"Дневничок Ивон Миллер"

Запись Ивон Миллер. 13 декабря 2014 года. 10:54

«Привет, старый друг. Странно тебя называть не по имени. Я только что рассталась с любовью всей моей жизни, как я думала. "Но тогда зачем я это сделала?" — ты спросишь. Во-первых, он меня не особо знал. Он думал, что я другая, более взрослая и осознанная, и это выделяет меня на фоне остальных моих ровесников. Но я веду дневник, с которым обращаюсь как с живым человеком. Во-вторых, он сам не особо зрелый. И в третьих, мне нравится другой. Нравится? Да я почти влюблена. Возможно, кто-то назовёт меня легкомысленной, не знающей, что значит истинная любовь, но мне 16. Я могу всё романтизировать и идеализировать. И лучше совершить ошибки в этом возрасте, чем потом жалеть, что их не совершила и даже не попробовала, жалея, что всё могло бы получиться».

Проводя час за часом за просматриванием пустых, скучных передач, пленница этих четырёх стен захотела пройтись по коридору в десятый раз за все пять дней (ей удавалось оставаться незамеченной глазами мистера Рейзена). Спокойно она лежать и сидеть не умела, да не и могла, учитывая её гормонально-скачковый возраст и пока ещё не открытые учёными клетки, отвечающие за поразительно скоростное исцеление.

Взяв с собой телефон и наушники, включив музыку на полную громкость, Вонни легким шагом, слегка вприпрыжку, шла по белому полу, где можно было увидеть своё отражение. Одна песня сменялась другой, и дошла очередь до её самой любимой — «Grenade» Bruno Mars. Она закрыла глаза и продолжала идти всё дальше, напевая эту дивную мелодию, пока не почувствовала тяжёлую руку на своём плече.

Обернувшись, она увидела, конечно, знакомого, но страшного, по её мнению, человека — доктора Рейзена.

— Доктор Рейзен, мы же виделись с Вами сегодня, что Вы здесь делаете?

— Я что делаю? Мисс Миллер, что Вы здесь делаете? Я прописывал тебе постельный режим, — как будто вытягивая из себя слова, спросил человек в чистом белом халате.

— Я?

— Так, возможно, мы поспешили с выводами насчёт твоей гениальности. Нет, Ивон, наверное, я разговариваю сам с собой. Кстати, у меня есть такая привычка, извини, что не предупредил, в то время как ты стоишь напротив меня, — нервно, слегка агрессивно и на одном дыхании высказывает свои мысли мужчина.

— Оу, извините, я просто заполнила паузу, чтобы придумать отговорку. И придумала, но решила поступить разумнее и выдать Вам обыкновенную, ничем не примечательную и всем наскучившую правду. Я вышла размять ноги.

— Я же говорил, что твой случай уникальный. Мы еще не выяснили, что послужило причиной твоего полного выздоровления, и не знаем, на что твой организм сможет среагировать.

— Стоп, я правильно услышала? Полное выздоровление?

Доктор Рейзен отвёл взгляд в сторону и молчал.

Однако Ивон продолжила разговор:

— Тогда почему я всё ещё здесь? Во-первых, Вы и ваша группа коллег, интересующихся моей внутренней суперсилой, не имеете права меня держать здесь против моей воли. Во-вторых. Вы действительно думаете, что я буду содействовать вам в вашей работе? — уверенным и злостным голосом отчитала своего врача Ви.

Доктор заметно начал нервничать: перебирал палец за пальцем, кусал губу, взгляд опускал вниз.

— Ивон... пойми меня правильно, ты мне очень нужна.

— Да, для экспериментов.

— Мисс Миллер, Вы мне нужны не для экспериментов, а для одной важной цели. Цель — усовершенствовать науку мира, вывести её на новый уровень. Возможно, ты не единственный носитель данного гена, спасшего тебя от колоссальных повреждений. Возможно, он существует в человеческих телах, но учёные ещё не обладают всем спектром знаний, чтобы каждый почувствовал себя своим собственным спасителем. В перспективе врачам не придётся по несколько часов потеть в операционных, гадая, смогут ли они спасти беднягу или нет, а его родственники и друзья не будут сидеть в зале ожидания и молиться. А в эти часы даже самый закоренелый атеист становится верующим. Представь на минуту, что благодаря тебе смогут излечиться люди, находящиеся на последних стадиях рака. Наша с тобой совместная работа общественно полезна, это будет скачок, прорыв.

