Легенда о черном ученике
На тренировку Мишкина не пустили.
– Настоящий каратист работает только в форме, – строго произнес тренер. – И никакие драные треники ее не заменят.
Коля тяжело вздохнул и поплелся вон из зала. Соня Морковкина, из-за своего высокого роста всегда стоящая первой, презрительно фыркнула.
Этот звук взорвался в несчастной Колиной душе мощным взрывом, убивая в нем всякую надежду на спасение.
– Ты подожди, мы скоро, – подбодрил его Борька Веселкин.
В ответ Коля только горестно покачал головой. Какая здесь радость, если Сонька смотрит в спину насмешливым взглядом? И за что только он в нее влюбился? Дылда, конопатая, с длинными мосластыми руками, с короткой мальчишеской стрижкой. Внешне ничего хорошего в ней не было. Но зато как она дралась! Ее мощные удары сражали наповал любого соперника. На то, как она работает, приходили смотреть из старших групп, ее звали в олимпийскую сборную. Но верная Морковкина оставалась в их секции. От лестных замечаний отмахивалась, посылая очередного восторженного воздыхателя в накаут.
Эх, Соня, Соня… Знала бы она, как болезненно отдаются в ранимой Колькиной душе ее презрительные ухмылки. Ведь он ради нее готов кого угодно побить. Хоть верного друга Веселкина. Только Морковкина ничего этого не понимает. Для нее все мальчишки на одно лицо – хлюпики и размазни. Наверное, поэтому она отказывается Мишкина звать «Коляном», превращая его красивое имя в неказистое «Колясик».
Ребята с тренировки вылетели веселые, распаренные. Под глазом у Борьки красовался свеженький фингал.
– Это мне Сонька поставила, – с гордостью сообщил он.
В душе Мишкина шевельнулась ревность, но он сдержался – не до того сейчас.
– Ты куда форму-то дел? – от радостного возбуждения Веселкину не сиделось на месте. – Постирать забыл?
– Сгорела она, – вздохнул Коля. – У меня тут такие дела завертелись…
И он начал свой длинный, местами путаный рассказ. К ним бесшумно подошла Морковкина, немного послушала, хмыкая и поджимая губы.
– Ты сказки на ночь меньше читай, Колясик – посоветовала она, подхватывая свою сумку. – Кошмары потом сниться не будут.
– При чем тут сказки! – обиделся Мишкин. – Я этот журнал перед выходом выбросил в окно – достал он меня уже. А то бы я показал тебе покойничков. У самой глаза из орбит повыскакивали бы! И потом, Морковкина, когда ты запомнишь? Меня Коляном зовут! Колясиком будешь кота своего звать.
– Какая разница, если журнала все равно нет, – удаляясь, бросила через плечо Морковкина. – Как говорят в детективах, ты уничтожил единственную улику. Так что никто тебе не поверит. Будешь помирать, не забудь приглашение на похороны прислать. Я веночек принесу и открытку. Трогательную. Мы с Боряном тебе какую-нибудь эпитафию придумаем.
– Ну и шуточки у тебя, Морковка, – зло прошептал Коля. – А ты тоже не веришь? – мрачно повернулся он к Борису.
– Я всегда знал, что учителями могут быть только вампиры или вурдалаки, – задумчиво вздохнул он. – Но чтобы вот так – открытым текстом… Это уже, кажется, перебор.
– Конечно, куда вам понять! – обиделся Мишкин. – Ты же все это не видел! Не стоял посреди учительской, когда вокруг тебя пляшут ведьмы. У тебя журнал в руках не взрывался. Это не тебя покойники за пятки хватали. А их там, между прочим, целый класс!
– Чего ты сразу злишься? – насупился Веселкин.
Несмотря на фамилию, Борька был человеком смурным и неулыбчивым. На собеседника всегда смотрел тяжелым взглядом исподлобья, при этом вся его невысокая коренастая фигура становилась неповоротливой, как будто каменной. Но это только казалось. В деле Борька был не хуже Морковкиной.
– Если хочешь, – посопев, предложил он, – я могу с тобой этой ночью в школу сходить, на твоих учителей посмотреть. Может, тебе все показалось. Бывает, что с испугу плащ на вешалке за повешенного примешь. Только надо с родителями договориться. Если я без предупреждения исчезну, у моей маман истерика случится.
