьных обедов до изысканных десертов, при виде которых урчал даже мой вечно контролирующий себя желудок. Правда, культурности тут было немного: некоторые парни, как ни в чём не бывало, сидели на столах, громко хохотали и перебрасывались комками бумаги.

Я направилась к стойке с едой, надеясь хоть немного отогнать сонливость. Веки предательски слипались, а голова казалась набитой ватой. Всего три часа сна – явно недостаточно для нормальной жизни. Очереди, на удивление, не было. Заказав Нью-йоркский чизкейк с малиновым соусом и золотой крошкой и кофе для бодрости. Подхватив поднос, я принялась оглядывать зал в поисках свободного места. Задача оказалась не из легких. Все столики были заняты, и пришлось пробираться сквозь толпу.

Когда до заветного свободного столика, расположенного у самого окна, оставалось всего несколько шагов, чья-то нога бесцеремонно вытянулась вперед, словно поджидая меня в засаде. Я споткнулась, но, повинуясь отработанным до автоматизма рефлексам, сумела удержать равновесие. Поднос с чизкейком и кофе остался невозмутимо покачиваться в моих руках. Ни капли не пролилось. Спасибо многочисленным подпольным боям – ловкость пригодилась.

— Ой, прости, не заметил, — прозвучал нарочито невинный голос, переходящий в откровенный смех. К нему тут же присоединились его прихвостни, словно гиены, почуявшие добычу и готовые разорвать её на части за малейший промах. Их смех, грубый и неприятный, резал слух, как скрежет ножа по стеклу.

Поднимаю голову и сверлю взглядом блондина в бандане, подставившего мне подножку. Самодовольная ухмылка так и застыла на его лице. Типичный избалованный богач, уверенный в своей безнаказанности.

— В следующий раз смотри себе под ноги, чтобы такого больше не повторилось, — бросаю я ему в ответ, даже не повышая голоса. И, развернувшись, спокойно направляюсь к столику в углу, подальше от этой цирковой группы, оставив его в состоянии полного ступора.

Устроившись поудобнее, я делаю первый глоток кофе, терпкого и обжигающего, совершенно не обращая внимания на то, что теперь на меня смотрят абсолютно все.

— Он… это что, мне сказал? — донеслось до меня его возмущенное бормотание, похожее на рычание загнанного в угол зверя. Он тыкал пальцем в собственную грудь, словно не мог поверить в такую дерзость.

В следующий момент блондин вскочил со стула да с такой силой, что тот опрокинулся, с грохотом рухнув на пол. Готовый броситься в атаку, он был тут же схвачен дружками за руки, пытавшимися удержать его, словно сдерживая дикого зверя в клетке:

— Да брось, он этого не стоит! Не стоит из-за него руки марать!

Они тащили его обратно, на его место, но он продолжал вырываться, яростно сопротивляясь, бросая в мою сторону злобные взгляды, полные ненависти.

Я едва заметно хмыкнула, отпивая ещё один глоток кофе. Ну давай, покажи мне, на что ты способен. Развлеки меня. Было бы интересно посмотреть, как я буду размазывать тебя по этой столовой.

Вся столовая замерла, словно под гипнозом, уставившись на меня, как на лабораторную мышь, за которой наблюдают ученые, предвкушающие эксперимент. Вдруг краем глаза я заметила знакомую фигуру. Слегка повернув голову, я увидела того самого дьявола и его свиту, а точнее — Лихёнука и его отмороженных дружков, сидевших у дальнего столика, словно на троне. Вот и они здесь. Прекрасно.

Они внимательно изучали меня, словно решали, стоит ли вступать в игру. Другие ученики перешептывались, поглядывая в мою сторону, а некоторые даже посмеивались, не особо стесняясь. «Одноклассники», — с легкой иронией подумала я. Сидят там все вместе, дружной стаей, а я тут в гордом одиночестве. Впрочем, чего я ожидала? Дружеских объятий и всеобщего обожания? Глупо. Большего и не нужно. Как говорил мой дедушка: «Меньше людей — меньше драм».

Я воткнула вилку в нежный чизкейк, разрезая его белоснежную поверхность малиновый соус расползался по белоснежной глазури, напоминая сцену преступления, кровавые брызги на снегу. В этот момент я услышала, как парень, подставивший мне подножку, начал громко меня обсуждать. Его голос, наглый и самодовольный, разносился по всей столовой, не оставляя сомнений, что он хочет, чтобы я всё слышала.

Что ж, неплохо. Это даже забавно.

Они даже не стесняются. Говорят громко, напоказ, словно хотят, чтобы я услышала каждое слово. Знакомо до тошноты.

