Преследуя Аделин

Глава 15
Манипулятор
Я застыла под его пристальным взглядом. Могу только представить себе выражение моего лица в этот момент.
Над моей кроватью приглушенным светом горит бра. Этого достаточно, чтобы я могла хорошенько его разглядеть. Одет во все черное. Кожаные ботинки, джинсы, плотно обтягивающие широкие бедра, и соответствующая толстовка, которая кажется слишком маленькой из-за того, что сильно его обтягивает.
Тем не менее, я не вижу его лица – из-за этого проклятого капюшона.
Мой язык высовывается изо рта, смачивая пересохшие губы.
– Сними капюшон, – с легкой дрожью в голосе говорю я.
Он не двигается. И ничего не говорит.
Под моим страхом начинает нарастать гнев.
– Ты же хотел, чтобы я тебя нашла, котеночек. Я нашла. Так что снимай свой гребаный капюшон и покажи мне свое лицо, – требую я, мой голос становится все выше, вместе с гневом.
На его губах появляется коварная улыбка, когда он слышит свое новое прозвище. Он думает, что это игра в кошки-мышки. Что ж, если он хочет поиздеваться надо мной, давая мне клички, будет справедливо, если я буду отвечать тем же.
Он медленно поднимает руку и стягивает с головы капюшон, нож в его руке сверкает, словно насмешка. У меня тоже есть нож.
Все торжество, которое я испытала от своей маленькой колкости, тает, как масло на раскаленной сковородке.
А страх, который я ощущала, увеличивается втрое. Его лицо… не похоже ни на одно из тех, что я видела. Но в том-то и дело, что мне уже доводилось видеть его раньше. Его выдают разные глаза.
В том книжном магазине я видела только часть его лица. Тогда он показался мне в меру притягательным. Но теперь, когда я вижу все части как единое целое, он выглядит ужасающим.
Его правый глаз темнее полуночного неба, тогда как другой – полная его противоположность, настолько лишенный цвета, что практически белый. Начинающийся от середины его лба и проходящий прямо через белый глаз до середины щеки шрам – это то, что я не могу забыть с тех самых пор, как увидела его в книжном магазине.
Несмотря на все уродство шрама, он только подчеркивает его необыкновенную красоту. Линия его челюсти настолько резкая, что он мог бы огранять ею бриллианты. Прямой, аристократический нос. Полные губы. И черные волосы, короткие и все же достаточно длинные, чтобы пропустить сквозь них пальцы.
Это неправильно. Очень неправильно.
Мой преследователь не должен меня привлекать.
Его присутствие настолько подавляет, что кажется, будто ростом он по меньшей мере метра три, а его тень ползет по потолку, направляясь ко мне. Комната кажется крошечной, когда в ней находится он. Я сама чувствую себя крошечной, когда он здесь.
Он делает ко мне шаг; на его лице все еще остается едва заметная ухмылка – один легкий изгиб губ.
Делаю шаг назад. Мои инстинкты наконец-то ведут себя так, как им полагается, и этот шаг – мой первый умный шаг за эту ночь.
– Неужто кот завладел твоим язычком, мышонок?
На мгновение я закрываю глаза. Его голос омывает меня, оставляя после себя мурашки на коже. Он так же глубок, как и его черный глаз.
Я снова сглатываю, едва не подавившись. Ощущение, будто мой язык раздулся вдвое.
– Чего ты от меня хочешь? – выдавливаю я.
Он приближается ко мне. Моя спина напрягается, но, несмотря на потоки страха, бурлящие через клапаны моего сердца, я остаюсь на месте. Когда он подойдет достаточно близко, я воткну в него нож.
Целься в горло, Адди.
Мои глаза встречаются с его глазами, и мысли покидают меня. Он прижимается всем своим телом к моему. Бесстыдно. Беззастенчиво. Безо всяких «давай я угощу тебя выпивкой, прежде чем прижмусь к тебе своей мужской грудью».
От такой смелости я чуть не прикусываю язык от удивления.
Проходит несколько секунд, прежде чем мое тело становится способным двигаться. Я собираюсь замахнуться на него ножом, не успев подумать о том, что делаю, однако, пытаясь поднять руку, встречаю сопротивление.
Я в замешательстве смотрю вниз и вижу, что лезвие ножа обхватила его ничем не защищенная рука. На его ладони выступает кровь, и тоненькая струйка крови стекает прямо ко мне.
