Маленькая незнакомка

Том не разговаривает со мной уже несколько недель.

Когда он злится на меня, он наказывает меня тем, что молчит рядом со мной. Когда мы завтракаем, обедаем или ужинаем, он не смотрит на меня, а когда мы выходим куда-нибудь на семейные праздники или вечера, он либо отменяет встречу, либо прячет лицо в телефоне.

Дверь на балкон он запирает каждую ночь, а в мою комнату вообще не пробирается.

Я не знаю, что делать.

Я пригласила Паркера, думая, что он хотя бы проберется в мою комнату, чтобы придушить его, но я просто неловко сидела рядом с Паркером и делала вид, что наслаждаюсь его обществом, пока этот наглый придурок рассказывал о своем семейном бизнесе и практически продавал себя мне, поскольку он знает, что мне все еще нужно выбирать между ним и Адамом. Том не появился. Если уж на то пошло, он стал еще более рассеянным.

Эбби хотела, чтобы я пошла на вечеринку в прошлые выходные, но я осталась дома в надежде, что Том напьётся и будет нуждаться во мне, нуждаться в том, чтобы я держала его в постели или даже смотреть, как я притворяюсь спящей, но, хотя я никуда не ушла, он не пришел.

Мой разум любит разыгрывать меня. Голоса говорят мне, что он сожалеет о том, что произошло в палатке, что ему противно смотреть, как его сестра мастурбирует, прежде чем попытаться ее поцеловать.

Но сегодня происходит мой самый страшный кошмар.

У Тома свидание.

Мой брат, который с вечности никем не интересуется, у которого никогда не было ни девушки, ни парня, который все свое время проводит в своей комнате, или курит на мотоцикле, или на вечеринках с друзьями и принимает наркотики, прямо сейчас идет на свидание с девушкой.

Я бы не сказала, что я собственница, но что-то в том, что он обнимает кого-то другого, меня настораживает. Я пытаюсь представить, как он смотрит, как кто-то другой трахает себя пальцами, и мой желудок сводит.

О чем они вообще будут говорить? Знает ли она язык жестов? Смогут ли они вести беседу? Будет ли она вежлива с ним, в отличие от того, как люди говорили за его спиной, когда он еще учился в школе?

Может быть, и не будет много разговоров...

Я зарылась головой в подушку, пытаясь прогнать мысли о том, что мой брат целуется, прикасается или спит с кем-то еще. Я знаю, что он уже в том возрасте, когда может заниматься такими вещами. Ведь он уже не в школе. Я вот-вот закончу школу - люди нашего возраста занимаются разными вещами.

Мы технически делали вещи. То, за что родители могли бы нас выгнать.

Я простонала про себя и взяла телефон, проверяя сообщения от друзей. Все либо учатся, либо встречаются со своими парнями. А я вот лежу в своей постели в девять часов и беспокоюсь о Томе.

Я открываю его сообщения. Он проигнорировал все мои сообщения, которые я отправляла с той ночи в палатке. Даже когда он лежал в спальном мешке рядом со мной, а я писала, что мне очень жаль, он игнорировал меня.

Я: Как проходит твое свидание?

И тут я бью себя по лбу. У него свидание - зачем мне вообще писать ему? Мама сказала мне это по секрету, так как увидела, что он одет более нарядно, чем обычно, и спросила, куда он идет.

Он сказал ей, что идет на свидание, и она была так счастлива. Во-первых, потому что он ответил ей впервые за несколько месяцев. А во-вторых, потому что ее сын шел на свое первое свидание.

Мне стало плохо, когда она пришла ко мне в комнату, чтобы сообщить об этом с самой большой ухмылкой на лице.

Я думаю, он специально рассказал ей об этом. Чтобы поиздеваться надо мной.

Но я же лицемерю, правда? Мама последние полгода заставляет меня ходить на свидания с мальчиками, которые либо хотят, чтобы им отсосали, либо хотят, чтобы их трахнули.

Встав с кровати, я пыхчу и оглядываю свою комнату. Я уже сделала стресс-уборку, моя форма для черлидинга готова, а спортивная сумка собрана. Даже мой туалетный столик, черт возьми, отполирован до блеска.