– Скажешь тоже – плащ, – произнес Коля уже более миролюбивым тоном, хотя идея снова заглянуть в ночную школу ему не очень улыбалась. – Ладно, сходим. Может, удастся настоящий журнал стащить. Договаривайся со своими родичами и вечером оставайся у меня, я тебя где-нибудь спрячу. – Но тут Мишкин вспомнил о проклятье. – Погоди, а ты не боишься, что они и тебя на счетчик поставят? Приползет какой-нибудь червяк и скажет, что жить тебе осталось два дня и маленький хвостик.
– Что со мной будет? – мрачно ухмыльнулся Борька. – Меня даже ангина не берет. Ничего твоя нечисть со мной не сделает. А форму я тебе завтра принесу – мне отец запасную недавно купил.
Форма это, конечно, хорошо, можно будет на следующую тренировку пойти. Но какой смысл тренироваться, если жить осталось всего ничего? От неминуемой смерти ногами и руками не отмашешься…
Вдвоем они дошли до Колиного дома. Мишкин с тоской посмотрел на свои окна на шестом этаже. К стеклу была припечатана групповая фотография класса.
– Пойдем со мной! – крикнул он, бросаясь к подъезду.
Когда он снова увидел ярко-оранжевую обложку, то все поплыло у него перед глазами.
– Я его сожгу, – закричал он, хватая ненавистный журнал. – Утоплю, порву на кусочки! Кешке скормлю!
Последняя угроза была самая страшная, потому что попугай Кеша являлся грозой всего, что могло быть склевано, пережевано и искромсано. В молодости он сгрыз не один Колькин дневник, порвал не один учебник. Он уничтожал все, что попадалось ему на глаза. Только заточение попугая в клетке спасало мебель и одежду от истребления.
– Вот, их я видел. – Коля сунул в руки невозмутимого Веселкина фотографию, а сам занялся разведением в ванной большого костра.
Журнал полетел в огонь, лишь только занялись газеты. Пламя тут же вспыхнуло, во все стороны брызнули искры. Огонь молниеносно сожрал последние печатные новости, оставив на тлеющем пепле нетронутый журнал. Его страницы не то что не подпалились! Они даже не нагрелись, а обложка, казалось, стала еще холоднее.
От удивления Борька присвистнул.
– Ничего себе! – воскликнул он, вертя загадочный журнал в руках. – Фантастика какая-то.
– Не фантастика, а мистика. А лучше сказать – ужас, – мрачно произнес Коля, забирая журнал у друга.
Он уселся на пол, открыл первую страницу и резко выдернул ее. Бумага порвалась с треском.
– Ага! – торжественно воскликнул Мишкин. – Значит, что-то на него действует!
Но тут смех застрял у него в горле – вырванная страница медленно проявилась на своем месте. С остервенением Коля дернул ее еще раз. Потом вторую, третью, четвертую. Через минуту вокруг него летали стайки оторванных страниц. Но все они тут же появлялись на своих местах.
– Ах так! – в азарте крикнул он. – Тогда держитесь!
Мишкин вбежал на кухню, открыл дверцу клетки и сунул под нос удивленного попугая журнал.
– На, жри! – приказал он.
Кеша недоверчиво покосился на яркую обложку, тронул лапой растрепанные листы и презрительно отвернулся.
– Что? – ахнул Коля. – Ешь, давай! Больше ни одной газетки от меня не получишь. Будешь жить без бумаги. Ешь, противная птица!
Кеша демонстративно отвернулся, закрыв глаза.
– Ладно, не дергайся. – Борис остановил Колю как раз в тот момент, когда приятель собирался открутить вредному попугаю голову. – Мы ночью попробуем журнал в здание школы пронести. Может, на него только луна действует. Я видел, луна сейчас очень большая.
Вечером оказалось, что луна действительно огромная. Она висела между домами как раз на уровне шестого этажа, то есть напротив Колькиных окон. Родители в соседней комнате пошумели и успокоились.
Веселкин сбегал к себе, поговорил с мамой и быстро вернулся. Мишкин спрятал его в шкафу. А чтобы приятелю не было скучно, снабдил его сырными чипсами и квасом.
Когда все успокоилось, друзья приступили к сборам.
Для начала Колька рассовал по карманам все серебряные вещи, какие нашел в доме.
– Это зачем? – не отрываясь от еды, спросил Веселкин.
– Книжки читать надо, – проворчал Мишкин. – Всем известно, что от нечисти спасает чеснок, серебро и святая вода. Для начала подойдет серебро. – Коля взвесил на руке выкраденные из маминой шкатулки цепочки и колечки.