Я судорожно вдыхаю, мои глаза расширяются и снова обращаются к нему. В его глазах нет ни следа боли. Ни малейшего проблеска.
Он одним рывком вырывает лезвие его из моей слабой хватки и не глядя зашвыривает нож за спину.
Нож с громким стуком ударяется обо что-то и падает на пол, отдаваясь в тихой комнате вибрирующим звуком. Тишину, окружающую нас, не нарушает ничто, кроме моего тяжелого дыхания. Его присутствие – это вихрь, неуклонно уничтожающий кислород в комнате и в моем мозгу в том числе.
Потому что я не могу мыслить здраво, когда его тело так близко к моему. Страх плотно обволакивает меня, обращая мое тело в камень. Я бесполезна. Бессильна. Все в моей голове бушует против невозможности бороться, мои инстинкты выживания говорят мне делать хоть что-нибудь, но тело отказывается двигаться.
И тут его окровавленная рука обхватывает мою шею и снова прижимает мое тело к своему. Я содрогаюсь от ощущения, что с его руки стекает эссенция его жизни. Кровь, словно угрожающие пальцы, ползет по моему позвоночнику, окрашивая мою кожу и ставя на ней клеймо.
К моему ужасу, он поднимает другую руку, в которой все еще держит нож – выглядящий гораздо более устрашающим, чем был мой, – и подносит острие лезвия к моему подбородку.
Он надавливает, чтобы заставить мой подбородок подняться выше, и металл вгрызается в мою кожу. Легкий изгиб его губ останавливает дыхание в моих легких. Это действие говорит о чем-то пугающем. О чем-то обрекающем меня.
– Вблизи ты еще прекраснее, – бормочет он, впиваясь своими порочными глазами в мое лицо.
Я хмурюсь и упираюсь руками в его грудь, не обращая внимания на скрывающуюся под его плотью чистую сталь, и пытаюсь оттолкнуть его. Но он не поддается, его зубы обнажаются в рычании.
На глазах у меня выступают слезы, а отчаяние – растет.
– Пожалуйста, просто уйди. Я… я не хочу, чтобы ты был здесь. Я не хочу тебя. Оставь меня в покое, – умоляю я. Мне хочется запустить руку в грудь, выдернуть оттуда свою гордость и выбросить ее на пол. Но в этот самый момент мне плевать на свою гордость.
Я просто хочу, чтобы этот человек, мать его, ушел.
Он прижимается еще ближе.
– Будешь плакать, Адди? – дразнит он. Мои руки все еще лежат на его груди. Его сердце бешено колотится под моими ладонями, что заставляет меня задуматься. Если бы я ничего о нем не знала, то решила бы, что он не так уж и безучастен, каким пытается казаться.
– Нет, – вру я.
У меня точно не возникнет никаких сложностей с тем, чтобы выплакать все глаза после его ухода. Но я отказываюсь проявлять перед ним еще одну слабость.
Он одаривает меня дикой, зубастой улыбкой, убирает лезвие от моего подбородка и руку с моей шеи.
Когда он отступает, я чувствую смесь холода и облегчения. Но он тут же возвращается.
Его взгляд приковывает меня к месту, когда он подходит ко мне вплотную, моя рука снова касается его груди. От него пахнет кожей и дымом. Это пьянит. Он пьянит.
У страха есть вкус. Едкого жженого металла. От него немеет язык. И не только язык, но и все мое существо.
Мне очень, очень страшно.
Но в то же время я так… поглощена им.
Я держу голову прямо, не спуская с него глаз. Он наклоняется ко мне, наваливаясь на меня всем своим весом. Я борюсь с его силой. Вместо того, чтобы оттолкнуть его, я погружаюсь в него. Его горячее дыхание обжигает мою кожу, когда он обводит губами внешний край моего уха. По моему позвоночнику опять пробегает дрожь.
– Я хочу поглотить тебя без остатка, – шепчет он.
Мои губы дрожат. Я закусываю предательскую губу зубами, только бы она перестала выдавать мою слабость. Когда я решаюсь взглянуть на него, его глаза устремлены на мой рот.
– Ты здесь, чтобы убить меня? – тихо спрашиваю я, изо всех сил стараясь подавить дрожь, пробирающую мое тело.
Мне это не удается.
Медленно он качает головой.