Я захожу в ванную и наполняю её, убедившись, что в ней много пузырьков. Затем я роюсь в книжном шкафу в поисках чего-нибудь зажигательного и останавливаюсь на романе и монстрах, от которого Том отмахнулся, обнаружив его однажды ночью на моей прикроватной тумбочке. Я снимаю с себя одежду, погружаюсь в тепло и упираюсь головой в подушку для ванны, нащупывая страницу, которую я случайно выделила.

Проходит час, в течение которого я молча переживаю о том, о чем мне не следует переживать, прежде чем я выхожу из ванны и обматываю тело полотенцем.

Вернув книгу на полку, я чуть не выронила ее из рук, когда обернулась и увидела Тома, сидящего у открытого окна с надвинутым капюшоном и сигаретой во рту.

— Какого черта? -шепчу я. — Ты меня напугал!

Раздвинув ноги, он упирается локтями в бедра и смотрит на меня, затягиваясь.

— Мама в соседней комнате, готовится к приему нового ребенка, - говорю я. — Она почувствует запах дыма.

Том не слушает, но поднимается на ноги. Он вдыхает полную грудь дыма, его глаза смотрят на меня, двигаясь по моему телу, пока ярко горит оранжевый кончик. Моя кожа нагревается, и я не знаю, то ли это от испуга, то ли от того, что он как тень стоит в моей темной комнате, но на меня накатывает волна покалывающего возбуждения. Я вспоминаю, как он смотрел на меня, когда я...

Я совершенно не могу чувствовать себя так.

Нет. Не по отношению к нему.

Ночь в палатке была ошибкой.

— Кстати, я нашла твои камеры. Я выбросила их в мусорку. Извращенец.

— Не все, - показывает он.

— Что?

Он прислоняется к моему окну, заслоняя меня, выдыхает еще больше дыма, и я не могу не думать о том, что включала в себя его ночь. Целовал ли он ее? Прикоснулся к ней? Знает ли он, как это сделать, учитывая, что у него нет никаких социальных навыков и он редко пытается общаться с кем-то, кроме меня? Он не прикасался ко мне интимно, но он хотел и пытался меня поцеловать. Может быть, он знает?

Черт возьми, мозг.

Я закрываю глаза и прижимаю руку ко лбу.

— Тебе нужно пойти в свою комнату. Мне нужно одеться.

Затем я опускаю руку.

— Ты не можешь игнорировать меня неделями, а потом просто вернуться в мою жизнь, Том. Это несправедливо.

Вместо того чтобы уйти, Том делает еще один выдох, на этот раз прямо в меня. Я не вздрагиваю, даже когда он делает шаг ко мне, но резко сглатываю, когда дыхание затрудняется.

— Меня больше не интересуют твоё отношение тяни-толкай. Ты не можешь выбирать, когда говорить со мной. Забирай свои другие скрытые камеры, иди в свою комнату и оставь меня в покое.

Он делает еще один шаг, заставляя меня отступить. Еще один, и еще, и вот уже мои колени ударяются о кровать, я сажусь на матрас, не сводя с него глаз.

Тепло между ног - это неправильно, мне не должно нравиться, как он смотрит на меня, как он подходит еще ближе, его одеколон заполняет все мои чувства и путает мысли.

Он нечего не показывает, и я не уверена, что он покажет, так как он стягивает капюшон, обнажая свои черные волосы, затем снимает мотоциклетные перчатки и бросает их на пол, оставаясь с сигаретой во рту. Я не курю - ненавижу это, но почему-то мне нравится, когда он курит.

На нем нет нарядной одежды, в которой он уехал.

Затушив сигарету о мой туалетный столик, он вытирает губы и бросает взгляд на дверь спальни. Я потуже затягиваю полотенце вокруг своего тела и почему-то говорю.

— Она заперта. Никто не сможет войти.

Мои соски твердеют под полотенцем. Я чувствую запах сандалового дерева на его одежде, смешанный с сигаретным дымом и воздухом улицы. Его щеки немного покраснели от того, что на улице холодно, и мне вдруг захотелось обхватить его своим телом, чтобы согреть его.

Я предаю себя, потому что злюсь на него за то, что он выгнал меня из своего пузыря, и в то же время хочу, чтобы он снова вполз в мою жизнь - я бы приняла его с распростертыми объятиями и...

