Часть 17
Прошли сутки с тех пор, как Шу оставил меня одну в башне. На полу расставлены мышеловки и штук пять-шесть медвежьих капканов. Если хорошо постараться, то я не попаду в ловушку, которую ставят, для того чтобы поймать крупного зверя.
Жар не хотел отступать, поэтому пришлось укутаться в вязаное покрывало и дрожать, как осиновый лист. Температура сопровождалась диким кашлем, с помощью которого легкие могли сказать «пока» обители и отправиться восвояси.
— Дождусь утра: при свете будет легче идти, — дрожащими губами я говорила сама с собой, ибо больше собеседников на ближайшую жизнь не намечалось.
***
Сон был беспокойным: почти всю ночь я просыпалась от кошмаров, жуткого кашля и холода.
Кажется, дождь наконец закончился. Яркие лучи солнца разбудили меня сразу же, как оно взошло. Сейчас я могла бы гулять на свежем воздухе, наслаждаясь теплом. За что он так со мной? Это наказание явно не за смерть той жертвы. Лучше бы тогда отплатил тем же, чтобы никто из нас не мучился.
Оторвав голову от подушки, меня резко дернуло обратно. Веки были налиты свинцом — разлепить трудно. Слабость из-за болезни дает о себе знать. Полнейшая апатия захватила мое сознание. Тело просит удовлетворить его потребности, а внутреннему миру похуй. Головой я понимаю, что это необходимо, потому что я человек и без еды и воды подохну, но в то же время какая-то часть меня была рада такому исходу. Да, это будет ужасная и мучительная смерть, но я смогу отправиться на покой.
— А как же родители? — внутренний голос пытался завести диалог. — О них ты подумала?
— Я не вернусь, иначе Шу убьет их, не задумываясь.
— Эгоистка. Так быстро сдаешься? Мне смотреть на тебя противно, бесхребетное тупое существо.
— Тебя не заставляют.
Все вокруг кажется серым и безжизненным. Яркие лучи солнца и стоящие вдалеке деревья угнетают своей бесцветностью. Я так хочу забыться и уйти, хотя бы ненадолго оторваться от ноющего тела, так активно выпрашивающего еду и лекарства. Погодите…а куда мне идти с душой, расколотой на миллиарды кусочков?
Никуда.
Я так и останусь здесь, в высокой башне, с кучей ловушек на полу и мыслями о суициде.
Саморазрушение стало моим хобби. Кстати, познакомьтесь, еще один смертельный грех. И того я насчитала…овердохуя. Если Бог есть, то он знает, что меня вынудили жить так, как я живу сейчас. Знает же?!
Я могла бы спасти свою жизнь, сказав искренне те три слова в его адрес, за которыми он так гонится. Могла бы, но я не люблю это дикое животное, и не смогу полюбить. Единственное чувство, испытываемое к этому дому, обитателям и собственной жизни — ненависть. Она одна помогает держаться на плаву в несправедливом мире, хоть и берет за свои услуги высокую цену: пожирает меня изнутри.
Ненависть — дитя разочарования. Я разочаровалась во всем, абсолютно во всем.
— Ты мне отвратительна. Сдаешься, даже не попробовав что-то сделать. Ничтожество, — а он все говорил и говорил, не затыкаясь, — если сдашься, долго не проживешь здесь. Тебе нужно выбраться отсюда. Мы сбежим и начнем новую жизнь.
— Какой в этом смысл? У меня ничего не осталось.
— У тебя есть ты. Рассчитывай только на себя, и ты добьешься своего.
— Заткнись, и слышать ничего не хочу.
— Уйдешь — мучения кончатся, останешься — будешь медленно увядать, словно та роза, — я перевела взгляд на кофейный столик с вазой, в которой до сих пор стояла сухая белая роза, — выбор за тобой.
— Затрахал.
Я медленными движениями подняла туловище. Нужно все делать очень аккуратно, иначе я уже не встану.
Пять, десять минут тишины, и я спускаю ноги с кровати, ставя их на использованную мышеловку. Палец на ноге не болел, единственное свидетельство его столкновения с ловушкой — припухлость синеватого оттенка. Если я расчищу немного пространства, то смогу передвигать оружия против крыс, не наступая на них. Здесь определенно какой-то подвох: слишком мало увечий в этот раз. Или он за дуру меня держит? В любом случае, медвежьи капканы я безоговорочно должна обойти, иначе точно здесь скончаюсь, только от потери крови.
Наклоняюсь вниз, чтобы перейти к выполнению плана, как меня тянет на пол из-за потери координации.
Один щелчок, два, три, четыре…
Я машинально закрыла руками голову, чтобы, в случае чего, пострадали именно они. Картина перед глазами расплывалась: никак не могла сфокусировать взгляд. Кожу на ногах нещадно щипали маленькие орудия, в то время, как спину прикрывало покрывало, доставляя меньше боли. Повернув голову в сторону, я обнаружила, что лежу всего в паре сантиметров от капкана.
«Решил сыграть на моем состоянии? Сученыш!»
Глубокий вдох. Опираясь руками на пустой каменный пол, я принялась отцеплять от себя «прилипалы». Учитывая гиперчувствительность тела из-за температуры, все оказалось не так просто, как могло показаться на первый взгляд.
Чертовски больно. Мышеловка за мышеловкой отправлялась в дальний угол комнаты, сопровождаемая судорожным полукриком-полурычанием.
Расчистив таким образом небольшое пространство для ходьбы, я с трудом привстала на полусогнутых ногах, расчищая путь дальше, попутно обходя большие ловушки.
— Ты сильная, ты справишься. Показать ему слабость — значит, проиграть и предать все, что ты так любишь.
Это было слишком просто. Что-то здесь определенно не так.Опираясь на стену, я спускалась по лестнице в темноту. Входная дверь, видимо, была закрыта, раз на первом этаже нет даже намека на маленькую полоску дневного света. Надеюсь, не на замок.
Каждый шаг давался с трудом. Голова гудела, кашель «разрывал» легкие, тело горело из-за повешенной температуры. Я до безумия была голодна.
Ускорить шаг и забыть о безопасности, чуть почуяв каплю свободы, — главная ошибка, совершенная мною в то время.
Проходя последний оборот лестницы, я уткнулась в беспросветную тьму.
Место нахождение главного входа помнила, значит, нужно быстрее выбираться отсюда.
Последняя ступенька. Я опускаю ногу, и по башне разносится душераздирающий крик. Это был капкан. Металлические шипы, как сотня оголодавших хищников, впились в голень, по-моему, пробивая кость насквозь.
От столь внезапной боли в глазах потемнело, тело упало на холодный пол. Пытаясь отцепить опасный предмет от ноги, я доставляла себе еще больше непреодолимой боли. Собственный крик закладывал уши, первая стадия болевого шока пришла незамедлительно. Кровь вытекала из раны в неизмеримом количестве, я чувствовала это. Она распространялась по полу, окружая тело, бьющееся в агонии, пропитывала покрывало и одежду.
Кажется, прошла целая вечность. Наступила вторая стадия. Давление снизилось до критических цифр: реакция была заторможена, сердце билось с невероятной скоростью. Рвота не заставила себя ждать. Я повернула голову набок, дабы не захлебнуться в собственном желудочном соке. Ногу разрывало от непереносимой боли, но, лежа в прострации, я перестала кричать и хоть как-то реагировать на внешний мир. Тусклые зрачки были устремлены куда-то перед собой во тьму. Тело периодически дергалось в судорогах, пока сознание полностью не отключилось.
«Кажется, Смерть все-таки решила навестить меня сегодня…»