Глава 4. Уроки ненависти.
Прошло три месяца после того знаменательного разговора в столовой. Гарри почти все время тратил на изучение литературы из своего книжного шкафа. Начал он с «Истории магии» и «Истории Хогвартса», чтобы понять, по каким законам развивалось общество на протяжении многих лет и чего ожидать от его будущей школы. Следующим шагом было знакомство с этикетом. Тут очень помог Тикки. Он знал об этом все! И гонял эльф его нещадно, заставив в совершенстве овладеть абсолютно всеми столовыми приборами. Сложнее всего дались жесты и знаки, принятые в высшем обществе, которые говорили куда больше слов при обмене любезностями. Наверное, самым интересным моментом все-таки остался Дуэльный кодекс. Позы оттуда он тренировал часами перед большим зеркалом, которое так же любезно предоставил эльф. Дуэли ассоциировались с чем-то героическим, сродни сказочному.
Тренироваться в магии он не мог, пока у него не было волшебной палочки. Так что Тикки нашел для Гарри в саду небольшую, около десяти дюймов длиной, но достаточно прочную веточку, и мальчик с ее помощью начал разучивать движения, необходимые в тех или иных заклятиях. Чтобы ничего не забыть, он начал вести конспекты по каждой интересующей его дисциплине. И ежедневно перед сном он тратил где-то час на то, чтобы просмотреть их.
Проще всего дела обстояли с зельеварением. После того, как Гарри начал донимать профессора Снейпа вопросами о взаимодействии некоторых компонентов, он согласился давать ответы, если мальчик будет помогать нарезать ингредиенты для какого-нибудь зелья, готовящегося в его лаборатории в подвале особняка. Скорее всего, педагогический ход был направлен на отбивание всякого интереса к его области, но получил обратный эффект, с которым пришлось смириться, и единственным выходом было как можно реже появляться дома. Что, в принципе, успешно и делал зельевар под предлогом необходимости патрулировать школу по ночам.
Для Гарри Снейп продолжал оставаться темной овечкой. Его нельзя было понять. Лицо всегда было непроницаемой маской, на которой находило отражение всего две эмоции: презрение и недовольство. То, что было под этим, ну, пожалуй, кроме ярости, видеть не приходилось. Но один вечер изменил все. В последнее воскресение октября зельевар соблаговолил прибыть домой и сразу же исчез в своей лаборатории.
Гарри сидел в комнате, оттачивая движения палочкой, Тикки суетился на кухне в тот момент, когда снизу раздался взрыв. Они ворвались в лабораторию и увидели лежащего на полу профессора и синюю жидкость, картинно стекающую по стенам как в фильмах ужасов, но там обычно так изображали кровь. Тикки перенес зельевара в малую гостиную и уложил на диван. Гарри принялся обрабатывать его раны. Они не были глубокими или страшными, но вопрос о том, что готовил профессор, оставался открытым, с его-то любовью к экспериментированию. Снейп открыл и застонал, увидев перед собой мальчишку.
— И что ты делаешь, Поттер? — проскрипел он.
— Обрабатываю ваши раны. Надеюсь, что зелье было не ядовитым, и оно не попало в вашу кровь. У вас ничего не болит? — поинтересовался Гарри, накладывая травяную мазь, которая быстро залечивала раны, но очень сильно жгла. — Потерпите немного, сейчас будет немного неприятно. Когда я упал на лестнице, Тикки мазал ею мне колено.
— Спасибо, Поттер. Но я знаю о боли куда больше вас. И мазь явно не то, что может заставить меня напрячься, — едко прокомментировал профессор.
— Может да, а может, и нет... — тихо произнес мальчик.
— Что ты сейчас имел в виду, Поттер? — угрожающе прошипел зельевар.
— Я говорил про боль. Я тоже знаю о ней очень много. Вы правы, мазь дает слишком пустяковые ощущения, чтобы брать их в расчет. Я предупредил вас по инерции.
Снейп резко встал с дивана, его глаза полыхали гневом, по бледному лицу проступили красные пятна.
— Может быть, вы хотите узнать ту боль, которую знал я? Что, Поттер, вы уже испугались?
— Я не испугался, сэр. Если вы хотите, вы можете рассказать мне об этом.
Вид спокойно сидящего мальчика, пусть и на коленях перед ним взбеленило профессора еще сильней.
— О, нет, я покажу тебе! — улыбнулся зельевар и достал палочку, направив ее на Гарри. — Круцио!
