30.
Неделю. Я дала себе неделю на то, чтобы вспомнить где я, кто я и что со мной произошло.
Неделю. Я дала себе неделю на то, чтобы понять кто мои родители и осознать, что кома - вещь непредсказуемая и необъяснимая.
Человека, представившегося мне отцом, я попросила как минимум на неделю не посещать меня, сделав это через медсестру. Передвигалась я на коляске, толком ни с кем не общалась и едва ли откликалась на имя "Лорен". Мне хватило трёх дней этой недели, чтобы более-менее прочувствовать, что я жива, что теперь я в реальности, что всё то, что со мной произошло, был настоящий кошмар.
За окном стояла весна, май. Я узнала, что живу в Торонто, Канада. Мне повезло пробудиться именно в это время года, ведь через три дня мне разрешили выйти на улицу подышать свежим воздухом и поработать над воспоминаниями. Я... до сих пор с трудом верю, что я совершила суицид, попала в кому, после чего мозг создал для меня совершенно новый мир. Я ещё нескоро забуду события той вселенной и точно начну жить на полную катушку, изучая психиатрию и нейрохирургию. Может, я смогу стать врачом... Но сперва стоит стать адекватным человеком и вспомнить эту реальность.
— Ло...рен? — породили рядом. Это был невообразимо мягкий женский голосок, очень приятный и весьма мелодичный. Испустив смешок с непривычки слышать это имя, я обернулась на голос. Передо мной стояла взрослая женщина лет тридцати. Я вскинула брови и зажала рот, узнав в ней свою мать того мира "комы". — Что случилось? Ты помнишь меня? — но я не смогла выронить и слова, ведь воспоминания поступков Кэтрин так и закружились в голове. — Два года я не могла с тобой пообщаться, и вот... ты вернулась, родная. Я – Мэри, сестра твоей мамы...
Взяв волю в кулак, я честно выдала:
— Простите, но я вас совершенно не помню.
— Два года - весомый срок. Нас предупреждали. Ты... ничего не помнишь? Со... вершенно? — я выдохнула, заглянув той в глаза. Единственное, что я помню, Мэри, что вы были моей матерью в моём сне, и ваш любимый мужчина трахал меня, не зная меры. Смогу ли я вылезти из того мира... Я взглянула на безоблачное голубое небо.
— Почему... я это сделала? — я взглянула на зажившие шрамы, оставленные и вдоль, и поперёк запястий.
— Перед тем, как сделать это, ты именно мне всё рассказала, рассказала весомые причины не оставаться среди нас...
— Я, — тяжёлый глоток, — внимательно слушаю.
— Я не знаю, готова ли ты к такой тяжёлой информации, ведь она подтолкнула тебя к этому шагу. Я... Я...
— Я изменилась, даже не представляете насколько. Я словно - другая личность, — имя которой — Кэтрин Фэллон. — Я очень хочу знать, ибо сейчас в моей голове сотня вопросов, не меньше.
— С пятнадцати и до восемнадцати, Лорен... Ты знаешь... Чем вы занимались с отцом? — я в ужасе сглотнула, чувствуя преходящую одышку. — У твоей матери сердце не выдержало, когда она узнала об этом...
И тут я мгновенно поняла, что добрая доля в жизни Фэллон, – и есть моя.
— Мэри, — мне было трудно дышать, — могу я попросить вас довезти меня до палаты? Я замёрзла.
Промолчав, женщина обошла коляску, схватилась за ручки, и мы двинулись ко входу для пациентов.
Надо же... Пара хорошо поставленных вопросов, и я вспомнила практически всё. Последние пару лет с отцом и матерью и той попыткой суицида — уж точно.
Рассказать? С самого пубертатного периода я страдала нимфоманией, я постоянно ублажала себя душем, одним-единственным вибратором, купленным благодаря совершеннолетней подруге, и в конце концов настоящем членом отца, который с первого моего "нападения" был не против. И мы скрывались. У меня ехала крыша от осознания, что мы творим настоящий инцест, эта мысль столько лет возбуждала меня. И мы трахались. Беспробудно, тайно и жёстко.
Палата располагалась на тринадцатом этаже. Лифт шёл медленно и тихо.
В любых позах, с разными игрушками, везде, и даже вне дома... Когда мама узнала об этом, застукав нас в моей комнате, её мгновенно схватил инфаркт, и она испустила дух прямо у меня на глазах. И что же дальше? Самое очевидное... Конечно же, разряд невидимого тока, пробудивший во мне осознание, что же за дерьмо мы творили с отцом.
И в тот же день, когда дом был пуст в связи с данным печальным событием, я схватила резак, схватила Дротаверин и Аспирин, таблеток были десятки... Правда я абсолютно не помню, как я доложила всё Мэри... Но точно помню, что когда моё сознание перестало ясно соображать благодаря таблеткам, я перестала чувствовать что-либо, я набрала ванную, схватила резак и...
Теперь я здесь...
— Ну вот ты и в палате, — я улыбнулась Мэри, еле сдерживая слёзы.
— Могу я попросить вас принести стакан воды? — еле выдавила я.
— Д-да! Да! Ну конечно! — та в спешке покинула палату.
Как же быстро меняется ход человеческой мысли. Что? Буду изучать психиатрию? Нет. Вспомнив всё, я лишь снова ощутила ту боль, ещё раз погрузилась в то отчаяние, а совесть в очередной раз вскружила мне голову.
И я буквально заново почувствовала всем своим существом, что... не заслуживаю жить...
— Мамочка... — я медленно встала с коляски, и ноги забились в дрожи. До окна оставался метр. — Я так виновата перед тобой.
Я открыла окно и взглянула на всё такое же чистое небо.
Встав на подоконник, еле держась за оконные рамы, я не почувствовала и грамма страха.
— Прости меня, — в глазах помутнело от слёз, но я уверенно подалась вперёд.
Теперь я точно смогу покинуть этот свет...
Прощайте.