Дело №1: Похищенная девочка. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Среди учеников школы «Марс Кайн» царило оживление: приехал фотограф, и школьный распорядок был откровенно нарушен. Девчонки вовсю прихорашивались у зеркала, мальчишки делали вид, что их происходящее абсолютно не волнует, учителя следили за порядком, фотограф командовал: «Чуть выше подбородок!.. Теперь чуть ниже!.. Еще! Внимание! Снимаю!». Щелчки затвора камеры за шумом были не слышны.

- Креон! - Фотограф повернулся к своему ассистенту. - Дай-ка мне следующую кассету!

Ассистент не слышал, он разглядывал одну из школьниц.

Малышка была хоть куда - миловидное личико, бронзовые локоны волнами ниспадают на плечи, белая блузка обтягивает наливающуюся грудь, юбка в серую и голубую клетку подчеркивает узкую талию, открытые колени, словно два...

- Кассету, Креон!

Ассистент не шелохнулся.

- Эй, Креон! - Фотограф, перекрывая гам, повысил голос - Креон!!! Проснись! Мне еще пленка нужна!

Креон очнулся, нехотя отвел тяжелый взгляд от круглых коленей школьницы.

- Я еще не перезарядил.

Голос монотонный и равнодушный, как осенний дождь...

Лицо фотографа скривилось от бешенства.

- Не понимаю, зачем ты на работу ходишь! - Было видно, что только присутствие детей сдерживает готовые сорваться с его губ непечатные выражения. - Все равно ни... - фотограф запнулся и судорожно вздохнул, - ничего не делаешь!

Ассистент равнодушно глянул на босса - словно на пустое место - и вновь обратил свое внимание на школьницу. Та почувствовала взгляд, кокетливо стрельнула в ассистента глазками, продолжая щебетать с подружкой.

И только после этого Креон потянулся к своему чемоданчику.

Ему и в голову не могло прийти, что в девчоночьем взгляде никто другой не заметил бы и толики кокетства. Лишь любопытство вкупе с легким недовольством...

* * *

В красном полумраке лицо на фотографии казалось лишенным юной энергии, но по-прежнему оставалось миловидным. А грудь... О-о-о! Как у той, предыдущей!

Скальпель взрезал бумагу со странным скрипом. Будто наверху, по крыше студии, кто-то ходит, хочет подсмотреть, помешать... Но никого там нет! А если и есть, так не помешают!

Креон обвел скальпелем фигурку милашки, отделил от фона.

Жаль, что портрет поясной и круглых коленей не видно. Зато наливающуюся грудь старина Леон заметил и сумел посадить малышку перед объективом так, что...

Креон сглотнул тягучую слюну, отложил вырезку в сторону. Потом достал из черного конверта несколько собственных фотографий, принялся прикладывать вырезку к ним, то прищелкивая языком, то недовольно мыча.

И вдруг замер. Даже дыхание затаил.

Вот оно! Красота и сила! Юная женственность и уверенное в себе мужество! Трогательная невинность и жизненный опыт! Лучшей композиции и не придумаешь!

Он вновь взял в руку скальпель, вырезал собственное изображение, укрепил обе вырезки на планшете, плечо в плечо, головы склонены друг к другу.

Мир, согласие и любовь! Какая пара! Какая гармония!!!

Креон подошел к фотокамере, приник к видоискателю, настроил резкость.

И серебристые вспышки - одна за другой, одна за другой - принялись разрывать красный полумрак студии. Будто молнии - июльское, пропитанное истекающей жарой небо...

* * *

Элизабет проснулась от лая соседской собаки, оторвала голову от подушки, прислушалась.

В спальне было тихо, лишь доносилось с соседней кровати размеренное дыхание спящей Дины.

Элизабет глянула на часы.

10:04. Еще спать и спать - вся ночь впереди.

Как странно смотрел на нее сегодня этот дядька, один из двух фотографов. Не тот, что снимал, а тот, что помогал... Так часто смотрел на нее Джозеф Нил с параллельного класса. Но взгляды Джозефа ей нравились, а у того дядьки... Бр-р-р! Будто съесть хотел, только что не облизывался! Упаси бог - оказаться с ним наедине!

На улице опять залаяла собака.

Откуда-то потянуло холодом, и Элизабет натянула одеяло под самый подбородок; Впрочем, вовсе не от холода - от воспоминания о голодных дядькиных глазах.