Мальчик начал изгибаться на полу, но не кричал. Его лицо совершенно ничего не выражало кроме отрешенности и смирения. В этот момент Гарри думал о том, что Снейп не так далеко ушел от Дурслей. Он и там старался не унижать себя криками, и тут решил следовать этому же правилу, хотя давалось это безумно тяжело. Ежесекундно каждая клеточка его тела разрывалась болью, которая заставляла выкручиваться под самыми невообразимыми углами.
Профессор продержал заклятье полминуты, потом снял и вопросительно посмотрел на мальчишку, ожидая, что тот заберет свои слова назад. Но он перевел дыхание и спокойно, насколько это было возможно в его состоянии, спросил:
— Это все?
Снейп яростно хлестнул его по щеке, а потом снова наложил Круцио и не снимал до тех пор, пока из горла мальчика не вырвался тихий вскрик.
— Это все? — мальчик попытался встать, но ноги не удержали его. — Все что вы знаете о боли? Тогда я могу вам дать фору. Но я никогда не буду демонстрировать вам свои знания. Я выше этого... Да и не справлюсь с вами. Зависимость от кого-то такая гнетущая вещь, не так ли? Хотя, возможно, я когда-нибудь верну вам сегодняшний вечер... Кто знает...
И Гарри безумно и громко рассмеялся, как-то горестно и зло. Северус нерешительно остановился, похоже, болевой шок привел к тому, что у мальчика поехала крыша. И как теперь объяснить это Альбусу. Или быть более разумным, не делать этого и сказать, что так оно и было? И только потом пришло осознание, что перед ним невооруженный десятилетний мальчишка, который проявил невообразимую выдержку и некоторое упрямство, наверное, гриффиндорское.
— Поттер, соизвольте прекратить истерику! — нервно воскликнул он и попытался приблизиться к нему, но мальчик отшатнулся.
Гарри осмысленно посмотрел на него и усмехнулся.
— Вы ведь Пожиратель Смерти, не так ли? Я долго сомневался в этом, а теперь убедился... Пыточное заклятие на десятилетнем ребенке... А что вы знаете о боли, сэр? Вас выкидывали из застекленного окна второго этажа? Заставляли сидеть двое суток на стуле, не шевелясь, без сна, еды, воды и возможности справить естественную нужду? Как часто вас пороли ремнем с острой бляхой, которая отлично рассекает кожу? В вас стреляли железными пульками? А резали ножом? Держали неделю без еды, а первые дни и без воды? Ставили вам на голую кожу раскаленные предметы? Били ли головой об стену, пол и другие твердые предметы? Заставляли лежать на канцелярских кнопках? Ломали ли вам конечности? — новая волна смеха прокатилась в тишине. — Знаете, я очень долго думал, какие цели вы преследовали, причины ваших поступков... Вы такой же, как и Волдеморт. Холодный, безжалостный, беспощадный... Который может только причинять боль, вызывать ненависть, гнев и презрение... Да, и еще страх. Правда, прекрасное чувство? О да... Оно же заставляет преклоняться или, по крайней мере, затаиться... Вызывать любовь всегда было более сложным. Самому любить тоже не просто.
Мальчик все-таки поднялся на ноги и, пошатываясь, дошел до кресла, в которое тут же упал.
— Поттер, вы не должны забываться, в чьем доме вы находитесь и в чьей вы власти, — проскрипел Северус, сжимая палочку сильней. — Сравнивать меня с Темным Лордом — ваша величайшая ошибка!!! Я и близко не стоял с его безумством! И я БЫВШИЙ Пожиратель Смерти! Вы поняли меня? Вы думаете, Темный Лорд обходился только одним Круцио? В его арсенале было много пыточных проклятий. Благодарю небеса, что мне довелось испытать только малую их часть.
Снейп закатал рукав на левой руке и показал Темную Метку на своем предплечье.
— Это не татуировка на память, не знак отличия! Это мой позор! Моя ошибка! — проревел он.
— Хм... Это заметно по вашему Круцио... Приятные ощущения раскаяния прокатились по моему телу... Незабываемо... Да, а вы получаете удовольствие от пыток? — Гарри насмешливо посмотрел на него.
— Да как ты смеешь! — Снейп резко осекся, вспомнив, что невозможно наложить Круцио не желая причинить боль, не получая от этого извращенного удовольствия. Похоже, к уже накопившимся душевным травмам Поттера добавилась еще одна. Странное чувство вины прокатилось по нему.
