"Дневничок Ивон Миллер"

Чёрный гроб. В нём лежало бездыханное тело её мертвой дочки. Она ещё вчера была живой. Ещё вчера. Как так получилось, что она уже больше никогда не проснётся? Что могло пойти не так?

На эти вопросы не знал ответа никто. А мать самоубийцы искала ответы везде.

— Ивон была из тех, кто много думал, — щебечет себе под нос Изабелла на похоронах.

— Она не была из тех, кто много разговаривал, но была из тех, кто много думал, — продолжала бормотать Изи.

Измученная тоской женщина стояла на пустынном кладбище одна над могилой дочки и проливала каплю за каплей свои горькие слёзы, завывая скорбные слова, а вокруг ни единой живой души, кто бы мог её утешить. Её мама, бабушка Вонни, очень плохо себя чувствует и лежит в больнице.

Изабелла не могла представить себе жизнь без Ивон Миллер. Она была её опорой и поддержкой. Она не могла потерять ещё одного близкого человека. Но, к сожалению, она всё же потеряла. Все её мысли теперь были направлены на то, чтобы разобраться, как это произошло. Дневник — самый главный ключик к разгадке.

В психбольнице Ивон оставила его. И Изабелла пришла к выводу: она нарочно это сделала, чтобы его прочитали и по крайней мере её собственная мать знала, что её дочка не была сумасшедшей.

Несчастная Изи перечитала дневник ещё в тот же вечер после смерти дочки, однако последние записи ей пришлось заставлять себя перечитывать, так как даже на страницах осталась эта мощная энергия боли и отчаяния. Ей было очень сложно читать дневник её умершей дочери. Она погружалась в её мысли и думала, что та ещё жива и рядом с ней. Открывая эту среднюю по размеру книжонку, женщина средних лет полностью забывала о случившейся трагедии и на миг любила свою жизнь снова.

«Дорогой Дневник... Эх, моя девочка... почему ты мне не рассказывала про свою влюблённость в учителя литературы? Почему не рассказывала про Дерека  и про девушку, которая хотела помочь? Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, ИВОН МОНИКА МИЛЛЕР! БЫСТРО ОТВЕЧАЙ МНЕ, ТЕБЯ СПРАШИВАЕТ ТВОЯ МАТЬ, А КОГДА МАТЬ СПРАШИВАЕТ, ТЫ ДОЛЖНА ОТВЕТИТЬ!»

Изабелла все ещё не могла осознать, что её больше нет. Она пыталась воссоздать ту же атмосферу, которая была. Прошло всего три дня, но она думала, что не знала, что можно чувствовать такую пустоту внутри. Она не была похожа на ту, которая её преследовала после смерти мужа. Она была другая. Изабелле приходилось обманывать свой разум и убеждать саму себя в том, что всё это сон, а сон имеет свойство заканчиваться.

«Я должна прочитать ещё раз дневник. Должна. Должна... Наверное, я что-то упустила. Там должны быть ответы...» — каждый раз повторяла себе абсолютно морально раздавленная Изи. Однако, сколько бы раз она ни перечитывала, она не могла ни на минуту поставить под сомнения свои убеждения относительно того, что существуют призраки и другой потусторонний мир. Единственное, во что она верила, — в любовь. И в её бесконечную силу. Но на подсознательном уровне у неё сложилось представление, что нет ничего, кроме мира материального, и после смерти тела разлагаются. Других процессов или явлений не происходит.

По этой причине женщина продолжала думать, что её бедная дочь страдала от ужасной, поражающей здравый ум болезнью.

«Я никогда её не слушала по-настоящему. Ей надо было уделять больше времени и больше внимания. Единственным другом была эта незамысловатая книжонка. Почему с ней никто не дружил? Почему? Она же была такой хорошей девочкой? Как случилось так, что именно ее забрал у меня этот страшный недуг? Ей всего 16.

Отец, муж, дочь — из моей жизни уходят все... Почему? Почему так случается? Мой отец ушёл от нас с мамой, когда мне было всего три года, оставил нас ради другой жизни. И всю жизнь я мечтала об идеальной семье. Думала, что я сумею её такой создать. Почему? И за что? Что я не так сделала? Полюбила ребенка сильнее мужа? Из-за одного такого действия все мои проблемы?

Я каждый день тогда себе повторяла, что это не моя вина, а рака. И никто не знает, почему это болезнь возникает, но Ричард был уверен, что эта болезнь происходит от обиды. Но до конца я не верила. Не могла. Из-за своих нравственных убеждений. Но сейчас я понимаю, что он обижался на меня. Я причина его смерти. Я была поглощена мыслями о дочери и забыла о существовании мужчины в своём доме. А Ивон почему решила закончить свой путь, который даже еще не начался? Из-за меня. Я её не слушала. А самое главное, не слышала. Ей нужен был рядом человек, который поможет, обнимет, даже если она сама не понимает, о чём говорит. А я отправила её в психиатрическую больницу, где моя дочь чувствовала себя как в темнице. Она была заперта со своими демонами наедине, а рядом были такие же больные. Я, родная мать, упекла свою дочку в будущее место её погибели. Как? КАК? Кто-нибудь скажет мне, как такое могло произойти? Что мной двигало тогда? Мне было осознавать, что я превратила свою жизнь в простое существование...»