Но вдруг все это рассыпалось по комнате с веселым звоном. А прямо перед Мишкиным стояла давешняя покойница Вика Будкина с ярко накрашенными губами, с большими бусами на шее и совершенно пустыми бесцветными глазами. Была она нечеткая, полупрозрачная и двигалась неуверенно, словно ничего не видела перед собой. В воздухе нарисовалась новая фигура, такая же призрачная и зыбкая – это был худой высокий мальчик с заостренным лицом. Через минуту весь класс с чертовой фотографии в полном составе вышагивал на крошечном свободном пятачке Колиной комнаты. Все они старались поближе встать к лунному свету, бьющему через пыльные стекла.
Перепуганный Мишкин задернул шторы, и вся призрачная компания пропала. Только если кто-нибудь попадал в тонкую полоску света, появлялось то плечо, то голова, то пустые глаза. Веселкин облегченно вздохнул.
Призраки исчезли, зато вместо них появились звуки.
– К нам, к нам, – звал завывающий голос.
– С нами будешь, с нами, – шипело отовсюду.
– Как мы, как мы – вечными учениками, – эхом отражалось от стен.
– Отвалите вы! – замахал на них руками Мишкин. – Вы померли давно, чего ко мне пристаете?
И тут Коля с Борисом увидели такое, отчего волосы у них на голове встали дыбом. Очкастый Краскин сидел на полу в струйке лунного света. На коленях у него лежал журнал. В правой руке он держал перьевую ручку. Ладонь левой руки была искромсана, в серединке набралась лужица крови. В эту лужицу Женя опускал кончик пера, внимательно смотрел, как скапывает лишняя жидкость, а потом старательно начинал выводить Колино имя в свободной графе журнала. Женя уже написал «Мишк», когда чернила опять кончились, и он вновь опустил ручку в порезанную ладонь.
– Ты чего творишь? – заорал Коля, выхватывая у Краскина журнал. – Совсем обалдел? Сейчас как дам в лоб, очки на три метра подпрыгнут!
Женя равнодушно проследил взглядом за уплывшим от него журналом, аккуратно завернул колпачок ручки и спрятал ее в карман.
– Все равно наш-ш-ш, – прошипел он, выпуская изо рта длинный змеиный язык.
– Разбежался, – буркнул Мишкин, прижимая к себе добычу. – Пошли, Веселкин, отсюда, пока нас не затоптали.
Борька все это время молча отбивался от тянущихся к нему рук. Эх, будь у них больше времени, Колька бы полюбовался красотой приемов, которые использовал друг. Но часы уже показывали полночь, и надо было спешить.
– А ну, отстали от него все! – шикнул Коля на особо бойких девочек, успевших ухватить несчастного Бориса за рубашку. – Разбежались! Вон, своих хватайте!
И он выдернул товарища из призрачной толпы.
– С-спа-асибо, – заикаясь, прошептал Борька, когда они уже стояли на лестничной клетке. – Вот уж не думал, что они такие противные. Честно скажу – я тебе сначала не поверил, решил, выдумываешь. Но после всего этого – прости меня, друг! Я был не прав.
– Проехали. – Коля побежал вниз по ступенькам, размахивая журналом. – Сейчас ты еще вещи покруче увидишь. Знал бы раньше – вообще бы в школу не пошел. Так бы и остался на всю жизнь в детском саду.
– А чего? – Борис мчался за Мишкиным, перепрыгивая через ступеньку. – Учителя – они все такие, немного прибабахнутые. Какой же нормальный в школу работать пойдет?
– Нет, – покачал головой Коля, выбираясь на улицу. – Среди них есть хорошие. Вот у нас в началке была шикарная тетка. На пенсию ушла только. Говорила, что мы ей жизнь покалечили и кровь попортили. Не знаю, не замечал что-то… Она была очень даже толстая.
Здание школы за забором торчало мрачным огромным кубом. Луна отражалась в окнах.
– Мы журнал закинем и обратно, да? – дрогнувшим голосом спросил Веселкин.
– Там еще дело одно есть, – шмыгнул носом для смелости Мишкин. – Надо одного кренделя найти, черным учеником его зовут. Живет в подвале. Он может что-нибудь рассказать…
За прошедший день Колька успел все как следует подзабыть – и могильный холод болота, и подвывание математички, и отрывающуюся голову директора. Сейчас в школу он шел из спортивного интереса. Ему хотелось проверить – действительно ли вчерашние ужасы были на самом деле. А если были, то не мешало бы перекинуться парой слов с загадочным черным учеником. В слова кошки о трех оставшихся днях не очень верилось. Но узнать, что и как, все же не мешало…
– А если все будет закрыто? – еле слышно прошептал Борька.
