2
Усыпавший дорогу мелкий гравий хрустел под его сапогами, когда Чонгук большими шагами приближался к Дженни. Его шляпа, надвинутая так низко, что затеняла большую часть лица, была тоже чёрной, как и внедорожник. Чёрные шляпы для плохих парней, верно? По части Чонгука у Дженни сомнений не было, потому что в её жизни он однозначно оказался плохим парнем. И сейчас на всех парах, будто локомотив, надвигался на неё.
Дженни схватилась было за дверцу, но поборов импульсивное желание бежать, остановилась. Она его не боится. Дженни чувствовала себя неловко в обществе мужчин, но всё потому, что не доверяла собственным, уже подводившим её, суждениям. Да и сколько можно трусить, не теряя остатков самоуважения?
Хватит, пора остановиться. Прыгнуть в машину и умчаться прочь по-прежнему казалось наилучшей идеей — особенно если удастся по дороге переехать конкурента, — но, ладно, пускай выскажет всё, что неймётся. Может, она и проиграла этот бой, да к чёрту, пускай даже продула всю грёбанную войну, но сейчас — один единственный раз — она встретится с победителем лицом к лицу, и после ей никогда больше не придётся с ним разговаривать, а уж тем более любезничать. Расправив плечи и вздёрнув подбородок, Дженни сняла руку с дверцы и отступила от машины. Внутри всё дрожало, но внешне она никак этого не выказала. Вся её поза напоминала изготовившегося к бою стрелка, лицом к лицу встречающего своего врага посреди улицы.
Чонгук вклинился в её пространство, остановившись, лишь когда поля его шляпы врезались в головной убор Дженни, и буравил её взглядом — она разглядела даже белые полоски в радужках его тёмно-синих глаз. Дженни судорожно вздохнула и мгновенно пожалела об этом, потому что даже воздух, казалось, наполнился запахами Чона — запахами выделанной кожи, кофе и джинсовой ткани, теплом его большого тела. От примитивного чувства опасности в затылке закололо и по спине пробежала дрожь. Все инстинкты вопили: нужно отшатнуться, отпрянуть за пределы физического контакта, вернуть ощущение целостности собственного я, которую нарушала близость этого мужчины, но бежать сейчас означало бы отступить, а она сегодня и без того слишком много отступала, её гордость и так немало вытерпела из-за Чонгука.
Дженни стиснула зубы, выпрямила спину и приросла к месту.
— Что тебе нужно? — бросила она, и, слава богу, хотя бы голос ей пока не изменил.
— Я хочу знать, какого дьявола с тобой творится, — прорычал Чонгук. Звуки, вырывавшиеся из его горла, были такими грубыми, почти царапающими, и Дженни прилагала усилия, чтобы не вздрогнуть.
Слова прозвучали даже более гортанно, чем ей запомнилось. Не удержавшись, она бросила взгляд на бледный шрам, слабой диагональю пересекавший его могучую шею. У него что, садится голос? Или Чонгук разговаривает, будто стекла объелся, только потому, что зол? Она надеялась, что он зол. Надеялась, что случайно совершила что-то, из-за чего он настолько рассердился, что с трудом мог говорить. Если удастся выяснить, что именно, она изменит своим привычкам и проделает это снова.
— Ничего со мной не творится, — процедила Дженни, сцепив зубы так сильно, что заныла челюсть. Снова глянула на шрам на шее и вдруг обнаружила, что пялится на другие отметины на его лице: дугообразный шрам на правом виске, ещё один возле рта, похожий на ямочку, если не знать, что это след от шрапнели, и напоминающий стрелку рубец на носу. Ни один из шрамов не портил внешность, они явно не беспокоили Чонгука, да и её не должны волновать, но от их вида у Дженни почему-то защемило в груди и подкатила необъяснимая грусть.
Она стряхнула наваждение — нечего ему сострадать. Да, Чонгука ранило шрапнелью в Ираке, но он остался жив, не изуродован и не изувечен, и теоретически она даже испытывала к нему уважение — как к защитнику родины, отбрасывая все остальные чувства.
Дженни хотелось, чтобы у Чонгука воняло изо рта, а не приятно пахло кофе... Хотелось, чтобы в нём нашлась хоть какая-нибудь физически отталкивающая черта. А то она, как дурочка, в минуты слабости ловила себя на тоскливой мысли, как бы всё сложилось, ответь она «да», когда он только-только вернулся сюда и пригласил её на свидание, вышло бы из этого что-нибудь? А потом проклёвывались сомнения, и она ломала голову, не потому ли Чонгук намеренно разрушил её бизнес, что получил от ворот поворот. Если это так, значит, он — настоящая сволочь, и из их отношений всё равно бы ничего хорошего не вышло. Но особенно выбивало из колеи то, что Дженни ничего не знала наверняка, и потому продолжала метаться между разными предположениями, которые никак невозможно проверить. Точно известно лишь то, что Дженни плохо ладит с мужчинами и что Чон Чонгук развалил её бизнес. Уж в этих двух фактах она уверена на все сто.