– Зачем мне это делать?
Я не совсем понимаю, как на это ответить. Он продолжает:
– Я бы не стал убивать тебя, мышонок. Я хочу оставить тебя себе.
– А если я не хочу?
Он улыбается.
– Ты захочешь.
Я открываю рот, готовая поведать ему о том, где я видела его мать, но слова замирают у меня на языке, когда он протягивает руку и проводит по моей нижней губе своим большим пальцем.
– Ммм, – с наслаждением рычит он. – Вот что сейчас произойдет. Я дам тебе еще раз убежать и спрятаться от меня. Если я тебя найду, то ты получишь свое наказание. Но если нет, то ты избежишь его, и я уйду.
Я зажмуриваю глаза, сквозь мою истерику пробивается маленькая ниточка надежды. Я знаю этот дом как свои пять пальцев. Я отлично знаю, где можно спрятаться.
Внизу есть еще две спальни. В одной из них есть крошечный уголок в глубинах шкафа. Я едва умещусь в нем, но, когда мы с бабушкой играли в прятки, я всегда пряталась там.
– Идет, – шепчу я. – Как долго ты будешь искать меня, прежде чем я выиграю?
Он улыбается.
– Я дам тебе пять минут, прежде чем твоя задница окажется перегнутой через мое колено.
Я отшатываюсь от его лица, рассерженная. Он меня отпускает, но улыбка на его лице становится шире.
– Время пошло, Аделин. Лучше бы тебе поторопиться.
Я не медлю ни секунды. Развернувшись, выбегаю из комнаты и захлопываю за собой дверь. Я не могу не заметить радости на его лице, пока он наблюдает за мной, но я не позволяю себе беспокоиться об этом.
Несусь прямиком к лестнице, стараясь не слишком шуметь, пока мои маленькие ножки с ужасающей скоростью несут меня вниз по ступенькам. Я едва не падаю лицом вперед с лестницы, с трудом успев зацепиться за перила, и не даю вырваться наружу громкому писку.
Меня тошнит от адреналина и страха, они гложут мои нервы.
Повернув налево, попадаю в коридор и проскальзываю в первую спальню как раз в тот момент, когда наверху раздаются тяжелые шаги.
Мое сердце колотится невероятно быстро, а руки яростно дрожат, пока я открываю дверцу шкафа. От моей неуклюжести металл дребезжит. Легкий, пустяковый звук, который словно гром прокатывается по всем стенам дома.
Сделав глубокий вдох, я заставляю свое тело замедлиться, закрываю за собой дверцу шкафа и торопливо ныряю в уголок.
Я в панике.
В груди щемит, и у меня возникает странное желание закашляться. Возможно, это оттого, что мое горло пересохло и постоянно сжимается. Мне хочется вцепиться в шею ногтями, чтобы заставить мышцы раскрыться и впустить кислород, в котором я так отчаянно нуждаюсь.
Это все в твоей голове. Дыши, Адди, дыши. Он не найдет тебя здесь. Бабушка ни разу не нашла.
Его шаги наверху исчезают, а значит, скорее всего, он спустился вниз. Я сильно закусываю губу, и мой рот заполняет терпкая медь. И все же я продолжаю кусать.
До меня доносятся шаркающие и отчетливые шаги. Текут минуты, и мое дыхание начинает успокаиваться.
Но затем я слышу, как медленно открывается дверь, и мое дыхание сбивается. Я зажимаю рот рукой, не давая себе испустить ни звука, даже если это убьет меня буквально.
Дверь шкафа открывается, и крошечное пространство заполняет его запах. Кожа. Намек на дым. И что-то еще. Что-то, от чего я закатила бы глаза, если бы сейчас не было так чертовски душно.
– Теперь ты можешь вылезать, детка, – выдыхает он, и его голос звучит хрипло и глубоко.
О нет. Нет, нет, нет.
Я не двигаюсь с места, надеясь, что он просто блефует.
– Я чувствую твой запах, – произносит он. И если это не самая жуткая вещь, которую я когда-либо слышала, то я не знаю, что может быть еще страшнее.
Рискнув выглянуть из-за угла, я вижу, что он стоит у двери шкафа. В мою сторону он не смотрит. Его голова опущена, он пристально вглядывается в какую-то точку на полу.
– У тебя десять секунд, прежде чем я подойду сам и вытащу тебя отсюда.