– Значит, ничего нет и можно спокойно идти спать, – сурово отрезал Коля, делая шаг за калитку. Он не ожидал, что приятель окажется таким трусливым. Хотя если бы ему все это рассказали, а потом еще и привидений напустили, он бы тоже испугался… Поначалу.
Журнал в его руках недовольно шевельнулся и, распахнув страницы, залился яркими лампочками. По углам у него выросли ярко-оранжевые перья с огоньками на кончиках. Из середины высунулся светящийся язык. Журнал возмущенно зашипел, задергался, спрыгнул с Колькиных рук и уполз в кусты под забором.
– Ничего себе, – ахнул Веселкин, видевший фокусы журнала в первый раз.
– Это он еще мирный, – прошептал Мишкин, вытирая вспотевшие руки о штаны. – Хорошо, что взрываться не стал, а то бы мы здесь уже не стояли. Ладно, пошли дальше. Ты, главное, не трусь. Я сам боюсь. А вчера как помутнение в башке наступило. Смотрю на все эти ужасы и глазам не верю. Только что боялся, а теперь стою и спокойно думаю: «На самом деле все это или нет?» Понял?
– Понял, понял, – пробубнил Борька, хотя от всех этих рассказов ему было не просто страшно, его уже мутило. Будь перед ним нормальный противник, да хотя бы верзила из взрослой группы – не испугался бы. А так… Когда не понятно кто… Как-то все это…
У порога школы Коля заколебался – то ли идти к окну, которое неизвестно, открыто или нет, то ли попробовать войти в дверь.
– Давай в дверь, – посоветовал рассудительный Веселкин. – Чего мы будем по окнам лазить?
Мишкину было уже все равно, куда и через что идти. Он вдруг ясно почувствовал, как сквозь него в землю утекают драгоценные минуты его жизни, от которой осталось всего-то два дня… Может быть…
Колька решительно рванул дверь, которая почему-то оказалась открытой, и шагнул в темный холл первого этажа. По коридорам прокатился легкий вздох, и все замерло.
Веселкин, позабывший на время страх, с любопытством оглядывался по сторонам.
– А ничего у вас школа, модненькая, – удовлетворенно кивнул он, рассматривая портреты учителей, развешанные по стенам. – И учителя симпатичненькие. Только чего это они у вас все в траурных рамках?
Коля глянул на стены и обомлел. За шесть лет учебы портреты порядком намозолили глаза. На них давно уже никто не обращал внимания. Но такого Мишкин не видел ни разу. Фотографии менялись с каждой секундой. Ровные уголочки прямоугольников изгибались, скукоживались, по краям рамок наползала траурная лента с бантиками и завитушками. Лунный свет, пробивающийся сквозь пыльные окна, отбрасывал на снимки белесые блики, отчего сами портреты казались блеклыми и немного стекшими вниз.
– Началось, – прошептал Мишкин. – Бежим в подвал, пока они со своих портретов не повылезли.
Ребята пробрались вдоль темных стен, спустились к спортзалу, где находилась физкультурная раздевалка. Но тут их встретило неожиданное препятствие – подвал был закрыт на большой висячий замок. А по коридору за ними уже накатывало эхо шагов, голосов и шорохов. Коля громыхнул железной решеткой, надеясь, что эта дверь откроется так же, как и входная. Но решетка была закрыта надежно.
Из-за поворота появился директор. Голова его снова отвалилась, он держал ее под мышкой. В другом щупальце у него была зажата старинная стрелецкая секира.
– О-о-о! – взвыла голова. – Снова наш послушненький ученик пришел. Умный ученик, почтенный ученик. Он всегда делает уроки, слушается старших и не обижает друзей. – Секира взлетела в сторону ребят. – Ты почему не на уроке?
– К-каком уроке? – заикаясь, спросил Мишкин, внимательно следя за перемещением опасного оружия. – Ночь ведь, Иван Васильевич.
– А послушненькие детки уже давно за партами своими сидят. – Голова директора в руке качнулась. – Пойдем со мной, – поманил он. – На первый раз опоздание на урок тебе простится.
Длинное щупальце метнулось в сторону Кольки и схватило его за плечо. Оторванная голова оказалась прямо напротив него.
– Пойдем, пойдем, – шептали синюшные губы, не забывая при этом улыбаться.
Мишкин на полусогнутых ногах поплелся за директором. Взгляд желтых глаз Ивана Васильевича приковывал к себе, не давал дернуться и убежать. В полуобморочном состоянии Колька дошел до третьего этажа. Директор толкнул первую дверь направо, ту самую, куда Мишкин заглядывал в прошлую ночь.