Зажатая между близко стоявшим мужчиной и собственным автомобилем, Дженни чувствовала себя пойманной в ловушку. Чёрт побери, с неё хватит, она не собирается терпеть ни секундой дольше. Дженни шагнула вбок, подальше от машины, но её чертовски упрямая гордость не позволила ей отступить ни на шаг от противника. Чонгук слегка повернулся, чтобы снова встать к ней лицом к лицу.
— Тогда какого чёрта ты ведёшь себя так, будто у тебя шило в заднице, каждый раз, когда я рядом? — рявкнул он. — Вот только что ты развернулась и побежала, едва меня увидела. Мне это осточертело. Имеешь что-то против меня — скажи это мне в лицо.
— Я не бежала, — огрызнулась Дженни в ответ, инстинктивно подаваясь в сторону ещё на пару дюймов. — Может, я просто вспомнила, что мне нужно куда-то ещё.
Она не потрудилась придать голосу хоть капельку искренности. Даже наоборот, вопреки здравому смыслу слова прозвучали как вызов. Дженни не хотела махать красной тряпкой перед быком, не хотела превращать разговор в перепалку — желала лишь забраться в машину и уехать. Но вместо этого она упрямо стояла на месте, а с языка продолжали срываться слова, которые она не собиралась произносить:
— А может, видеть тебя и разговаривать с тобой — далеко не самое важное занятие в моем списке дел.
Чонгук снова повернулся, сохраняя позицию лицом к лицу. Казалось, оба неосознанно двигались по кругу словно борцы на ринге, выискивающие слабости противника. Дженни смутно осознавала, что со стороны они выглядят придурками, танцующими враждебное танго на автостоянке, и надеялась лишь, что их никто не видит. Здесь все про всех знают, и Дженни вовсе не прельщала перспектива отвечать на вопросы, что же происходит между нею и Чон Чонгуком.
Боже, прошу тебя, не дай Соджуну выглянуть в окно: он наверняка решит выйти и убедиться, что всё в порядке.
— Да стой же ты, — всё ещё рыча, произнёс Чонгук, хотя учитывая травму гортани, он рычал бы даже колыбельные.
— Зачем это? Это ты меня теснишь, а не наоборот. Хочешь, чтобы я остановилась — отойди.
Дженни сделала ударение на последнем слове, с силой ткнув мужчине в грудь кончиком пальца. Это было равносильно попытке сдвинуть гору — живую, дышащую, но всё равно гору. Интересно, с горами вообще имеет смысл разговаривать? Чтобы убедиться, что до собеседника дошло, она с нажимом повторила:
— Отойди.
Под полями шляпы его красивые голубые глаза сузились и пылали злостью. Он вскинул голову, подбородок воинственно задрался, и Чонгук, копируя её жест, ткнул правым указательным пальцем ей в грудь возле ключицы:
— Заставь меня.
Дженни захлестнула волна злости. Заставить? Боже, будь это в её силах! Она почти задохнулась от заполонившего её отчаяния и гнева. Они оба знают, что ей не сдвинуть его и на дюйм. Дженни с большим удовольствием заехала бы противнику в челюсть, но удержалась от этой глупости, понимая, что неминуемо проиграет. В лучшем случае он арестует её за нападение, но вряд ли подобное ему даже в голову придёт. Нет, Чонгук решил бы вопрос своими силами, и хотя неизвестно, какую форму приняла бы его реакция, результат ей не понравился бы однозначно. Иногда нутром чувствуешь, как человек себя поведёт, а уж такой упрямый осёл, как Чон Чонгук, чтобы добиться своего, наверняка отбросит хорошие манеры.
Ей также следовало бы знать, что он упрётся рогом. Может, когда-то в детстве этот тип и был спокойным и покладистым мальчиком, но после возвращения из армии он стал в лучшем случае хмурым, а зачастую не стеснялся проявлять скверный характер. Может, сейчас у него и есть причина кипятиться, но не исключено, что он всегда такой. Как бы то ни было, придётся иметь дело с таким Чонгуком, каков он перед ней сию минуту.