Он отступает на один шаг, и я просто решаюсь на это.
Я выныриваю из своего укрытия, проскальзываю мимо него и несусь к двери. Он разражается глухим жестоким смехом. Этот звук я буду слышать в своих кошмарах до конца своих дней.
Но я не останавливаюсь. Бегу по коридору к входной двери и задыхаюсь, когда понимаю, что она заперта.
– Откроешь эту дверь, и это повлечет за собой последствия, – предупреждает он. Я вздрагиваю от того, насколько близко слышится его голос. У меня не хватит времени, чтобы снять засов, отпереть замок и спустить цепочку. Он слишком близко.
Солнечная комната. Там есть задняя дверь, ведущая на улицу. Разворачиваюсь и краем глаза вижу, как моя тень огибает угол коридора, из которого я появилась чуть раньше.
Я бегу через гостиную, затем кухню и направляюсь к двери, ведущей в дальнюю часть коридора. Молясь, чтобы он был не там, распахиваю дверь и обнаруживаю, что коридор пуст. По крайней мере, в радиусе полутора метров от меня – дальше не вижу из-за темноты.
Я врываюсь в дверь стеклянной комнаты и вижу его там, прислонившегося к двери, через которую я собиралась выбраться.
Поскальзываюсь, пытаясь затормозить, и влетаю прямо в его подставленные руки. Я отшатываюсь назад, моя грудь вздымается, а мысли бешено несутся вскачь.
Он цокает языком.
– Ты очень предсказуема, маленькая мышка. Нам придется поработать над этим.
Я замираю на месте, понимая, что мне не выбраться из этого дома. Он невероятно быстр, но самое пугающее то, что я не услышала ни единого его гребаного шага. Я топала как слон, в то время как он был тише мыши.
– Ты и пальцем не тронешь меня, – шиплю я, и мой голос дрожит от непролитых слез.
– Уговор есть уговор, мышонок, – он смотрит вверх на ночное небо. – А здесь красиво. Думаю, будет уместно, если наказание произойдет здесь, как думаешь? Ощущение, будто мы прошли полный круг.
Зарычав, я наконец-то заставляю свое тело работать и бегу обратно по коридору к лестнице.
Может быть, я смогу найти место, где все же смогу спрятаться. Где-нибудь, где на этот раз он меня не найдет. Мой разум перебирает все возможные варианты, пока я цепляюсь за перила и взбегаю по ступенькам.
Чувствую бедрами движение воздуха, и, оглянувшись назад, вижу его прямо за собой.
Я издаю еще один крик и ускоряю бег. Миную лестницу и несусь по коридору, а отчаяние и паника туманят мне голову. Я не могу думать, могу лишь бежать.
Я успеваю преодолеть половину коридора, когда меня за талию обхватывает стальная рука, которая поднимает мое тело в воздух.
– Нет! – кричу я, борясь с его хваткой.
– О да, детка, – рычит он, разворачивая наши тела к стене. Я хриплю от удара, упираюсь спиной в стену и использую ее как рычаг, чтобы лягнуть ногой этого ублюдочного мерзавца.
– Отпусти меня, ты, гребаный жуткий…
– Продолжай – и сделаешь только хуже.
Я визжу, задыхаясь и становясь все слабее, пока он пришпиливает мое бьющееся тело к стене.
– У нас был уговор, разве нет?
Из моего глаза выкатывается слезинка. Потом еще одна и еще, пока я не начинаю рыдать.
– Не плачь, мышонок, – воркует он. – Иначе будет намного хуже.
Его дыхание скользит по моей щеке, и он еще глубже вжимается в мое тело. Он намного больше меня, его тело прямо-таки обволакивает мое, и все, что я могу видеть, чувствовать и обонять, – это он. Тепло, кожа, тот необычный запах, который принадлежит только ему одному, и его обтянутое черным тело, окружающее меня со всех сторон.
– Мне нравится, когда ты боишься, – шепчет он, вызывая дрожь по всему моему позвоночнику. – Нравится, когда ты умоляешь и просишь. Взываешь к Богу, чтобы он тебя спас, – я чувствую прикосновение его руки на лице и вздрагиваю. Его пальцы легонько проводят по моей скуле до волос и заправляют выбившиеся пряди за ухо. – Мне нравится, как ты дрожишь против воли под моими прикосновениями.