Сейчас класс был ярко освещен огромной луной, висевшей как раз напротив окон. За партами сидели ученики. У доски топтался историк с совиной головой и птичьими лапками вместо рук. Увидев вошедших, он обрадованно защелкал, заклекотал, радостно взмахнул лапками.
– Кто пришел, кто пришел! – воскликнул он, и все головы тут же повернулись к вошедшим.
Колин взгляд перебегал с одного синюшного лица на другое, пока за третьей партой он не заметил Вику Будкину с неизменными крупными бусами на шее. Рядом с ней сидел Женя Краскин, в руках у него снова была перьевая ручка. А перед ним лежал журнал!
Коля бросился вперед. В графе было уже выведено «Мишкин». Женя, обмакнув перо в чернила, приготовился писать имя.
Разбежался!
Мишкин захлопнул журнал, опрокидывая пузырек с чернилами. Черная краска брызнула на белое лицо привидения.
– Замечательно! – выдавил из себя пищащим голоском Николай Сигизмундович. – Как мы рады тебя видеть!
Мишкин, прижимая к себе журнал, стал пятиться по проходу обратно.
– А мы тут как раз эпоху Ивана Грозного проходим, – щелкая клювом, приговаривал историк. – Очень интересная тема. Посиди с нами.
Коля допятился до двери, но тут дорогу ему преградил директор. Наставив на него секиру, он с неизменной улыбкой промурлыкал:
– Куда же ты, ненаглядный наш? Познакомься со своими новыми друзьями.
И тут весь класс, как по команде, встал и развернулся к Мишкину. Луна вспыхнула ярче.
Более кошмарных лиц Коля до этого не видел – у кого глаз вытек, у кого рот съехал набок, у кого ухо переползло на место носа.
Вперед шагнул Женя Краскин с бельмами на глазах и черными пятнами на лице и, улыбаясь, протянул Мишкину руку.
– Иди к нам, – произнес он звонким детским голосом.
Из коридора послышалось сопение и звуки борьбы.
– А ну, разошлись! – ревел мощным басом Веселкин. – Зашибу!!!
Коля еле успел увернуться от секиры, полетевшей прямо ему в голову. Открыв спиной дверь, в класс ввалилась Маргарита Ларионовна, на лбу у нее красовалась большущая шишка, которая стремительно росла. Она сбила с ног Ивана Васильевича, и вместе они покатились по полу.
Мишкин бросился в открывшийся проход. В коридоре уже шла настоящая потасовка. Бориса со всех сторон теснили учителя. Превратившаяся в высохший скелет Муза Ивановна тянула к нему руки, скалясь и щелкая зубами. Сросшиеся физруки колотили направо и налево кулаками. Но так как договориться между собой у них никак не получалось, то лупили они в основном себя. Ольга Ароновна летала вокруг всех в ступе, подгоняя себя метлой, и пронзительно визжала. К драке подтягивались другие учителя. Появилась химичка Эльвира Богдасаровна. Тело ее изогнулось, ногти на руках стали тонкими и красными, зубы утончились, с них капала кровь. Она клацала челюстью, вращая безумными глазами. По лестнице с трудом поднималась Эльза Яковлевна, учительница начальных классов. Молодая, подвижная днем, сейчас она с трудом удерживала себя воедино, норовя растечься бесформенным блином по лестнице.
Издавая боевой клич, Веселкин наносил удары направо и налево. Вновь врезавшаяся в толпу Маргарита ловко увернулась от прямого нападения, ушла в сторону от обходного маневра. И когда Борька открылся, прыгнула вперед.
– Разойдись! – крикнул Мишкин в тон Веселкину и вбуравился в водоворот оборотней. – Уйди, покалечу! – орал он, ритмично опуская журнал на руки и головы, с каждым ударом все ближе пробираясь к приятелю. – Бежим! – выдохнул он, вытаскивая Веселкина на свободное пространство.
Борька последний раз дернул ногой, стряхивая прицепившуюся к штанине черную кошку, и побежал за другом.
Коля выскочил на лестничную клетку. Перед ним вновь появилось что-то черное, расправилась темная простыня, загораживая проход.
– Да пусти ты, – не задумываясь, выкрикнул он, прорубая себе дорогу журналом.
Простыня треснула.