Долю секунды, глядя ему в глаза, Дженни взвешивала варианты, разрываясь от противоречивых эмоций, но вдруг что-то внутри неё издало крохотный вздох и сдалось. Можно, конечно, продолжить потакать собственной гордости и притворяться, будто она уезжает, потому что сама того захотела, но к чему стараться корчить хорошую мину при плохой игре? Он выиграл. Пусть упивается своей победой.
Джен стиснула зубы, пытаясь выдавить нужные слова. Чёрт, как же тяжело. Она сделала пару вздохов, с трудом обретая самообладание, и в конце концов смогла произнести:
— Тебя это никак не касается, но я только что выставила свой дом на продажу, — она говорила намеренно тихо в надежде, что если голос дрогнет, собеседник этого не заметит. — Извини уж, если моё нежелание с тобой общаться именно сейчас ранит твои чувства, но именно сейчас у меня нет желания с тобой общаться. Дошло?
Его лицо стало бесстрастным. Чон бросил взгляд на офис Соджуна, затем снова на неё.
— Ты распродаёшь барахло?
Дженни вновь крепко сцепила зубы. Неужели нельзя было подобрать какое-нибудь другое слово? Она сделала ещё несколько глубоких вздохов, с силой выдыхая через нос, будто разъярённый бык.
— У меня нет выбора. Мой бизнес пришёл в упадок с тех пор, как ты вернулся и стал со мной конкурировать. Остаётся либо распродавать, либо обанкротиться.
Вот, вполне откровенно. Она не попыталась защитить свою гордость, но и не обвинила Чонгука в том, что тот умышленно выкинул её из бизнеса. Может, так оно и было, а может, и нет. Он, конечно, послужил одной из причин — намеренно, нет ли, — хотя куда сильнее она винила неподъёмные кредиты. Но сейчас всё это было не важно, потому что конечный результат оставался неизменным.
Он посуровел:
— И ты винишь во всем меня.
— Не вижу, чтобы кто-то ещё поблизости предлагал услуги проводника.
Чон вперился в неё сузившимися глазами, рот изогнулся в мрачную линию.
— Для протокола: я не переманивал ни одного твоего клиента. Если какие-то из них раньше были твоими, они пришли ко мне, а не наоборот. И чёрт меня подери, если я буду извиняться за то, что они предпочли меня.
— Что-то не припомню, чтобы я просила тебя извиниться. Да я вообще у тебя ни черта не просила. — И не собирается. Ни капельки. — Ты спрашивал, в чём дело, я ответила, так что перестань совать нос в мои дела и оставь меня в покое.
Она не выдержала и сделала шаг назад из их круга враждебности и вновь потянулась к дверце машины.
Чонгук вдруг метнулся и схватил её за плечо, удерживая на месте:
— Погоди.
Дженни застыла — сердце бросилось вскачь, словно сбежавшая лошадь, — и опустила взгляд на загорелую, сильную руку, браслетом обхватившую её плечо. Сухопарую, огрубевшую, с длинными пальцами и двухдюймовой белой отметиной на тыльной стороне кисти. Прикосновение Чонгука излучало тепло, опаляющее даже сквозь двойной слой ткани её рубашки и пальто.
— Сколько ты хочешь за свой бизнес?
С минуту она не могла поверить, что наглец действительно задал такой вопрос, потом побелела от ярости и вырвала руку из его хватки.
— Я не бизнес продаю, — рявкнула Дженни. — Я продаю свой дом, и сваливаю отсюда ко всем чертям, подальше от тебя!
Она рванула дверцу, закинула сумку в машину и забралась на сиденье. Руки чесались ударить Чонгука, пнуть ногой или толкнуть, но Дженни ограничилась тем, что громко хлопнула дверью и со всей силы ткнула ключом в замок зажигания. Двигатель завёлся и взревел. Будь у неё ручная коробка передач, она бы дёрнула сцепление, но пришлось довольствоваться втопленной в пол педалью газа и вылетом с проворотом с автостоянки, хотя было бы гораздо эффектнее, если бы парковка вместо асфальта была усыпана гравием, который полетел бы из-под колёс прямиком в этого типа.
Внезапно перед глазами возникли шрамы на его лице и руке, что напрочь перечеркнуло идею забросать Чона камнями. Это слишком напоминало шрапнель, и Дженни не могла... ну, не могла, и всё. Нужно просто оставить эту часть жизни в прошлом и идти дальше. Жизнь должна измениться к лучшему; Дженни допустила ряд просчётов, приняла несколько неверных решений, но на ошибках учатся, и дальше будет лучше. Должно быть. Обязано.
Чон Чонгук стоял на пустой парковке и смотрел вслед голубому «форду», в котором Дженни уносилась прочь, будто удирая от самого Сатаны.