В Эмпрее многие ученики ко мне не лезли, побаивались. Знали, что я хорошо дерусь, да и на мои бои частенько ходили. А здесь меня не знают. Хотя, если честно, я и не особо расстраиваюсь. Мои видео с боями, конечно, гуляют по YouTube и прославились среди бойцов и школ, спасибо моему другу за эту «славу», но лицо там обычно всегда старательно зацензурено. Интересно, эти идиоты вообще знают, с кем связались?

Внезапно какое-то странное предчувствие заставляет меня напрячься всем телом. Чувствую, как кто-то за моей спиной замахнулся. Резкий, молниеносный рывок головой в сторону. Инстинкты, отточенные годами тренировок, не подвели — в ту же секунду мимо меня со свистом пролетел стакан с каким-то сладким напитком. Капельки сока, словно брызги крови, попали на мою одежду, окрасив белоснежную рубашку в противный, липкий красный цвет.

Я медленно перевела взгляд на пол. Там растекалась ярко-алая лужа, словно предупреждение. Интересно, на что они рассчитывали? На то, что я испугаюсь? Расплачусь? Убегу?

Зря старались.

Лениво поворачиваю голову в сторону того, кто посмел нарушить мою трапезу. Это был тот самый блондин. Он явно наслаждался произведенным эффектом, ощущая себя героем момента.

Я презрительно скривила губы и усмехнулась.

— Забавно, — равнодушно бросаю я, — но как-то… неоригинально. В следующий раз целься лучше. Хотя тебе это вряд ли поможет.

Что ж, вы хотите шоу? Вы его получите.

В моей голове проносится мысль о том, как было бы приятно сейчас схватить этот поднос и размазать содержимое по его самодовольной роже. Он и его шайка достали меня уже в первый же день. Они жаждут представления? Отлично, я могу им его устроить.

Пальцы побелели, вцепившись в поднос. Металл холодит кожу, словно лёд. Поднимаю его медленно, нарочито. В животе клокочет ярость, смешанная с адреналином.

Чувствую, как на меня устремляются десятки взглядов – смесь удивления, любопытства и предвкушения. Иду прямо на блондина. Он, гад, даже не шелохнулся, только ухмылка стала ещё шире. Намереваюсь разукрасить его тупую физиономию кофе и кусочками чизкейка.

— Что здесь происходит?! — чей-то громкий голос, как гром среди ясного неба, обрушивается на столовую.

Я останавливаюсь. В дверях стоит какой-то учитель и смотрит на нас с явным неодобрением, словно только что застукал школьников за курением в туалете. Отлично. Просто прекрасно. Этого только и не хватало для полного счастья.

Выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Не сегодня. Не в первый же день. Мне не нужны проблемы, тем более исключение из этой школы. По крайней мере пока не придет время для настоящей войны.

— Развлечения окончены, уроды, — говорю я достаточно громко, чтобы меня услышали все, включая учителя. — Шоу конец. Занавес.

С силой опускаю поднос на ближайший стол. Черт бы побрал этот поднос! Кофе плещется из чашки, окрашивая белоснежную скатерть в коричневый цвет. Жаль чизкейк, конечно. Мой взгляд встречается с наглым взглядом блондина. Ухмылка сползает с его лица, сменяясь легкой растерянностью, которую он тут же сковывает за маской безразличия. Вкладываю в свой взгляд максимум угрозы.

Прохожу мимо него, намеренно толкая плечом. Достаточно сильно, чтобы он пошатнулся, но не упал. Уверена, он запомнит этот толчок.

Затем разворачиваюсь и направляюсь к выходу из столовой, игнорируя любопытные взгляды. Мне нужно в ванную. Привести себя в порядок, заодно немного успокоиться. А этим идиотам я еще покажу, кто здесь «Эмпрейский ублюдок». Они еще пожалеют, что связались со мной. Это – только начало.

***

Через двадцать минут я уже паркуюсь в гараже, глуша мотор. Спрыгнув с мотоцикла, я снимаю шлем и, небрежно бросив его на сиденье, направляюсь к двери дома. Отпечаток пальца – и вот я внутри.

— Я дома, — бросаю я в пустоту прихожей, скидывая ботинки и бросая сумку на пол. Уже собираюсь подняться наверх, когда слышу голоса. Тихие, приглушенные, но от этого еще более настораживающие. Замираю на месте, прислушиваясь.

Поворачиваюсь и вижу их: отца и… деда? Какого чёрта. Мой сон как рукой сняло. Дедушка здесь? Это как увидеть снег в июле. Он никогда к нам не приезжает.

Он стоит, как изваяние – шестьдесят лет, а выглядит максимум на сорок пять. Тёмный костюм идеально сидел на его спортивной фигуре, подчёркивая широкие плечи и осанку человека, привыкшего командовать миром. Взгляд острый, пронизывает насквозь. На руке поблескивали дорогие часы и неизменное серебряное кольцо которое он никогда не снимает.

