14
Чонгук помог ей подняться, а затем крепко обхватил за талию, пока Дженни, стиснув зубы, пережидала приступ боли, вызванный приливом крови к ногам. Почувствовав, что она слегка успокоилась, он ослабил хватку, но все еще удерживал Дженни на весу: ее так трясло, что даже не стой она на одной ноге, все равно держалась бы на честном слове.
— Ладно, вот как мы поступим.
Чонгук забрал ее седельные сумки и перекинул через левое плечо так, чтобы одна из них висела на спине, а вторая — на груди. На правое плечо набросил ремешок ее покрытого слоем грязи ружья. Собственное оружие Чонгук держал в правой руке.
— Перекидывайся через мое левое плечо. Обхвати меня за талию, а я буду тебя придерживать. Думаю, так выйдет вполне надежно. Знаю, ты устала, замерзла и хочешь отдохнуть, но мне нужно, чтобы ты держала фонарик и светила мне под ноги, а я видел, куда иду. Сможешь?
В темноте, пронизываемой сюрреалистичными вспышками молний, Чонгук не был уверен, что правильно все разглядел, но ему показалось, что Дженни угрюмо усмехнулась.
— Фонарик подержать? Да... это я смогу.
Идиотский вопрос. Женщина, способная ползком спускаться с горы, уж точно в состоянии подержать фонарик. В любое другое время она бы не преминула указать ему на эту глупость, но похоже, сегодня Дженни упускала все возможности вынести ему мозг. Это встревожило его едва ли не сильнее, чем ситуация, в которой они оказались — вдруг она ушибла голову и не сказала ему?
Что ж, черт побери. Единственный способ это узнать — задать вопрос.
— Ты головой ни обо что не ударилась?
— Нет.
Что ж, так тому и быть. Возможно, Дженни придерживает жалобы до тех пор, пока они не окажутся в безопасности; в конце концов, зачем ей настраивать против себя своего спасителя. Она и без того столь низкого о нем мнения и, вероятно, ждет, что он бросит ее тут, если она выдаст все, что думает.
— Что ж, тогда идем. Вот фонарик.
Дженни взяла фонарик, Чонгук наклонился, уперся плечом ей в живот, обхватил за бедра и быстро, но плавно выпрямился. На секунду Дженни застыла, но потом заставила себя расслабиться, позволила телу обмякнуть, и обняла левой рукой талию Чонгука. Если бы на нем не было дождевика, можно было бы уцепиться за ремень, но в теперешних условиях ей приходилось использовать силу мышц, чтобы удержаться.
Направив фонарик к земле, Дженни включила его и повернула так, чтобы луч падал перед Чонгуком.
— Так пойдет?
— Еще чуть-чуть опусти.
Она молча повиновалась, и яркий светодиодный луч осветил землю под ногами Чона. Дженни прислонила фонарик к его бедру, и Чонгук пустился в путь.
Идти пешком в грозу по гористой местности, в темноте, нести на себе другого человека и при этом не иметь возможности воспользоваться свободной рукой для равновесия — по травмоопасности вполне равносильно участию в сражении. Не будь у них фонарика, он наверняка бы уже угробил их обоих в ближайшие же полчаса. Чон отгонял мысли о том, насколько тяжела возложенная им самим на себя задача, о том, чтобы найти пещеру или навес и переждать грозу. У них с Дженни есть одно большое преимущество: парень, который пытается ее убить, не в курсе, что поблизости есть кто-то еще. Он ничего не знает о базе Чонгука: ни о ее положении, ни даже о ее существовании. И Чон не собирался пренебрегать этим преимуществом, слоняясь возле стоянки. Кроме того, гроза тотчас же заметала за ними все следы.
Хоть Дженни и была стройной, но состояла практически из одних мускулов, а значит оказалась тяжелее, чем выглядела. К тому же, как минимум четыре-шесть килограмм веса добавляли ее седельные сумки вместе с их содержимым. Тем не менее, в свое время Чонгук вынес с этой горы на плечах оленя, поэтому теперь не обращал внимания на погоду и необходимость тащить ружье в руке, а не в чехле, и, насколько мог, старался не потревожить лодыжку Дженни.
Она затихла, и это его беспокоило. Чонгук радовался отсутствию жалоб, потому что едва ли тряска на плече может быть комфортной, однако Дженни вела себя слишком тихо. И если бы не ощущавшееся в ее теле напряжение и тот факт, что фонарик до сих пор не выпал из ее рук, можно было подумать, что она в обмороке. Полчаса спустя Чонгук поинтересовался:
— Ты там что, зависла?
Ее грудь слегка напряглась, он спиной почувствовал движение.
— Ну как бы... да. Буквально.
Она рассмеялась? Чонгук как-то не думал шутить, но был рад, что вышло именно так. Если Дженни в состоянии смеяться, с ней все в порядке.
С другой стороны, может, она хватает ртом воздух.