— Твою мать, — зло выругался он, сжимая кулаки.
Сейчас не помешала бы старая добрая трактирная драка, вот только ближайший бар находился милях в тридцати, да и в это время дня вряд ли удастся найти желающих помериться кулаками. Вторым подходящим вариантом было поколотить боксёрскую грушу — а такая действительно висела у него в сарае, — однако руки чесались выбить откуда-нибудь дерьмо немедленно, а не через час. Но везение закончилось, можно было разве что сбить костяшки в кровь, колошматя по обшарпанной кирпичной стене здания.
Она всегда на него так действовала. Десять секунд в её обществе, и он готов лезть в драку с кем угодно. Упёртая, как ослица, недружелюбная, Дженни выводила его из себя, заставляя чувствовать себя дураком. Скатертью дорожка! Он будет только рад, когда она отчалит.
Вот только хотя Дженни смотрела на него, будто на свежую коровью лепёшку, в которую случайно вляпалась, больше всего на свете Чон желал затрахать её до одурения. Так было с самой первой встречи. Он даже приглашал её на свидание — дважды! — и оба раза его обламывали, да уж, она более чем ясно дала понять, что он её ни капельки не интересует, да только его члену это невдомёк. Достаточно было увидеть эту подтянутую округлую попку или мотающиеся за спиной чёрные волосы, собранные в хвост, и чёртова штуковина вскакивала, едва не умоляя о ласке.
Жизнь без этой дикарки станет куда спокойнее. Дьявол, да её даже нельзя назвать красивой. Тёмные волосы, тёмные глаза и затаённая сила в угловатых чертах, но ничего особенного. Симпатичная — да, но и только. Кроме попки. Вот её попка — просто охрененная, отпадная, самая сногсшибательная её часть.
Может, с отъездом возбудительницы его приятель наконец-то утратит безумную надежду, что в один прекрасный день ему с ней перепадёт. А может, тогда и сам Чонгук наконец начнёт искать другую женщину — такую, которая сумеет выдержать несколько минут в его компании, на что Дженни Ким явно не способна. Он не лез в бутылку, вздыхая по этой девушке; ему и раньше случалось получать отказ, порой обидный, но это никогда не становилось поводом ныть и кататься по полу в истерике. И всё-таки, по непонятной причине то, что она рядом, как-то отбивало желание заводить другие знакомства. После второго отказа он больше не приглашал Дженни на свидание, однако достаточно знал собственный настырный характер, чтобы понимать, что какая-то его часть — собственно, та самая, что находится у него в штанах, — всё ещё зациклена на этой недотроге и отказывается сдаваться.
С её отъездом список его клиентов вырастет ещё больше. Возможно, придётся даже кому-то отказать...
Идея молнией вспыхнула в голове, и Чонгук застыл на месте. Это было так очевидно и одновременно настолько необычно, что он тут же попытался отбросить эту мысль. Она не согласится ни за что на свете... или? Нет. Может быть.
Чёрт. А вдруг сработает?
Он поднял взгляд на окна агентства недвижимости, потом перевёл на дорогу, где голубой внедорожник превратился в далёкое тёмное пятнышко.
— Да какого хрена? — сказал он вслух. — Почему бы не попробовать?
Он заспешил через автостоянку и вверх по лестнице к офису
Соджуна. Агент, разумеется, услышал его шаги — ботинки громко стучали по полу и по ступенькам верхнего пролёта. Когда Чонгук открыл дверь, риэлтор уже развернулся в кресле и c выжидающим выражением на покрасневшем лице смотрел на входящего гостя.
— Чонгук, — слегка удивлённо протянул старик. — Я подумал, это Дженни вернулась. Присаживайся, выпьем по чашечке кофе.
— Спасибо, — согласился Чон, потому что принципиально никогда не отказывался от кофе. Неизвестно, когда случится выпить ещё чашечку, а он слишком часто был лишён любимого напитка, чтобы принимать его как должное. Чонгук сам подошёл к кофеварке и нацедил чашечку себе и ещё одну для Соджуна.
— Сливки, сахар?
— Чёрный с сахаром.
— Сколько?
— Две.
Насыпав две ложки сахара и быстро размешав, Чонгук передал кофе Соджуну. Потом уместил своё рослое тело на одном из четырёх клиентских стульев, которые оптимистично поставил в офисе Соджун.
— Дженни только что сказала, что выставила дом на продажу, — сходу выпалил Чонгук, потому что мысленно уже отдал должное кофейному ритуалу и покончил с предварительной болтовнёй вокруг да около. — Какую цену она просит?