Но тут он стягивает с себя толстовку и наклоняет голову к моим подушкам.

— Хочешь, чтобы я легла?

Том медленно кивает, снимая ботинки, его глаза не отрываются от моих, пока я жую губу и смотрю между ним и подушкой.

— Я в полотенце.

— Ты можешь его снять?

Задыхаясь, я качаю головой.

Он только пожимает плечами и переходит на противоположную сторону кровати, как будто он не был призраком в моей жизни в последнее время - на той стороне, на которой всегда спал, когда пробирался в мою комнату, чтобы обнять меня. Иногда я притворялась, что мне снятся кошмары, и посылала ему сообщение, чтобы он пришел обнять меня, пока я не засну, или шла к нему в комнату и спала, прижавшись к его груди, а он вдыхая запах моих волос, словно для него это наркотик. Пока он не отгородился от меня.

Разве это неправильно - чувствовать, что он предал меня, пойдя на это свидание? Не думаю, что кто-то из моих подруг поступает так со своими братьями.

Они точно не представляют, как трахаются с ними.

Но мне почему-то все равно. Мне все равно, что это запретно - хотеть лежать в его объятиях и чувствовать тепло его тела, хотеть смотреть на него, когда он еще не смотрит на меня, чувствовать бабочек, когда я слышу, как открывается мое окно или скрипит моя дверь, когда он протискивается в нее.

Я больна - больна от того, что хочу своего брата.

Том спускает одеяло, и я пробираюсь под него, не выпуская из рук полотенце. Мои голые ноги гладкие под тканью, и мое сердце замирает, когда он снимает ремень и стягивает свои байкерские штаны, оставаясь в одних трусах. У мамы в соседней комнате играет музыка - "One Way or Another" группы Until the Ribbon Breaks звучит громче, чем нужно, и она повторяет ее и выкрикивает слова, вероятно, используя кисточку в качестве микрофона.

Она иногда такая глупая. Я люблю свою маму.

Я не свожу глаз с Тома, его огромное присутствие меняет энергетику комнаты.

Надеюсь, он не видит, как сильно он на меня влияет - мой пульс бьется, а изо рта течет слюна, когда я пытаюсь беззвучно глотать. Мне кажется, что между ног у меня лужа.

Я должна быть в бешенстве, но сейчас я немного ослеплена. Завтра я снова разозлюсь и заставлю его извиниться за то, что он был мудаком по отношению ко мне в течение нескольких недель.

Мой клитор болит, когда я наблюдаю за движениями его тела. Он стягивает с себя футболку, обнажая свой скульптурный торс - пресс, над которым он работает каждый день, новые чернильные рисунки на груди и плече, ползущие вниз по бицепсу, - позолоченный луной, светящей в мое окно.

Он проскальзывает под одеяло и натягивает его на нас, а я крепче сжимаю полотенце, даже когда оно распахивается спереди, обнажая меня - но он не видит моей обнаженной кожи. Он не видит моих мурашек по всему телу, и, надеюсь, он не ликантроп и не способен учуять мое возбуждение, как это бывает в романтических книгах.

— Как прошло свидание? -спрашиваю я, надеясь, что в моем тоне нет ни капли ревности.

Прежде чем он успевает развести руками, я раздраженно качаю головой и выдавливаю из себя новые слова.

— И не думай, что, поговорив с тобой, я прощаю тебя за то, что ты вел себя как придурок. Если тебе нужно спать в моей постели, хорошо, но мы поговорим об этом завтра. Итак, да, как прошло свидание?

— Ты злишься на меня, - показывает он, констатируя чертовски очевидное.

— Совсем нет, - саркастически отвечаю я. — Как прошло твое свидание?

— Оно закончилось, как только началось, - показывает он, очень неловко, учитывая его позу. — Почему ты злишься на меня?

Он что, серьезно?

— Потому что ты не подпускаешь меня после того, что произошло в палатке, - говорю я, и румянец пробирается по моей шее и щекам. — Ты сказал, что не будешь ко мне прикасаться, а сам пытался меня поцеловать! -шиплю я, вскидывая руки вверх и забывая о своем полотенце. —А потом, пуф, ты исчез. Ни слова. Ты не приходил в мою комнату, и мне было очень одиноко. Я смотрю на него и слышу тихий смешок, когда он ухмыляется.