— Надеюсь, вы не наложите на меня еще одно проклятие. Боюсь, мои связки просто не выдержат этого... Мне вообще жаль вас. Вы человек, который не способен любить. И не дадите полюбить себя, — мальчик глубоко вздохнул и поднял на собеседника глаза. — Вы удивительным образом умеете благодарить за помощь и внимание.
— Я любил... Однажды... Это до сих пор мне аукается... — Северус сел в кресло и обхватил руками голову, ему показалось, что на него глазами этого паршивца смотрела Лили.
— Мне хотелось найти ключ к вам. Как я уже говорил — понять, постичь, принять... Вы мне были интересны. Знаете, вы мне даже показались готическим принцем. Такие персонажи самые привлекательные в маггловском кино и книгах. Но теперь я хочу другого... Убейте меня, сэр. Пожалуйста... Что вам стоит? — протянул он жалобным голоском.
Северус замер, в замешательстве глядя на Поттера. Этот мальчик далеко не похож на любого другого десятилетнего. Боль, застывшая в его глазах, и такой чистый детский просящий голос, будто клянчивший конфету, так контрастировали друг с другом. Это еще долго будет преследовать зельевара кошмаром в его личном аду.
— Вы осознаете, что просите? Вы хоть понимаете, о чем говорите? Как можно желать подобного? Вам всего десять лет! — он резко поднялся, одним шагом пересек разделяющее их пространство и встряхнул мальчика.
— Даже этого дать не можете... Никто не может... И почему все останавливаются на половине пути? Несправедливо... Все, что я помню, это постоянные уроки ненависти, которые преподавались всеми вокруг... Меня ломали, постоянно... Одиночество... Оно уже не мешает, оно часть меня... Почему меня никто не любит? Я не достоин даже этого? Ну да, я же ненормальный... — опять звонкий детский смех прокатился по комнате. — Я отталкивал все негативные эмоции, что были во мне, стремился заменить их мечтами и фантазиями... А теперь они бумерангом вернулись ко мне... Они все, что есть у меня... Я же был так глуп... Так наивен, чтобы не признать, что у меня нет ничего кроме ненависти и одиночества... да, и еще боли...
Снейп отступил от него, будто обжегшись. При этом он зацепился рукой за кресло и зашипел, кровь тонкой струйкой потекла вниз. Это отрезвило его и заставило вспомнить, с чего все началось. Поттер просто хотел помочь... А до этого он пытался улучшить Зелье Гнева... Видимо, теперь пожинает плоды своих экспериментов.
— Прости... — еле слышно прошептал он.
Гарри еле заметно покачал головой, молча встал и, покачиваясь, пошел к лестнице.
— Не извиняйтесь... Не надо... Достаточно... Уже достаточно всего...
Мальчик, цепляясь за перила, начал медленно подниматься вверх. Уже стоя на последней ступеньке, он произнес:
— Мазь рядом с диваном... Обработайте руку...
Войдя в свою комнату и закрыв дверь, Гарри позволил себе упасть на кровать и заплакать. Воспоминания нахлынули на него. То, что хотелось забыть. Некстати вспомнились собаки тети Мардж, которые, зло скалясь, рычали на него, обходя с двух сторон, с явным намереньем броситься на него, а Дурсли, наблюдавшие за этим с крыльца, дружно смеялись. Тогда ему было почти так же больно. Больно и страшно. Вечером два пса были найдены мертвыми. Ветеринар, осмотревший их, пришел к выводу, что они умерли от остановки сердца, вероятно, испугавшись чего-то. После этого тетя Мардж разбила о Гарри бутылку из-под бренди, а Дурсли запретили обрабатывать и перевязывать раны.
И теперь такая же боль яростными потоками вырывалась наружу, размывая границы внешнего, ломая барьеры внутреннего. Сквозь тело прошла мощная волна, заставив на время перестать дышать, а потом комната начала заполняться взявшейся из ниоткуда водой... Не было сил, чтобы пытаться спастись. Все это воспринималось как просто данность его ненормальной жизни. И даже если он сейчас умрет, разве это будет так страшно? Это так необходимо. Закрыть глаза и позволить тьме вести за собой. Но где-то внутри дрогнул какой-то колокольчик, в ушах зазвенело.
— Тикки, — прошептал он одними губами, не надеясь ни на что, не ожидая ничего.
И уже совсем на грани исчезающего сознания раздался громкий хлопок. Но Гарри уже не мог знать, реален ли этот звук или это отголосок его буйного воображения.