Одежда отца резко контрастировала с этим образом власти. На нём были надеты обычные спортивные штаны и чёрная рубашка, рукава небрежно закатаны до локтей. Одна пуговица, как всегда, не застегнута, демонстрируя серебряную цепочку на шее которую он как дед никогда не снимает.

Мой дед – это человек, от которого в жилах стынет кровь. У него и без меня внуков – пруд пруди, не думаю, что он хоть кого-то из них любит. И уж точно не меня.

Я откашливаюсь, стараясь взять себя в руки.

— Добрый день, дедушка, — говорю я.

Затем он бросает на меня ледяной взгляд, оценивая с ног до головы. Этот взгляд словно сканер, беспристрастно изучающий каждый мой недостаток, каждую деталь. Я невольно выпрямляюсь, ощущая себя под микроскопом.

— И тебе день добрый, Уэйн.

Его голос, низкий и хриплый, словно скрежет металла, заставил меня невольно вздрогнуть. Отец молчал, наблюдая за нами, как за двумя змеями, готовыми к схватке.

— Как школа? — спросил дед, не выражая ни малейшего интереса.

— Нормально, — отвечаю я, стараясь не выдать раздражения. — Пока никто не умер.

Его губы дрогнули в подобии улыбки.

— Да, а я слышал, ты сегодня повеселился в столовой? — в голосе деда проскальзывали стальные нотки.

Вот чёрт. До него всё доходит моментально. Неужели он поставил людей чтоб они следили за мной и с каких пор интересно.

— Так, небольшая потасовка, — пожимаю плечами. — Ничего серьёзного.

— Неужели? — приподнимает бровь дед. Двумя пальцами он оттягивает узел галстука, ослабив давление на шее, и расстегивает несколько пуговиц рубашки. — А мне говорили, ты чуть не размазал кого-то по стенке чизкейком.

— Было такое желание. Но сдержался.

— Ты же помнишь, для чего ты здесь, Уэйн? — вклинивается отец. В его голосе слышно предупреждение. — Никаких проблем!

— Я знаю, но если меня трогают, я даю сдачи. Ты же сам меня этому учил.

Наступает неловкое молчание. Тишина в комнате настолько густая, что ее, кажется, можно потрогать кажется, что я слышу, звуки стиралки наверху. В этой тишине особенно остро ощущается напряжение, витающее в воздухе между отцом и дедом – напряжение, которое я чувствую всем своим нутром. Запах старого дерева и дорогого одеколона, исходящий от деда, смешивается с легким запахом кофе, который я оставил не допитым на столе.

— Слышал, ты развлекаешься в подпольных боях.

Вот оно что. Причина его прихода - бои. Странно, дед никогда не приходил на мои бои, хоть я его там и не ждала. Я всегда думала, что он даже не знает о подпольных боях отца, ведь у него своей грязной работы и валом.

— Отец заставляет, — бурчу я, бросая взгляд на отца.

Отец хмурится будто я его предала.

— Это поддерживает тебя в форме. И приносит неплохие деньги.

— В следующий раз я приду посмотреть, — вдруг заявляет дед и мы с отцом одновременно замираем. Время словно останавливается.

Я едва не подавилась воздухом. Дед на моих боях? Этого еще не хватало! Даже отец выглядел удивленным, словно громом пораженным. Он знал, что я не горю желанием видеть его на ринге. Хотя кого интересует моё мнение.

— Ты серьёзно? — выдыхаю, пытаясь скрыть удивление. — Зачем тебе это?

— Абсолютно, — отвечает дед, не отводя взгляда. — Хочу лично убедиться, чего ты стоишь и на что способен кровь моего рода.

— Ну, приходи, если хочешь, — выпаливаю я, стараясь сохранить хоть какое-то подобие пофигизма. — Будет весело.

Поворачиваюсь к отцу, чувствуя, как напряжение начинает давить на виски.

— Отец, я устал. Можно я поднимусь в комнату?

Отец кивает, его взгляд, кажется, уже где-то далеко, в своих мыслях.

— Да, Уэйн. Иди. Завтра рано вставать на тренировку.

Бросаю последний взгляд на деда. Его глаза по-прежнему холодны, как лёд он кивает, словно отпуская меня с цепи, но взгляд остается холодным, оценивающим.

Поднявшись по лестнице, я вошла в свою комнату. Не потрудившись закрыть окно, я рухнула на кровать, не снимая одежды. В голове крутились обрывки мыслей. Дед… на моих боях? Зачем? Что ему нужно?

Усталость взяла свое. Провалившуюсь в темноту, в сон, где не было ни школы, ни идиотов, ни деда, ни подпольных боев. Только я и мой байк, летящие по ночному городу, навстречу свободе.