— Почему ты смеешься надо мной?

— Ты милая, когда злишься.

Он вздыхает, и я скрещиваю руки на одеяле.

— Что ты имеешь в виду, говоря "все закончилось, как только началось"?

— Я не... - Его руки замирают, глаза изучают мое лицо, прежде чем он продолжает. — Опытный.

— Лжец, - огрызаюсь я. — Ты не выглядел неопытным в палатке со мной. На самом деле, ты, кажется, точно знал, чего хочешь.

— От тебя, да, - говорит он. — Я чувствовал себя комфортно только с тобой.

— О, - говорю я, сведя брови вместе. — Ты хотя бы поцеловал ее?

Эти слова как яд на языке, и я внутренне прошу, нет... умоляю, чтобы он этого не делал. Но у меня нет причин раздражаться, если он это сделал. Опять лицемерие, ведь мне приходилось встречаться с Паркером и Адамом.

— Нет,- показывает он. — В этом у меня тоже нет опыта.

— Ты раньше ни с кем не целовался?

Он качает головой, и я сажусь, прижимая одеяло к груди.

— Но ты пытался меня поцеловать.

— Какую часть того, что я чувствую себя комфортно рядом только с тобой, ты не понимаешь? Ты целовала кого-нибудь раньше?

Поразмыслив, стоит ли отвечать правдиво или нет, я решаю, что честность - это главное. Я киваю, и в его глазах вспыхивает что-то опасное.

— Не понимаю, почему это тебя шокирует. Ты что, забыл, что мама уже несколько месяцев посылает меня на свидания?

Его челюсть не двигается, и я могу поклясться, что на секунду он начинает злиться, прежде чем выражение его лица смягчается — Ты можешь показать мне, как?

Я моргаю.

— Показать тебе, как целоваться?

Он медленно опускает подбородок к груди, кивая.

— Разве ты не слышал, что я сказала о ситуации с палаткой? Я твоя сестра, - шепчу я, вспоминая, что мама в соседней комнате настраивает песню на тихий лад. — У нас были бы большие проблемы с родителями.

— Никому не нужно знать. Я умолчал о том, что произошло в палатке, и обо всех тех случаях, когда мы спали в одной постели.

— Но это неправильно.

— И что?

Мое тело горит от предвкушения, хотя я борюсь с этим. Он так близко, и от этой близости в легких становится тяжело, когда его взгляд опускается к моему рту, а затем постепенно поднимается обратно к глазам.

— Меня устроит только то, что ты научишь меня этому.

— Ты что, издеваешься надо мной?

Ухмыляясь, он качает головой.

— Ты обещаешь никому не говорить?

Он поднимает свой мизинец между нами, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы подавить улыбку, когда мой мизинец обхватывает его. От прикосновения нашей кожи электрический разряд пробегает по руке, спускается по груди, останавливается между ног, и я стараюсь выровнять дыхание, не отпуская мизинцы и подаваясь вперед, не забывая свободной рукой поправить полотенце, чтобы прикрыться.

Том намного крупнее меня, как по мускулам, так и по росту, поэтому он всегда доминирует надо мной, когда мы обнимаемся в постели - он идеальная большая ложка (Человек, который обнимает другого - это большая ложка). Но это совсем другое. Это не лежание в его объятиях и борьба с моими демонами, не просмотр фильма, когда его колено случайно ударяется о мое, не ношение меня на спине, когда мы прыгаем по воде в бассейне или на пляже во время отпуска.

Это нечто большее - я никогда не знала, что мне нужно от него большее.

Я опираюсь на одну прямую руку, когда он ложится на спину, так что мое тело наполовину нависает над ним.

— Ты уверен? Тебя не беспокоит, что мы брат и сестра?

Глупый вопрос. Он поднимает бровь в ответ.

— Перестань так говорить.

Мои волосы падают мне на лицо, достаточно длинные, чтобы он намотал локон на палец и слегка потянул, придвигая меня ближе к себе, отчего мои голые ноги прижимаются к его ногам, вызывая покалывание в позвоночнике и нагревая щеки.