Ивон стало немного стыдно из-за того, что она думала исключительно о своём благополучии в этот момент и не задумалась, каким глобальным образом может повлиять на судьбу всего человечества. И, естественно, принимала во внимание, что все рассказанное мистером «помоги всему миру» — всего лишь нереализованные планы. Но также допускала мысль о том, что группа самых лучших учёных, которым впоследствии передадут её дело, смогут разгадать этот сложный кроссворд. И разрываясь меж двух огней, она всё же решила ответить:

— Я согласна!

Взгляд мужчины в белом загорелся, будто в двух шарах, что он называет глазами, солнце засияло. И тогда он сказал:

— Начинаем завтра. После осмотра я отведу тебя в кабинет, и проведём пару тестов.

— Но спешу сообщить, что я могу в любой момент передумать, если меня что-то не устроит.

— Понимаю. А насчёт моей фразы не волнуйся, всё будет хорошо, ничего не бойся, мы не сделаем ничего, что может причинить тебе боль или вред.

Ивон всё же сомневалась в их компетентности и уж тем более честности, но её желание помочь остальным перечеркивало все колебания. Готовившись уже уходить, она забыла, что не уточнила ещё один момент.

— А вы спросили у моей мамы, согласна ли она?

— Спросили. Она не возражает.

— Серьёзно?

— Конечно! Правда, она, также как и ты, не очень была рада, что её драгоценную дочь удерживают в больнице, но потом я ей рассказал всё то же, что и тебе. Она сказала: если ты согласна, то она тоже. Вы с ней во многом похожи, я заметил.

— Мы? Не-е-ет, мы вообще не похожи.

— Ты просто не видишь.

— Извините, почему я должна обсуждать это с вами?

— Я хочу, чтобы мы стали ближе.

Эта фраза Ивон не на шутку насторожила, но её вслух она решила не высказывать.

После этой престранной встречи в коридоре Ви сразу же направилась к своей комнате, чтобы смыть в душе весь страх и недоверие, что она только что испытала на себе. Как только морально избитая Ви зашла в душевую кабину, открыла кран и почувствовала на своей коже струю горячей воды, тут же пришла в себя. Положив заранее полотенце на пол, чтобы не поскользнуться, Ви укутала свою распаренную уставшую тушку в синий банный халат и принялась рассматривать лицо в зеркале.

Она на удивление своё заметила, что у неё исчезли не только все прыщи, но и следы от них, а также чёрные точки. Ей, конечно же, показалось это весьма странным явлением, но, убедив саму себя, что это побочный эффект от длительного пребывания в тесной комнате, она стёрла данное обстоятельство из своей головы. Ивон вглядывалась в своё новое, обновлённое, чистое, свободное от подростковых угрей лицо и понимала, что оно медленно начинает менять форму. Видоизменяются в первую очередь глаза. Словно на её глаза наложили ещё чьи-то и появился необычайно красивый, совершенно ни на что не похожий и абсолютно никакими словами не передаваемый цвет глаз. Овальная форма лица сменялась на квадратную, длинные густые русые волосы перешли в короткую мужскую стрижку. Но неприятное в увиденном для неё — это была небольшая борода с усами. Перед ней стоял её отец. Ви стряслась от открывшейся её взору картины. Мурашки бегали по коже, а ватные ноги еле держали. Что может быть ещё более шокирующим, чем увидеть своего воскресшего из мёртвых отца в своём отражении? Однако кое-что всё-таки может.

— Ивон, здравствуй, дорогая, — нежно голос позвал девушку.

Ивон вытаращила глаза на фигуру в зеркале и застыла. Она не могла пошевелить даже кончиком пальца. В ней в эти минуты противоборствовали две силы: сбежать, обгоняя скорость света, или же остаться и посмотреть, что будет. Однако, по существу, выбора у бедняжки не было, так как её тело определило за неё, что будет более гармонично для неё.

— Пап, это ты? — тихо и ненавязчиво спросила испуганная до полнейшего ступора Ви.

— Да, солнышко, это я.