Изабелла стонала от душераздирающей боли, которая никак не могла отразить просто словами, которые только что выговорила все до одного вслух сама себе же.

После последней слезы, которую она вытерла с холодной щеки, женщина решительно вознамерилась выяснить, каким человеком всё же была Ивон Моника Миллер. И один дневник не мог помочь в этом вопросе, поэтому она обратилась к кое-кому, кто мог знать ответ.

Рано утром на следующий день Изабелла Миллер отправилась к мистеру Никлсону. Ей пришлось проделать достаточно долгий путь, ведь тот живёт достаточно далеко от города. Сейчас она стояла перед большим деревянным домом с большими панорамными окнами и агрессивно стучалась в дверь. Дверь открылась, а перед ней стоял симпатичный молодой человек в очках в коричневой оправе, в чёрных длинных брюках и выцветшей голубой рубашке. У него был сегодня выходной, однако одет он так же опрятно и стильно, как и в рабочий день.

— Да? — начал Шон.

— Какой была моя дочь, мерзавец?!

Мистер Никлсон слегка оторопел от такого вопроса, но через секунду понял, что перед ним стоит мать недавно погибшей девочки — тире — его бывшей.

— Миссис Миллер, я так понимаю?

— Вижу, ты мальчонка сообразительный. Так почему крутишь романы с ученицами?

— Простите. Я не хотел. Само собой получилось.

— Ой, конечно. Всего лишь само собой. Случайно, может, ещё скажешь? Как так? То есть случайно целовал её или чего ещё похуже, чего я не хочу знать.

— Поверьте, ничего больше не было.

— Не желаю даже знать. Я вообще не знала свою дочь. Но я её любила безумно.

— Я не сомневаюсь, миссис Миллер.

— Могу ли я войти? — заливаясь слезами, спросила стоявшая на пороге женщина.

— О, прошу, простите мою бестактность. Конечно, входите. 

Изабелла вошла и осмотрелась. Она увидела, что обстановка в доме приятная. Гостиная очень милая: диван стоит посередине, телевизора нет, люстра, выполненная искусно, освещает все пространство вплоть до прихожей. Кухня обставлена в том же стиле, что и зал, напоминающем чем-то барокко 16 века. Остальную часть её глазам увидеть не довелось.

— Вы не хотите присесть? — по-джентельменски спросил Шон.

— Спасибо, — садясь, ответила ему Изи.

Нависает густое облако, заряженное негативными эмоциями, которое порождает паузу в разговоре на минут пять.

    -Приношу свои соболезнования насчёт Ивон. Мне очень жаль, - с искренним сочувствием произнёс хозяин 

Однако ответа не последовало. Лишь холодный, чёрствый взгляд, брошенный на отправителя этой фразы. 

— Может, воды? — вежливо предложил гостье хозяин красивого дома.

— Нет, благодарю. Но я бы не отказалась от ответа на мой вопрос.

— Какой была Ивон? Я толком сам её не знал. Мы встречались недолго.

— Сколько?

— Я не знаю точно, я не считал.

— Ты даже не знаешь, сколько времени вы были вместе. И я не понимаю, что она нашла в тебе.

— Мы начали встречаться в начале учебного года.

— Как? Как ты смог жить с осознанием того, что соблазнил ребёнка?

— Извините, дамочка, но следите за словами. Я любил её. Она меня тоже.

— Если она тебя любила, то расскажи мне, какой она была. Почему она умерла? От чего? Что её побудило сделать этот шаг? — перемешивая крик и слезы, выплескивала свои чувства Изи на мистера Никлсона.

Шон сделал пару вдохов и выдохов.

— Ивон была другой. Она думала, что она простая, но это было не так. Мыслила она по-другому. Не как ровесники. Или, может, я так думал. Мне казалось, что я знал её, но я знал в той степени, в которой ей хотелось, чтобы я её узнал.

— Ты действительно любил её?

— Всем своим сердцем.

— А она тебя?

— Мне казалось, что любила.

Тишина незаметно расползалась по всему пространству вновь.

— Я всегда считал её уникальной, необычной. Таких, как она, я никогда не встречал. И не встречу.

— Она была такой. Но знал ли ты что-то, чего я не знаю?

— К сожалению, нет. Не думаю, что могу Вам помочь. Она также была очень скрытной.

— Хорошо. Я пойду.

Изабелла приблизилась к двери, но напоследок решила бросить несколько фраз:

— Ты даже не был на её похоронах.

— Я не мог...

— Не мог? Ты не мог?

— Я слишком её любил, чтобы смотреть, как она уходит навсегда.

— Ты мог с ней попрощаться таким образом, но смелости не хватило, да?

— Вы ничего не знаете и не понимаете.

— А о том, что она вела дневник, ты знал?

— Нет. Что за дневник?

— Тот, в котором она отражала все свои мысли.

— Однако Вы ничего так и не выяснили, раз пришли ко мне?

Изабелла окинула взглядом, пропитанным злостью и презрением, Шона, развернулась и вышла.