На лестнице было темно. Луна, висевшая за окнами класса, еще не успела перебраться на эту сторону школы. Первый пролет им пришлось спускаться в кромешной тьме. Но тут Колька почувствовал, что чернота перед ним еще больше сгустилась. И этот темный сгусток пробежал перед ним. От неожиданности он остановился, испугавшись, что опять влетит в какую-нибудь гадость. Сзади на него набежал Веселкин. Следующий пролет они летели вместе кувырком, затормозив только на площадке второго этажа. Здесь уже становилось светло – из-за угла появился краешек луны. А вслед за ней сверху стали спускаться учителя. Впереди неслась Маргарита Ларионовна.
Убегая от света, темный сгусток метнулся по коридору второго этажа. Колька, не спускавший с него глаз, побежал следом.
– Куда? – крикнул Веселкин, который от испуга ни о чем не мог больше думать, кроме как о выходе из этого проклятого места.
– Скорее! – не оборачиваясь, позвал Мишкин. Он боялся, что в темном коридоре потеряет того, за кем бежит.
Но темный сгусток словно ждал его. Заметив Колю, вынырнувшего из-за поворота, он шагнул в нишу, куда лунный свет попасть не мог, и там замер. Мишкин подошел поближе.
В закутке, тяжело переводя дыхание, стоял паренек, невысокий, хрупкий. Его самого разглядеть не удавалось, только темный силуэт четко вырисовывался на светлой стене.
– Ты черный ученик? – шепотом спросил Коля.
– Кто? – Сзади на них налетел Веселкин.
– Тише! – зашипел паренек, увлекая своих собеседников в еще большую тень. – В темноте они видят и слышат плохо. Им нужен свет. Но если они по школе пойдут с факелами, то быстро вычислят, где мы находимся. Здесь не так много мест, где можно спрятаться. – Он предостерегающе поднял руку.
По лестнице гремели шаги – оборотни бежали обратно. Шум перекинулся на другую лестницу, значит, беглецов пытались взять в кольцо. На второй этаж пока никто не заглядывал.
– Есть подвал, только туда вы не пройдете. Я проведу вас через физкультурный зал.
Черный ученик сделал шаг к лестнице.
– Подожди, – остановил его Мишкин и попытался схватить за руку. Но пальцы его погрузились в темноту, ничего не коснувшись.
На мгновение ученик исчез, а потом снова появился, но уже в другом месте.
– Уходите отсюда, – нервно зашептал он. – Вам нечего здесь делать!
– Правду про тебя сказал сторож, что ты был нормальным, пока из тебя душу не выпили? – не унимался Мишкин.
Темный силуэт дернулся, нырнул в темноту. Вскоре оттуда донесся его зов:
– Идите за мной, к подвалу. Здесь слишком опасно.
В следующую секунду шаги раздались на лестнице, мелькнула на повороте тень.
– Кто это? – Борька остановил дернувшегося было за черным учеником Колю.
– Не знаю. Ходит здесь какой-то. Света боится, по темным углам сидит. Пойдем, надо ему пару вопросов задать.
Он шагнул к лестнице. На верхних этажах гулко отдавались голоса. Стараясь как можно меньше шуметь, ребята пробежали два лестничных пролета и вновь оказались у решетки подвала. Но теперь замок был открыт. Решетка скрипнула, как бы предлагая войти.
Как только Коля ступил на верхнюю ступеньку, за руку его схватила темная тень.
– Я на свету совсем не могу, – бормотал черный ученик, помогая приятелям спуститься. – А здесь почти что всегда темно. – Они благополучно преодолели лестницу и встали на холодный пол. – Говорите быстрее, чего надо, – потребовал провожатый, когда они свернули за угол. – А то скоро утро, мне прятаться пора. Да и эти чудики догадаются, куда мы пошли, факелами закидают, не дадут нормально поговорить… – Увидев в Колиных руках ярко-оранжевый предмет, ученик осекся. – Откуда у тебя это? – прошептал он.
Где находится тот, с кем они говорят, ребята могли определить только по голосу, сами они ничего не видели. А вот говорящий, судя по всему, в темноте видел хорошо. Наверху скрипнула, закрываясь, решетка, щелкнул замок. Веселкин дернулся обратно, но Коля удержал приятеля – ему необходимо было поговорить с черным учеником.
– Взял я его, а теперь избавиться не могу, – признался Мишкин. – Мы чего пришли, – шмыгнул он носом, – говорят, ты в такую же передрягу попал, как и я. Что, мол, поставили тебе сроку три дня, а потом душу выпили.
Журнал шевельнулся в Колиных руках и поплыл по воздуху – черный ученик взял его, стал листать страницы.