Прежде Дженни тряслась и дрожала, теперь непроизвольная дрожь прекратилась, и Чонгук задумался, не началась ли гипотермия. Он прошагал еще несколько минут и, заметив подходящий выступ с небольшим углублением с одной стороны, решил им воспользоваться. Останавливаться каждые полчаса для передышки — неплохая идея; это убережет его от ошибок и даст возможность оценить ее состояние.
— Остановимся на минутку, — сказал он, прислонил ружье к скале и осторожно спустил Дженни с плеча на землю. Потом подобрал оружие, втиснулся вместе с ней в узкое пространство и повернул луч света так, чтобы было хоть что-то видно. Чонгук не боялся, что фонарик разрядится: в обычных условиях светодиоды можно было использовать месяцами, а батарейки стояли новые. В лагере на всякий случай лежали запасные, но заряда, чтобы добраться до него, более чем достаточно. К тому же, у Дженни в сумках имелся собственный фонарик, так что без света они не останутся.
Чонгук вздохнул. Даже частично спрятаться от дождя — уже огромное облегчение. На нем были крепкие ботинки, но джинсы ниже колена пропитались насквозь, и вода начала просачиваться в обувь. Носки еще не полностью промокли, но это ненадолго.
У него замерзли руки, но не так сильно, как у нее. Чонгук обхватил Дженни за плечи и притянул поближе, почти на колени, потом обхватил ее ладошки и прижал к своей шее. Дженни легонько хмыкнула — то ли из протеста, то ли от облегчения.
— Ты перестала дрожать, — сказал он. — Тебе теплее?
Она медленно покачала головой.
Черт. Мало что можно предпринять, и хрена лысого он в такой ливень смог бы развести костер, даже имея при себе все принадлежности для розжига. На базе был небольшой походный обогреватель, но от этого им сейчас теплее не станет.
Чонгук поспешно расстегнул свой, а затем и ее дождевик и наконец понял, почему ей так холодно. Под плащом у Дженни была куртка, но она промокла насквозь и вытягивала из тела драгоценное тепло.
— Дерьмо, нужно избавить тебя от этих тряпок, — проговорил он, стаскивая дождевик с ее плеч.
Дженни нахмурилась, будто не соображая, что он делает, но протестовать не стала. Пространства для маневра было мало, и Чонгук стукнулся локтем о скалу; не переставая сыпать проклятиями, он освободил спутницу от плаща и тяжелой куртки. Покончив с этой работой, он снова натянул на Дженни дождевик. Потом расстегнул собственную куртку, перетащил Дженни к себе на колени так, что почти улеглась на нем, и запахнул вокруг нее полы. Дженни промокла до последней нитки, и у него перехватило дыхание, пока вода из ее вещей впитывалась в его одежду. И все-таки Чонгук прижал Дженни еще крепче; как мог, постарался укрыть ее своей курткой и дождевиком, а сверху накинул на них обоих ее мокрую куртку.
Ничего лучше он предпринять не мог. Это не то же самое, что одеяла, горячий кофе и костер, но может, тепла его тела окажется достаточно, чтобы вытянуть ее с края пропасти.
Нос Дженни, прижатый к его шее, был холодным, как у щенка. Чонгук выключил фонарик и продолжил сидеть в темноте, прижимая Дженни так близко, как это только было возможно, не раздеваясь при этом догола.
Десять минут спустя ее вновь затрясло, и Чонгук ощутил мрачное торжество. Он и сам немного дрожал, но не замерзал, а когда они продолжат путь, согреется от физических усилий, если только не слишком поднажмет и не начнет потеть.
Чон взглянул на наручные часы и решил выждать еще минут десять. Нужно так и делать каждые полчаса: короткий привал, чтобы отдохнуть, немного согреть Дженни, размяться. Сейчас ей не должно быть так холодно. Передышка поможет ему не наделать ошибок от усталости, а со сменой позиций будет легче продолжить путь.
— По коням! — сказал Чонгук, когда десять минут истекли. — В этот раз поедешь на закорках. Готова?
Она неохотно села, но в этот раз оказалась в состоянии сама застегнуть плащ, и Чонгук помог Дженни снова облачиться куртку. На этот раз она оказалась снаружи и создавала барьер от непогоды, но не прилегала к телу. Не идеальное решение, но сойдет.
Они натянули капюшоны дождевиков, и Чонгук вышел из укрытия скалы в проливной дождь. Потом помог Дженни встать на левую ногу, и присел, чтобы ей было удобно забраться к нему на спину.
Они доберутся.
Просто должны.
***
Небо на востоке подернулось серым, когда Чонгук наконец увидел вдали хижину. Последние пятнадцать минут темнота потихоньку отступала, и уже можно было хоть что-то разглядеть без помощи фонарика. Жуткие громы с молниями двинулись дальше, но ливень не прекращался ни на минуту. От ветра дождевые капли били в лицо, стекали по шее, впитывались в одежду под плащом. Дженни уже давно промокла насквозь. Скорее всего, промасленная кожа седельных сумок выдержала, но со всего остального, включая его шляпу, ручьем стекала вода — с тем же успехом можно было бы плыть.