– Ты больной, – огрызаюсь я, делая именно то, о чем он говорит. Меня трясет с головы до ног, и я не могу остановиться.
– Ты думаешь, что умоляешь только потому, что сражаешься за свою жизнь, но в этом ты ошибаешься. Единственный способ, которым я отправлю тебя на небеса, – это мой член, – он издает глубокий смешок. – И, разумеется, язык и пальцы тоже.
– Этого никогда не случится, – шиплю я, глядя на него со всей ненавистью. По крайней мере, я так думаю.
Его глаза затенены тусклым светом, излучаемым бра. Это похоже на дальнозоркость. Когда лицо так близко к чему-то, что отчетливая картинка ускользает от глаз. Тени – это часть его сущности. Он носит их на себе.
– Настала пора наказать тебя, и я придумал множество способов, как я могу это осуществить, – заявляет он, не обращая внимания на мой выпад. То, что он считает отсутствие моего согласия таким несущественным, злит меня только больше. Оно для него такое… ненужное.
– На этот раз я буду милым, – я открываю рот, но он обрывает меня глубоким предупреждающим рыком. – Но только если ты тоже будешь хорошо себя вести, Аделин.
Раздается клацанье моих зубов, и он снова хмыкает от удовольствия. Моей гордости приходится пережить этот удар, мне хочется двинуть ему коленом по яйцам, но я не могу поднять ногу ни на сантиметр, даже если бы попыталась.
– Что ты собираешься сделать? – выдавливаю я спотыкающиеся, как и мое сердце, слова.
Его горячее дыхание разливается по моей щеке, и я чувствую, как его губы скользят по моей челюсти. Я сглатываю, но едва не задыхаюсь от того, как пересохло мое горло. Эти губы спускаются к моей шее, скользят по ней, пока он не останавливается на месте прямо под моим ухом.
– Я собираюсь заявить на тебя права, – говорит он перед тем, как сомкнуть зубы.
Моя спина непроизвольно выгибается, отвращение и удовольствие соединяются в моих нервных окончаниях, посылая в мой мозг неправильные сигналы. В результате мой разум покидают все связные мысли, и остаются только базовые инстинкты.
Он стонет, его зубы пронзительно впиваются в мою плоть, а язык ласкает ее. Мой рот открывается и наружу вырывается беззвучный крик, когда его рот делает то же самое и втягивает меня в себя, словно выпивая жизненную силу из моего тела. А потом он отстраняется, проводит зубами по моей коже и отпускает, оставляя после себя место, которое болит.
Мои руки упираются в его грудь, чтобы, я не уверена, притянуть его ближе или оттолкнуть. Хотя мой вопрос быстро получает ответ, когда, движимая инстинктом, я сжимаю руки и крепко вцепляюсь в его толстовку, прижимаясь к нему так, словно он мой спасательный круг. Хотя на самом деле он – тот, кто убивает меня.
Мое тело сотрясает сильная дрожь, он вылизывает влажную дорожку на стыке моей шеи. Он замирает, и мне кажется, что мое тело висит над острием ножа. Я задерживаю дыхание, и мои кости трепещат от предвкушения.
А потом он снова прикусывает, извлекая из глубин моей груди звериный звук. Он делает это снова и снова, оставляя на моей шее и плечах дорожку синяков.
Когда он отстраняется, я задыхаюсь.
– Хорошая девочка, – выдыхает он, его собственный голос звучит спокойно. Почему-то от этого я чувствую себя еще хуже. Я хочу, чтобы он ненавидел это так же сильно, как и я.
Не могу объяснить, почему я делаю то, что делаю дальше. Я спрошу Бога об этом попозже. Но в этот момент меня захлестывает такое цунами эмоций, что я встаю на цыпочки и кусаю его за щеку.
Сильно.
Во рту появляется привкус крови, но мне все равно, я лишь кусаю сильнее.
Может быть, я хочу сделать больно ему в ответ. Дать ему попробовать его собственное лекарство. Заставить его почувствовать то же, что чувствую я.
Независимо от причин, он не реагирует на это. Его рука обхватывает мое горло, отталкивая меня назад, пока он вырывает от меня свое лицо. Моя голова ударяется о стену, и это место отдается тупой пульсацией.
Он крепко сжимает мою шею, но мне все равно. Я чувствую себя отомщенной. Если он убьет меня здесь и сейчас, по крайней мере, я смогу сказать, что оставила на нем метку напоследок.
