16.1
Если бы кто-то, часов этак десять тому назад, хотя бы заикнулся Дженни, что ей вздумается позвать Чон Чонгука к себе в спальный мешок, она бы всерьез засомневалась, способен ли этот кто-то вообще отвечать за свои поступки, поскольку с головой он явно не дружит. С другой стороны, всего восемь часов назад она мирно спала в своем лагере, и распроклятые события этой ночи еще не произошли.
С тех пор утекло немало воды, как в прямом, так и в переносном смысле. Временами Дженни не знала, переживет ли следующую минуту, но все, что ей оставалось — это продолжать двигаться вперед, продолжать бороться. Даже после того, как Чон Чонгук отыскал ее, боль и ужасный холод казались бесконечными, с единственной лишь разницей: теперь она была не одна. Появился он, сильный и уверенный, хотя свободной от борьбы за выживание частью сознания Дженни понимала, что холод, дождь и напряжение выматывают Чонгука не меньше ее.
Она так перепугалась, что, казалось, навсегда лишилась кусочка души, причем даже до конца не сознавала, как именно. Словно откуда-то сверху обрушился сокрушительный удар, сплющил ее, превратив в крохотное подобие самой себя; все силы ушли на то, чтобы просто выжить, и только теперь Дженни почувствовала, как постепенно распрямляется, как разум и тело стараются прийти в норму.
Все казалось таким нереальным, ошеломительным, что она не только попросила Чонгука согреть ее своим теплом, но даже не удивилась, когда он, не раздумывая, согласился.
— Просто лежи, — велел Чонгук, опустился на колени и полностью расстегнул молнию спальника так, что тот расстелился по земле. — Тебе не придется ничего делать. Я вытяну спальник из-под тебя.
Она коротко кивнула и продолжала молчать, пока он переворачивал ее, плавно высвобождая ткань. Несмотря на тугую повязку, каждое движение болезненно отдавалось в лодыжке. Раньше, оказывая первую помощь, Чонгук ничего не сказал, да и самой Дженни было не до вопросов, но теперь мозги заработали. Когда Чонгук в очередной раз осторожно приподнял ее правую ногу, Дженни не выдержала:
— Сломана?
Несмотря на явную усталость, Чонгук остро глянул на нее своими голубыми глазами:
— Не знаю. Если и так, то перелом легкий, тонкая трещина, не более.
Хорошо это или плохо, Дженни не знала, хотя не раз слышала, что простой перелом заживает гораздо быстрее, чем сильное растяжение. Если завтра станет легче, значит, просто потянула ногу. Ну а пока ничего не поделаешь, придется оставить все, как есть.
Чонгук укрыл ее расправленным спальником, и она беспокойно заерзала на матрасе, стараясь уложить ногу поудобнее. Вес пухового наполнителя давил на пальцы, отчего лодыжка неприятно пульсировала. Проклятие, вот уж заноза в заднице!
— Ненавижу быть беспомощной, — пробормотала она и тут же мысленно укорила себя за нытье.
— Да, это хреново, — грубовато подтвердил Чонгук, даже не пытаясь ни подбодрить, ни выразить сочувствие. Вот и хорошо. Все-таки он несколько часов тащил ее на спине, поэтому справедливо, если Дженни позаботится о ноге сама. А Чон пока перешел прямиком к делу: — Ладно, давай прикинем, как нам половчее устроиться, учитывая твою лодыжку. Может, ляжешь на левый бок, а я обниму тебя сзади?
Разумное предложение. Дженни послушалась, свернулась в клубочек и осторожно уложила правую ногу поверх левой. Чонгук скользнул под спальный мешок, крепко прижался сзади и обнял ее правой рукой за талию. Они столько времени провели в постоянном физическом контакте, что теперь, если Чонгука не было рядом, она чувствовала себя покинутой. Сейчас же, ощущая его спиной и бедрами, Дженни наконец расслабилась, словно удовлетворив какую-то неосознанную потребность.
Вот бы еще холод отступил! Содрогаясь, она снова натянула спальный мешок почти до самой макушки в надежде, что тепло скоро начнет проникать в тело. Если бы у нее был фен... но фена не было, а влажные волосы мешали согреться. Это ужасно, когда устал настолько, что хочется лишь спать, а уснуть не получается от того, что холодно.
Чонгук устало вздохнул, и Дженни почувствовала, как его рука налилась тяжестью. Очевидно, у него проблем со сном не имелось. Она попыталась лежать смирно, чтобы не беспокоить его своей дрожью. Видимо, получилось паршиво, потому что через минуту Чонгук пробормотал:
— Да валяй уже, стучи зубами, быстрее согреешься.
Дженни послушалась. Ее жутко трясло от макушки до пальцев ног, зубы гремели словно кастаньеты. Дрожь накатывала волнами; стоило только понадеяться, что все позади, как начинался новый приступ. Все это время Чонгук держал ее, и постепенно паузы становились все дольше. Дженни начала согреваться; благодаря теплу Чона, под покровом набитого пухом спального мешка образовалась уютная тихая гавань. И чем больше отступал холод, тем глубже Дженни проваливалась в тяжелую истому до тех пор, пока не ощутила, как балансирует на грани забвения.
Прямо перед тем как она отключилась, хриплый сонный голос Чонгука раздраженно прогрохотал на ухо:
— Я проснусь со стояком, но не смей мне за это предъявлять.
— Все в порядке, — пробормотала Дженни. — Было бы там из-за чего переживать.
Он же сам признался, что ниже пояса не гигант, верно?
Затем Дженни уткнулась в матрас и провалилась в сон так мгновенно, будто сорвалась с обрыва.