Исчезновение
День выдался сухой и пресный, как галета. Я смотрел в окно, где деревья пустили нежно-зеленые листочки, безоблачное небо налилось синевой, а солнце ласково грело асфальт. Весна. Какое все же небо голубое... как и мой близкий друг Толян. Я чуть не сплюнул прямо на парту.
Может я надумал лишнего? Дело произошло в душевой после тренировки по боксу. Щедро вспенив шампунь, я наложил горку на пах и вышел из кабинки. Толян аж застыл, как меня увидел. Его кадык стрельнул к подбородку, а глаза прикипели к моему причинному месту. Бывает, но я почувствовал себя гадко. Наверное, так же, как Ленка, когда я задрал ей юбку в коридоре.
- Кто выйдет к доске? - задребезжала Жаба Аркадьевна. Ее голос к пенсии превратился в скрип старого шкафа, дребезжание алюминиевой посуду и визг трущейся резины.
Выпускной класс. Конец мая. Чего она вообще взъелась? Большинство одноклассников ограничивает свое чтение описанием с интересными фактами под тиктоками. Я спрятал лицо в ладони.
- Высоков, ты же читал!? - голос училки забирался в уши, как свернутая трубочкой наждачка.
Вот прицепилась же, карга. Я нехотя встал и чуть не упал обратно на стул - после тренировки ноги жутко болели. Зуб гадко засмеялся, пряча морду в рукав цветастой кофты. Тварь. Отодвинув парту, я сделал несколько шагов вперёд, остановившись перед его партой.
- Ты чё? - рыкнул я.
- А ты чё? - парень сразу же вскочил.
Роста мы одного, но Зуб кило на десять тяжелее. Пусть и на десять килограмм жира, но в полный контакт с ним работать одна морока. Мы дрались с попеременным успехом - жирный был толковым самбистом, на федеральные соревнование ездил. Стоило ему набрать лишку, как я легко выносил его. Но когда гонял в зал и подсушивался...
- Десятый Б! - от ора Жабы меня замутило.
- Мы одиннадцатый, - справедливо заметила отличница Светка, смешно щурившая глаза даже в очках с толстенными линзами.
- Чево? - по старушачьи пожевала губы Жаба Аркадьевна.
Замолкнув, она обвела нас тусклыми, желтушным глазами. Громко хлопнул журнал и Жаба грузно поплелась к двери. Ее разношенные ботинки едва вмещали отекшие ноги в плотных серых чулках, отчего складки плоти свешивались наружу, будто переспевшее тесто.
Я толкнул Зуба в грудь. Он сжал тонкие губы. Сейчас схватит меня за футболку.
Уши полоснул тончайший писк. В перепонку будто воткнули острую иголку-крючок и зацепив мозг, вытягивали его через слуховой канал. Все окончилось щелчком. Я засипел, пытаясь протолкнуть в грудь воздух, но лёгкие будто слиплись, не пуская кислород. Кулак врезался в грудину, но не помогло - воздух исчез.
Зуб сполз по парте, выпучив глаза. Его лицо стремительно бледнело, а глаза выкатились из орбит, покраснев от обилия лопнувших каппиляров. Десны серо-белые, как высохшее на солнце трухлявое дерево.
Воздух ударил меня в спину. Толкнул, бросая прямо на Зуба, протащив по стульям коленями. Стекла брызнули мелкими осколками. Сладкий. Первый вдох был сладкий, как патока. Я вскочил, не чувствую боли. Адреналин разогнал кровь, притупил чувства.
- Больно! - орал Валик Семихватов. - Выньте его!
Глаза мазнуло красное пятно. Вытянутый осколок стекла вошёл в щеку парня, пустив кровь. Сам Валик побелел, как полотно. Секунда и к воплям парня добавился женский визг. Девчонки синхронно вцепились в парты, надрывая голосовые связки. Жаба Аркадьевна лежала на полу, дрыгая ногами.
Я мотнул головой. Что-то не так. Взгляд уцепился за соседний корпус - окна выбиты, но не это главное. Первый этаж наполовину утонул в белом песке. Я подошёл ближе. Под ногами захрустело стекло. Что!?
- Закройте ... пасти! - заорал я. Не может такого быть.
Пустыня. Все вокруг застилал океан белоснежного песка, на горизонте превращаясь в сверкающую белую полосу. До горизонта. Пустыня. Как мы оказались в гребаной пустыне!?