– Вика, Женька, – с тоской прошептал он. – Это мой класс. – Снова раздался шелест страниц, мелькнула фотография. – Ребята… Краскин дольше всех там проучился… Кажется, только-только расстались. – Журнал резко захлопнулся. – Ладно, ерунда все это. Короче, каждый по-своему здесь оказался – кто ночью в школу из любопытства заглянул, кто забрался на чердак и не успел вовремя уйти. Со всего города ребята попадают сюда, в этот класс…
– И ты тоже? – подвинулся к замолчавшему ученику Мишкин.
– Я с мальчишками на спор ночью в школу пришел. Договорились дойти до пятого этажа и вернуться. Все пробежали, а я задержался – свет у директора увидел. Заглянул за дверь, а там наш директор в собаку превращается. Огромная такая псина, страшная. Увидел меня и говорит, это, мол, наказание у меня такое, превращаться в собаку и детей пугать, чтобы никто о беде моей не догадывался. Как сказал это, кинулся на меня и стал грудь рвать. Я думал, загрызет, а он душу вынул и сбежал. Я домой. А утром смотрю, чернеть стал, и от света на мне дырки появляются. Так я спрятался в подвале. Поначалу еще заниматься пытался, по ночам на третий этаж ходил, но в классе слишком уж светло, не могу я там долго быть. Вот и сижу здесь.
– А цепи твои где? – вспомнил Мишкин рассказ дворника.
– В углу лежат, – в темноте послышался смешок. – Я ими время от времени гремлю для острастки.
– Так что же выходит, – подал голос Веселкин, – тебя убили?
– Убили, но не совсем, – загадочно ответил ученик. – Нас к этому месту как будто бы привязали. Держит нас здесь что-то… Вроде живые, все понимаем, но домой вернуться не можем. Свет лунный очень тревожит. Мы тут многое что пробовали, но уйти пока ни у кого не получилось.
– Может, учителя мешают? – Мишкин вспомнил страшные лица оборотней.
– Они тоже мучаются, – вздохнула темнота. – Да и не они это вовсе. Тени только. Я объяснить не могу, чувствую. А ты зря с этим журналом связался. – Коля почувствовал, как обложка ткнулась ему в локоть. – Не проживешь ты с ним долго. День-два, а там они тебя заберут. Ты сразу в класс иди, там ребята ничего, хорошие. Главное, не давай им душу твою отнять. Пускай уж лучше сразу убивают. А то будешь туда-сюда бегать, как я…
– Погоди, – испуганно остановил разговорившегося ученика Мишкин. – Я не собираюсь пока умирать. Ты лучше скажи, как от всего этого избавиться…
– Я…
Но тут решетка оглушительно грохнула, сверху появился свет.
– Здесь они! – пронзительно завизжала Муза Ивановна. – Я слышала голоса.
– А я чую запах человечины, – в тон ей выла Ольга Ароновна. – Дайте, дайте мне мясца человеческого, мякенького…
Решетка снова грохнула. На пол упал факел. Он ярко осветил подвал и закуток, где стояли ребята. Только сейчас Коля смог разглядеть черного ученика. Это был невысокий тощий парнишка, с вытянутым худым лицом, на котором лихорадочно горели большие прозрачные глаза. Из рукавов черной свободной рубашки торчали тонкие запястья рук. На самой рубашке мгновенно проступали белые пятна.
На пол упал еще один факел. Со стоном черный ученик бросился в следующую комнату подвала. Друзья побежали за ним.
Вслед за факелом на пол спрыгнула черная кошка.
– Зря вы сюда приш-ш-шли, – прошипела она, выпуская нереально длинные когти. – Смерть вам!
Коля захлопнул перед ней дверь.
– Не ходите за мной, – раздался плачущий голос ученика. – Мне больно. Очень больно! Я не могу вам помочь. Идите сами! Выход из подвала открыт, нужно только толкнуть посильнее. В спортзале на одном окне сломана решетка. Разобьете стекло – и вы уже на свободе. На улице они за вами не погонятся. Рано еще. Да и луна скоро сядет. Убирайтесь! Мне больно! Больно!
Жалобно заскрипело железо.
– Ушел, что ли? – прошептал Борис. – Тоже мне, хорош гусь! Заманил нас и бросил. Куда мы пойдем, если там толпа целая стоит.
– Будем пробиваться, – решительно заявил Мишкин. – Кошки берегись, она у них главная.
В дверь тонко постучали, как будто коготками провели по дереву.