А потом от окна к ней метнулась тень. Что-то шершавое закрыло рот, и крик, не родившись, угас, превратился в чуть слышное мычание. Неведомая сила взметнула Элизабет с кровати, прямо в одеяле, к чему-то прижала грудью и животом.

Мелькнули перед глазами светящиеся цифры на часах. 10:05.

Послышался хриплый шепот:

- Никто нам с тобой не помешает! Элизабет забилась, заверещала. И едва не задохнулась - шершавая горячая ладонь теперь закрывала не только рот, но и нос. Загудело в ушах.

- Элизабет, - донесся сквозь гудение голос проснувшейся Дины.

Теперь перед глазами мелькнуло открытое окно, сквозь которое был виден далекий уличный фонарь.

- Никто нам с тобой не помешает, - сказали где-то рядом.

Элизабет вновь дернулась. И почувствовала в носу горячую струйку.

- Элизабет! - позвала Дина. - Мама!

- Никто нам с тобой не помешает! Элизабет стиснули в объятиях. Так иногда делал папа, беря дочь на руки. Но с папой было хорошо и уютно, а здесь - жутко и страшно.

- Никто нам с тобой не помешает!

И от этого страха Элизабет потеряла сознание.

* * *

Между десятью и одиннадцатью в кафе «У Джи» обычно наступал самый горячий час. Так было и сегодня.

Сама Джи едва успевала поворачиваться, ловя недовольные взгляды клиентов. А тут еще эта Хайс еле шевелится, будто спит на ходу, будто ей целку пять минут назад сломали. Поднос носит, как ребенка двухнедельного, только что к груди не прижимает.

- Пошевеливайся, Лана! - крикнула Джи, накладывая в очередную тарелку гарнир. - Давай скорее! Мы еле-еле справляемся!

Хайс оглянулась на хозяйку, кивнула, пошла к раздаче

- Что ты сегодня такая медлительная? - Джи подложила к гарниру здоровенный бифштекс, с кровью, такой, как любит Эдисон Парк.

Ведь Эдисон постоянный посетитель, с детских лет на одной улице живем. Не то, что эта Хайс, приютская мышь. Сучка рыжая, без роду без племени!..

Джи нацедила в бокал пива, вновь глянула на Хайс.

Та стояла перед раздачей, даже рук к подносу не протянув. Глаза устремлены на стену за спиной Джи. Да и не на стену вовсе, а просто в пространство.

Странно, вроде колесами в последнее время не балуется, хотя раньше, говорят, было. Джи бы ее ни за что на работу не взяла, да Грэг Линк просил за сучку. А Грэг - тоже старый приятель...

У замершей перед раздачей официантки вдруг потянулась из носа алая струйка. На белый форменный фартучек упала капля, другая, третья...

- Лана, что с тобой? Что случилось?

Хайс медленно подняла руку, обмакнула в кровь указательный палец, недоуменно посмотрела на него. Ноги ее подломились, и она грянулась оземь.

Вокруг загалдели встревоженные голоса.

Джи выскочила из-за раздачи, задев боком за угол стойки, зашипела от боли. Склонилась над официанткой.

Та лежала на боку, закрыв глаза, скорчившись и что-то бубня. Кровь теперь капала прямо на ковровую дорожку.

- Заткнитесь вы все! - заорала Джи. - И вызовите кто-нибудь «скорую»! Да побыстрей!

Галдеж тут же прекратился. Эдисон побежал к висящему на стене телефону.

Джи вновь склонилась над Хайс, прислушалась.

- Никто нам с тобой не помешает, - пробубнила официантка. И повторила: - Никто нам с тобой не помешает.

Джи владела кафе уже четверть века и повидала в своей жизни всякое. Случались тут пьяные драки, даже с поножовщиной, бывала полиция, составлялись протоколы. У ко-пов самый первый вопрос: «Что случилось?» А второй: «Когда?» Поэтому Джи глянула на висящие над стойкой часы. 10.05. Начался тот самый жаркий час, когда все официантки не ходят - носятся по залу.

А Хайс продолжала лежать, заливать кровью ковровую дорожку (не два цента за фут, знаете ли!) и монотонно бубнить:

- Никто нам с тобой не помешает... Никто нам с тобой не помешает... Никто нам с тобой не помешает...