— Помнишь, мама запрещала нам целоваться в губы, когда мы были младше? Ты говорил, что нам можно, потому что мы братья и сестры, но из-за этого у нас были неприятности. Это, несомненно, доставит нам еще больше неприятностей.

Он поцеловал меня, когда я сидела за пианино, нежно чмокнул, и мы всегда так делали, особенно ночью, перед сном. Я всегда считала это нормальным, пока однажды, когда мы играли с мамой и папой в настольную игру, я не прижалась к его рту, радуясь нашей победе, и наши родители не вышли из себя. Но Том ничего мне не отвечает, он просто играет с моими волосами, поднося их к носу, чтобы вдохнуть клубничный аромат, как он всегда это делает. Он просто очарован моими волосами - ему постоянно нужно их трогать, нюхать, играть с ними.

Я знаю, что эти маленькие взаимодействия неправильны, но это не мешает мне наслаждаться ими.

Он чуть сильнее тянет меня за волосы, заставляя опустить свое тело к его телу, и мы оба дышим одним и тем же воздухом, когда мои нервы сдают. Я облизываю губы, чтобы убедиться, что они не пересохли.

— Том, - шепчу я, мое тело начинает дрожать.

— Ты уверен?

Он поднимает руку ко рту и сжимает пальцы. На языке жестов это означает "заткнись".

Снова посмотрев на дверь, чтобы убедиться, что тень нашей матери не притаилась и не наблюдает за нами, я сдвигаю бедра ближе к нему, опускаю лицо и стараюсь не думать об этом. Палец Тома перестает перебирать мои волосы, и он задерживает дыхание, момент затягивается, мой разум кричит мне, чтобы я остановилась и ушла одновременно.

Я опускаюсь еще ниже, наши носы сталкиваются, затем слегка наклоняю голову и прижимаюсь к его рту.

В тот момент, когда наши губы соприкасаются, мир перестает вращаться, сердце перестает биться, а мысли о том, что я извращенка, извращенка, извращенка, останавливаются.

Я мягко захватываю его рот, показывая ему, как целовать целомудренно, не так, как мы делали, когда были детьми. Он копирует меня. Когда я целую его нижнюю губу, он нежно целует мою верхнюю. Я посасываю пухлую мякоть его нижней губы, ощущая слабый привкус жевательной резинки и сигарет, скребу зубами по ней, отстраняясь, чтобы посмотреть на него. Его зрачки приобрели более темный оттенок голубого. — Я могу продолжать?

— Тебе пока нельзя останавливаться, - показывает он, его сонный взгляд полуприкрытых глаз переходит на мой рот. — Продолжай, сестренка.

Наши лица снова оказываются в миллиметрах друг от друга, наши носы соприкасаются, когда мы боремся за воздух, и я обхватываю пальцами его запястье.

— Положи руку сюда, - говорю я, прикладывая ее к своей щеке. — А еще можно положить руки на бедра или на волосы. Люди любят прикосновения, особенно когда их целуют.

Он отдергивает руку, и я замираю, думая, что сделала что-то не так, но затем он двигает обеими, чтобы пообщаться со мной.

— Что тебе нравится?

Мои губы шевелятся, но из них не вырывается ни звука; я все еще нахожусь на седьмом небе от счастья, от этого момента.

Разврат, который сейчас творится в моей голове... Мне нравятся вещи, которые не одобряются. У меня есть фантазии, к которым я возвращаюсь снова и снова, и у моего преследователя всегда одно и то же лицо.

Я смотрю прямо на него.

Но тут же срываюсь с места и снова беру его руку, его глаза следят за моими движениями, когда я кладу ее себе на шею, надавливая на пальцы так, что они сжимаются вокруг моего тонкого горла. Достаточно, чтобы мне захотелось сжать бедра вместе от того, насколько велика его рука, и от того, как расширяются его зрачки; от того, как он сжимает челюсти и сужает захват.

— Мне нравится, когда меня душат, - признаюсь я, чувствуя себя с ним гораздо комфортнее, чем с кем-либо другим. — Мне нравятся грубые поцелуи, которые причиняют боль. Я вскрикнула, когда он повалил меня на спину и впился своим ртом в мой рот - его хватка на моем горле была достаточно сильной, чтобы я перестала дышать и увидела звезды за веками.