– Мальчики, – промурлыкал женский голос.
– А там, в конце подвала выхода никакого нет? – дрогнувшим голосом спросил Борис.
– В темноте мы ничего не найдем.
Коля рванул на себя дверь. Внутрь с кошачьим шипением ввалилась высокая черная фигура. Мишкин, потянув Веселкина за собой, выбежал и захлопнул дверь.
– Пускай они там вместе посидят, – хихикнул он, вставляя в ручку двери погасший факел. В дверь тут же стали ломиться. – Бежим, пока она держится!
Он схватил второй факел и побежал наверх. Вдоль всей решетки стояли оборотни и тянули к ним руки.
– Сюда, сюда, – вопили они на разные голоса.
Мишкин сунул факел между прутьями, отгоняя наиболее настырных.
– Навались, – крикнул он Борьке и с разбегу врезался в решетку.
Старый замок крякнул, дужка щелкнула и откинулась. Коля швырнул факел себе за спину. Огонь пролетел над лестницей и исчез за поворотом. Вся толпа устремилась за ним. Мишкин вовремя выдернул Веселкина, все еще стоящего посередине лестницы. Когда мимо простучали последние ботинки, ребята выбрались наружу и захлопнули за собой дверь. Щелкнул замок.
– Какие умненькие ученики, – прошелестело у них за спиной.
Из темноты вышел директор. Голова с трудом сидела у него на плечах. Сзади он ее поддерживал ладонью. И эта голова больше не улыбалась. Лицо было искривлено гримасой ненависти.
– Какие догадливенькие, сообразительные… – Глаза Ивана Васильевича быстро белели. – И куда же мы собрались идти? Уроки прогуливаете, старших не уважаете, умных советов не слушаете? Велела вам Маргарита не возвращаться? А теперь уж поздно!
Вокруг директора взвился столб огня. В пламени он шагнул вперед, взмахивая руками.
– Попомните вы Ваньку Грозного! Ох, попомните! – заорал он, грозя пальцем.
Коля толкнул замершего Бориса.
– Прямо спортивный зал, – прошептал он. – Беги туда, ищи отломанную решетку, бей стекло. Я сейчас.
Веселкин сделал большой круг, чтобы не попасть в огонь, и скрылся за дверью спортзала. Иван Васильевич как будто бы и не заметил этого. Он шел прямиком к Мишкину.
– Сгоришь и ты в пылу учительского гнева! – рокотал директор, наваливаясь на Колю.
Вдруг Мишкин вспомнил про огнеупорные способности журнала. Он выставил его вперед и, прикрываясь им, как щитом, пошел напролом. К своему великому удивлению, он пробился сквозь директора, налетел на открытую дверь спортзала и кубарем ввалился внутрь.
Окна здесь все были забраны решетками и прикрыты сетками, чтобы защитить стекла от ударов мячей. От одной стены к другой затравленным зайцем метался Веселкин.
– Что у тебя? – крикнул Мишкин, подбегая.
– Нет здесь сломанной решетки, – чуть не плача, выкрикнул Борька. – Я все проверил. Держатся крепко.
– Этого не может быть! – заорал в панике Коля и стал лупить по первой же решетке журналом. – Трус да еще и врун! Я этому черному ученику руки-ноги поотрываю, цепь к ушам привяжу, чтобы в следующий раз не обманывал!
Оконная решетка сразу же поддалась – скрипнула, изогнулась и отворилась.
В спортзале стало заметно светлее. Коля обернулся.
В дверном проеме ослепительной свечкой горел Иван Васильевич.
– Все, все здесь будете! – грозил директор. – Последняя ночь! Последняя! И ты уже никуда не уйдешь. Тот, кто боится учителей и не учит уроки, обречен на кошмары.
Веселкин колотил кулаками по стеклу. Но то ли бил слабо, то ли стекло оказалось прочным, только разбиваться оно не спешило.
– Пригнись! – крикнул Коля, запуская журналом в окно. Раздался звон. Журнал, стукнувшись точно в середину стекла, разрезал его пополам и вылетел на улицу.
Борис вскарабкался на подоконник, Коля полез следом за ним.
Как только ребята оказались на земле, из окна вслед им полетел круглый светящийся предмет. Предмет издавал злобное шипение, приговаривая:
– Куда же вы, любезные мои? Куда, хорошие?
Это была голова директора. Коля не стал с ней ни о чем говорить. Он подхватил журнал и, прихрамывая, побежал следом за приятелем. Ноге без ботинка сразу же стало холодно.
За дома садилась невероятно большая луна.