Он низко рычит, это звук разочарования и чего-то еще, чему я не могу подобрать названия.
Я пристально смотрю на него, на моем языке ощущается кровь, которая стекает по подбородку. Не очень много. У меня не было возможности разорвать его лицо в клочья, как я бы хотела. Но эти маленькие кровавые точки на его лице все равно придают мне бодрости.
– Я начинаю думать, что тебе нравится, когда тебя наказывают, а это значит, что мне просто придется делать это получше.
Прежде чем я успеваю отреагировать, он поднимает меня и перекидывает через плечо, словно мешок с картошкой.
– Ублюдок! – кричу я, стуча кулаками по его спине. Я ему не картошка.
Его единственный ответ – резкий шлепок по моей заднице.
Он несет меня вниз по лестнице, сворачивает в коридор налево и направляется в стеклянную комнату. Все это время я борюсь, пинаюсь и колочу его, однако он ведет себя так, будто на него напала бабочка.
– Детка, даже ветер может нанести больше вреда, чем то, что ты сейчас делаешь.
– Хочешь снова увидеть мои зубы, козел? Я сделаю твое лицо еще уродливее.
– Продолжай повторять это себе, но мы оба знаем, что мои шрамы заставляют тебя мокнуть, – отвечает он, развлекаясь. Я рычу, расстроенная тем, насколько он, черт возьми, невозмутим. И еще тем, что он не совсем ошибается.
Нет, тупица, еще как ошибаешься.
Из моего рта продолжают вылетать проклятия, однако все они обрываются, когда он стаскивает мое тело вниз, пока мои ноги не оказываются на его талии, а он не прижимает меня к своей груди.
О, да чтоб тебя.
Я поднимаю руки, чтобы расцарапать ему лицо, а может быть, даже выколоть глаза, но вместо этого просто визжу. Он швыряет меня на пол, опрокидывая на спину, и мой живот ухает вниз. Он встает передо мной на колени, его руки оказываются по обе стороны от моей головы, а сам он нависает надо мной.
Над ним ярко мерцают звезды, а почти полная луна заливает комнату мягким белым светом.
Я вижу обреченность в том, что небо сегодня совершенно безоблачно. Сиэтл постоянно мучает пасмурным небом.
Я сглатываю, слезы застилают мне глаза.
– Ты такой джентльмен, раз позволяешь мне смотреть на звезды, пока убиваешь меня, – произношу я, с трудом проталкивая слова через сжатое горло.
Мне действительно нужно заткнуться. Но я не могу остановить себя. Очевидно, что, когда я нахожусь в такой опасной для жизни ситуации, все, что я могу сделать, это только усугубить ее.
Кто-то назовет это бесстрашием, но я называю это глупостью.
Он опирается на одну руку, а другой тянется себе за спину. Я открываю рот, собираясь продолжить оскорблять его, как вдруг его рука появляется снова, а в ней – пистолет.
Раздается еще один отчетливый стук моих зубов, и я снова задыхаюсь от страха.
– Ты позволила другому мужчине трогать себя здесь. Заставить тебя кончить, – ровным тоном заявляет он. – В обычной ситуации я бы заменил его пальцы своими, но, думаю, что тебе нужно кое-что другое, чтобы преподать тебе урок.
– Ладно-ладно, прости, – поспешно произношу я, мои глаза расширяются, когда он направляет пистолет мне в грудь. – Мне… мне правда жа…
– Тише, – шипит он. – Ты еще не пожалела, маленькая мышка. Но ты будешь жалеть.
14-е апреля, 1945
Фрэнк пригласил нас с Джоном на ужин, который он устраивает в полицейском департаменте. Обычно мы хорошо проводим время на подобных мероприятиях.
Фрэнк скоро заедет за нами, и мы с Джоном ждем в напряженном молчании. Сера сегодня осталась на ночь у подруги, и прямо сейчас мне очень хочется, чтобы она была здесь.
В последнее время она выступает неким связующим звеном между нами двумя.
Не знаю, заметила ли она изменения, которые возникли в наших отношениях. Теперь мы просто сосуществуем рядом.
Я разбила ему сердце. Я точно это знаю.
Но почему это ощущается так, будто мое сердце, наоборот, исцелилось?
Фрэнк приехал. Слава богу.