Дженни снова свисала с его плеча. Они меняли положение при каждой остановке, но похоже, что находиться в этой позе ей было легче всего, может, потому, что та требовала меньше всего усилий.
Привалы помогали Дженни преодолевать переохлаждение, но с каждым разом она как будто все больше слабела. С последней остановки она просто безвольной плетью висела на нем и молчала.
Два часа назад они решили, что можно немного ослабить бдительность: по крайней мере, уже нет необходимости держать наготове ружье. Чон, повесив оружие на плечо, мог пользоваться обеими руками; теперь он сам держал фонарик, потому что Дженни стала периодически отключаться и выпускать его. Каждый раз она встревоженно просыпалась и извинялась, но факт остается фактом: Дженни довела себя практически до предела.
Раньше ему такое и в голову бы не пришло, но сейчас Чонгуку хотелось, чтобы она ослепила его фонариком и устроила головомойку за все, в чем он облажался: упустил лошадь, не нашел ее раньше, не объявился на стоянке, чтобы показать клиентам, что она не одна. Ладно, может, последние два пункта от него не зависели, но сейчас Чонгуку было плевать на справедливость, он хотел, чтобы она не спала, а в бешенстве изрыгала огонь. Чтобы она жаловалась на все подряд. Ему совсем не нравилось ее молчание.
Нужно продолжать разговаривать. Чонгук всегда так делал с ранеными, но Дженни перестала отвечать где-то километр назад. Она травмирована, переохлаждена и вероятно пребывает в состоянии шока. Чонгук пропустил последний привал, потому что добраться до базы было важнее, чем отдыхать еще десять минут.
Теперь, когда ничто не отвлекало, мысли Чонгука невольно перенеслись к тому, о чем думать не хотелось. Описанные Дженни события сами по себе были достаточно плохи, но Чон не мог отделаться от мысли, что она рассказала не все. Они с Соджуном обсуждали опасности, подстерегающие женщину в глуши наедине с двумя мужчинами, особенно такими ублюдками, как Дэвис и Крагмэн.
Не изнасиловали ли ее? Предположение не стыковалось с рассказом Дженни, но опять-таки, откуда ему знать, что ее версия случившегося — полная? Было ли что-то, о чем Дженни умолчала?
Ему уже давно не хотелось кого-нибудь убить, но сейчас он бы с радостью пустил в Крагмэна пулю.
На протяжении всего долгого похода Чон выискивал не только вооруженного мужчину и медведя-убийцу, но и старался высмотреть гребаного жеребца. Какое-то время Чонгук надеялся, что буланый найдет дорогу к нему, или, может, к хижине. Лошади — стадные животные и не любят находиться в одиночестве. Но жеребца Чонгук так и не заметил, и хотя домик уже виднелся вдали, коня возле него тоже не оказалось.
Да лети оно все к чертям, может, тупоголовая скотина так и не отыщется. Если только буланый не найдет дорогу к хижине, — что сомнительно: это его первое путешествие и конь не знаком с местностью, — Чонгуку с Дженни придется спускаться с горы пешком. Он-то в любом случае справится. Если у Дженни сломана лодыжка, ей придется переждать на базе, пока Чонгук сходит за помощью. Если бы гребаная четвероногая бестолочь не понесла, можно было бы воспользоваться спутниковым телефоном.
Вместо этого он застрял здесь, на горе, вместе с убийцей, медведем-людоедом и пострадавшей женщиной, и путь вниз предстоит нелегкий. Учитывая, как все катилось к чертям собачьим, удивительно, как это в них молния не попала: это, пожалуй, единственное, чего еще не случилось. Разумеется, с ударом молнии отпали бы все остальные заботы.
Чонгук хорошо умел сосредотачиваться. После того, как он ненадолго позволил себе отвести душу, безмолвно обругав все, что попадалось на глаза, Чонгук отбросил хандру и сконцентрировался на том, что предстоит сделать. Дело номер один — позаботиться об Дженни. Отнести ее в дом, обсушить и согреть, проверить лодыжку (и возможно, другие травмы, о которых она не потрудилась сообщить), и, наконец, накормить. Выживание всегда сводится к самому простому. Дженни нужна медицинская помощь, еда, вода и сон.
Предоставить ей больницу или ресторан не в его силах, но предметы первой необходимости у него найдутся. Когда Чонгук позаботится об Дженни, тогда и будет строить дальнейшие планы.
— Почти пришли, — сказал он вслух, слегка встряхнув ее, чтобы она пошевелилась. — Ты в порядке?
Когда Дженни наконец ответила, ее голос был еле слышным и невнятным:
— Все время спрашиваешь одно и то же.
— Вообще-то ты чертовски молчалива.
Она промямлила что-то, но Чон не разобрал слов.
— Что? — рявкнул он.
Дженни приподняла голову. Чонгук не видел движения, но ощутил по тому, как сместился вес ее тела.
— Я сказала, ты слишком много ругаешься.
Голос все еще был слабым, и она тряслась как осиновый лист, но все-таки нашла в себе силы на критику.
Чонгук почувствовал, что от сердца немного отлегло. Жизнь налаживается.