Мои губы раздвигаются, и ему не нужны уроки, как просовывать свой язык в мой рот, как сосать и поглощать меня. Он целует меня так, будто я принадлежу ему, будто я принадлежу ему с тех пор, как мне было семь, а ему - восемь. Я хриплю ему в рот, ощущая вкус мяты, дыма и его самого. Его зубы щиплют мои губы, и его хватка становится все крепче.

Нуждаясь в большем, я обхватываю ногами его бедра; полотенце создает между нами раздражающую преграду, но я все равно чувствую, как его твердая длина упирается мне в бедро.

Он еще сильнее впивается в мои губы, посасывает мой язык и свободной рукой прижимает мои руки к подушке. Он захватывает обе руки в один захват, а второй лишает меня воздуха, отчего голова начинает кружиться.

Сколько раз я представляла себе, как Том делает это, когда я была с кем-то другим, мне даже неловко. Целуя кого-то, я обманывала свой разум, заставляя его верить, что это мой брат, каждое прикосновение, лизание, посасывание и то, как мой оргазм пронесся через меня, - все это было для него.

У меня есть болезнь. И обычно кто-то пытается лечить ее или найти способы помочь, но единственное, чего я хочу, - это чтобы Том стянул с себя трусы, и я смогла почувствовать его внутри себя.

Это безумие, учитывая, что для него это всего лишь тренировка.

Как только нижняя часть его члена коснулась моей ноющей киски, я застонала и сжала руки в кулаки, впиваясь зубами в его губы и заставляя его истекать кровью - медный вкус наполнил мой рот. Я снова стону, и Том отстраняется, глядя на меня сверху вниз, продолжая водить своим членом по моему ядру. По его подбородку стекает тонкая струйка крови, и он похож на психопата, его глаза горят, когда он еще сильнее насаживает член и трется о меня.

Ему приходится отпустить мое горло и закрыть мне рот ладонью, чтобы я не оповестила нашу маму о том, что ее сын доводит ее дочь до оргазма, просто трахая ее через чертово полотенце.

Я закатываю глаза, когда он продолжает, и стону в его руку, встречая каждый толчок его бедер и напрягаясь всем телом, когда мой кайф нарастает, мой позвоночник скручивается, а наматывающиеся ощущения обжигают глубоко внутри. Я почти кричу, когда он впивается зубами в мою шею, мой потолок расплывается и теряет фокус от боли, удовольствия и почти потери сознания от его крепкой хватки.

Прежде чем я успеваю достичь оргазма, он снова переворачивает нас, и полотенце полностью сползает с моего тела. Обнаженная и очень мокрая, я сижу у него на коленях, ухватившись за его черные волосы, и снова прижимаюсь губами к его губам, а его руки исследуют мое тело - трогают, хватают, ласкают мои бедра, когда я рассеянно покачиваю ими вперед.

Несмотря на свою неопытность, он знает, как заставить меня чувствовать себя так, словно я падаю с чертовой скалы, просто целуя меня, ощущая его твердость через боксеры, ища трение, от которого я была так близка к извержению несколько секунд назад.

Его порывистое дыхание было бы слышно, если бы он не решил держать свой голос при себе. При каждом движении бедер я чувствую тихие стоны, руки, обхватывающие меня, и твердеющий член.

Он так реагирует на меня; на все, что я делаю с ним, он отвечает взаимностью, следуя моим указаниям, когда я задыхаюсь во рту и перебираю его чёрные косички. Он сжимает в кулак мои волосы на затылке и притягивает меня к себе, его пальцы скользят к моему затылку и удерживают меня там.

Я должна остановиться - я его сестра. Мы брат и сестра, кровные или нет, мы - дети Каулитц, и мы не должны совокупляться, но наши языки переплетаются, пробуя и поглощая друг друга, как будто мы - любимое блюдо друг друга.

Но вопреки всем тревожным звонкам в моей голове, мне нужно больше… я хочу большего.

Его рот соединяется с моим горлом, заменяя его руку, и я стону.

— Я могу показать тебе, как это делается, - говорю я, хватаю его руку и тяну ее вниз между нами, раздвигаю пальцы, затем прижимаю два из них к моему клитору и кружу.

Он останавливается, целуя мою шею, отрывает свой рот от моей шершавой кожи и смотрит вниз, наблюдая за тем, как он теребит мое чувствительное место.

— Ты делал это раньше? - спрашиваю я, потому что он быстро осваивает технику, но он качает головой, наблюдая за своими пальцами.

— Девушкам это нравится, - вздыхаю я. — Делай это, пока целуешь их. Если ты сделаешь это правильно, ты можешь заставить девушку кончить на твои пальцы.

Из моего рта вырывается хныканье.

— Блять, да. Вот так, Том. Он кивает раз, два, смачивая губы, наблюдая за своими пальцами. Том хватает меня за горло другой рукой и тянет вперед, лишая воздуха, пока его язык перебирает мои губы. Его прикосновения не нежны - даже не слегка. Он надавливает сильнее, кружа все быстрее, и я дрожу над ним, хныча в его рот.

— Быстрее, - стону я. — Ты так хорошо справляешься.

Слюни капают из наших ртов, попадая прямо туда, где его пальцы сводят меня с ума, заставляя меня обливаться потом и кружить быстрее.

— Том, - задыхаюсь я в его губы. — Ты делаешь меня такой мокрой.

Я трусь о его пальцы, когда они скользят по моему входу, мокрая, нуждающаяся в прикосновениях. Том испускает резкий вздох, который, как я могу предположить, был бы глубоким стоном, если бы он использовал свой голос, когда я прижимаюсь к нему, заставляя его пальцы проникать внутрь. Его член все еще скрыт в боксерах, но уже полностью обмяк и снова стал твердым, когда он вводит еще один палец внутрь и упирается головкой члена в щель моей задницы. Я хочу прикоснуться к нему, но ему не нужен урок, как быть нежным, он хочет, чтобы я научила его, как делать что-то с кем-то другим.

Придушенный стон, который я издаю, обрывается, и когда другой грозит вырваться наружу, Том так сильно сжимает мое горло, что из него не выходит ни звука. Мамина музыка звучит как можно громче, и я всасываю язык брата, пока он трахает меня пальцами, а его член трется о мою попку.

Он отстраняется, его руки заняты, и он выглядит так, будто хочет что-то сказать мне, но когда он освобождает мое горло, ему трудно подать жесть одной рукой, поэтому он стискивает зубы и рывком возвращает мой рот к своему, схватив меня за затылок. От силы обладания моя ладонь ударяется о перегородку над его головой, отчего поверхность сотрясается, а одна из моих фоторамок падает на пол. — Черт, - задыхаюсь я. — Продолжай.

Я замираю, когда через минуту раздается стук в дверь.

— Дорогая? Ты там в порядке?

Я пытаюсь слезть с Тома, но он держит меня за волосы, отталкивая назад настолько, что может взять один из моих сосков в рот, погружая пальцы до костяшек и сгибая их, пока он сосет.

Все, что я могу сделать, это прикусить губу, разрывая кожу, чтобы не закричать.

Она снова стучит и трясет ручку, мое сердце замирает в груди, когда он переходит к другому соску, впиваясь в него зубами так, что становится больно - но от боли я становлюсь еще более влажной, вкус моей собственной крови во рту смешивается с его пальцами, трахающими меня, его членом, трущимся о мою задницу - я взрываюсь.

Я кончаю на его пальцы, и в основании моего позвоночника покалывает, а перед глазами появляются черные точки, когда моя киска снова и снова сжимает его пальцы, мои соски становятся твердыми в его влажном рту, тугими и болезненными, когда я дохожу до пика оргазма.

Том вынимает сосок изо рта и нежно целует меня, оставляя пальцы внутри, пока я бьюсь в конвульсиях, сжимая их с каждым толчком. Его язык проникает в мой рот, и я целую его в ответ. Медленно, чувственно, с паузами, пытаясь отдышаться.

Я прижимаюсь к его груди и откидываюсь назад, создавая небольшое расстояние между нами, так как он смотрит на меня пьяным взглядом и пухлыми от поцелуев губами.

— Нет, я думаю, она ушла с Паркером. Я позвоню его родителям и скажу им, что мы готовим их к браку по расчету, а не к тому, чтобы трахаться в любое время суток. К тому же, она была с Адамом в прошлые выходные, помнишь? Я должна была пойти и купить ей таблетку на утро.

Чёрт.