Ви не могла поверить в это. Дрожащим голосом она всё-таки продолжила:

— Как... как ты пришёл сюда?

— Помнишь, я приходил к тебе во сне? Ты была очень огорчена, даже эмоционально подавлена тем, что не сможешь меня видеть больше, и я не мог видеть тебя такой. Я могу видеть, как ты плачешь только со мной, но не без меня. Как я говорю?

Уголки губ девочки приподнялись, и проступила едва заметная улыбка.

— Слёзы предназначены только для меня, а ты будешь сидеть рядом, пока мне не станет лучше.

— Именно!

— Но я не понимаю, как ты здесь очутился? В моей ванной? Опять в моём зеркале? Я видела тебя во сне, думала, это последнее «прощай», но точно не ожидала тебя встретить наяву.

— Разве ты ещё не поняла?

— Поняла что? Что я должна понять? Я стою здесь и пытаюсь не упасть в обморок, едва соображая, что говорю!

— Родная, я — это ты. А ты — это я.

— И что это может значить?

— Мы одно целое! Ты была права относительно твоего сна, я хотел сказать «пока», но потом решил, что не могу расстаться с тобой навсегда, также как и ты!

У Ви глаза открывались ещё больше, чем были до этого, она даже не могла предположить, что последует после этих слов. Но призрак продолжил:

— Вонни, я знаю, что мы всегда с тобой были объединены особой связью, которую остальные не способны понять. И когда ты мне сказала во сне, я окончательно убедился, что ты тоже её ощущаешь.

— Пап, что ты хочешь сказать?

— После твоего сна я попросил моих ангелов, которые меня сопровождали, подселить мою душу к твоей, и теперь две души присутствуют в одном теле — твоя и моя. Но я сделал это для нас обоих, но всё же в большей степени для тебя, иначе мои спутники не позволили бы этому воплотиться, так как личная выгода превышает добродетель. Тем более это можно отнести к разряду невыполненных задач, которые передо мной стояли в жизни. Я должен был обучить тебя многим вещам в качестве твоего отца, но не успел, поэтому мне отчасти суждено было вернуться. Но самая ключевая цель, которую я сам перед собой поставил, — это защитить тебя. Ты слишком молода, чтобы справиться с напастями этого мира без меня.

От услышанного только что Ивон закатила глаза и упала в обморок прямо на холодный кафель. Очнувшись, она лежала в своей постели. Никого рядом не было.

— Ивон, дорогая, проснись, сейчас придёт твой врач, я видел его в коридоре, — голос в голове прозвучал так ясно и отчётливо, что спящей красавице пришлось открыть глаза.

— О боже мой, у меня шизофрения или, может, что похуже. За прошедшую неделю что-то многовато я набрала серьёзных болезней...

— Нет, Ивон, это я, твой папа, помнишь, я тебе говорил в отражении зеркала?

— Нет, нет, нет, нет, я себе напридумывала. Сейчас я все ещё сплю, а точнее, наверное, я лунатик.

— Нет, Ивон, у тебя всё в порядке, пойми наконец, что я твой отец и мы одно целое.

— Если ты мой отец и ты, так сказать, во мне, тогда скажи пять вещей, о которых никто, кроме него, не знает.

— Ты пересматриваешь все части «Гарри Поттера» каждый раз, когда тебе грустно, а при просмотре пьёшь мой фирменный смузи из бананов и клубники. Ты сказала мне однажды, что с ним не сравнится никакое мороженое. Ты никогда не даёшь никому убираться в своей комнате, потому что боишься, что кто-нибудь найдёт там твою коллекцию маленьких куколок, как это сделал я, когда хотел пропылесосить под твоей кроватью, а потом ты пришла из школы и очень разозлилась. У нас с тобой была традиция втайне от мамы. После отбоя по выходным мы спускались по скрипучей лестнице в зал и смотрели «Неуравновешенных мамочек» по пятому каналу, который начинался в полночь ровно. Когда ты засыпала, я приходил и смотрел, всё ли в порядке. Ты замечала время от времени и говорила, что уже взрослая для надзора. Вонни, ты помнишь, перед тем как я ушёл, я отдал тебе очень важную вещь — днев...

— Дневник.

У Ивон глаза были на мокром месте. Голосу в голове она не перечила, а тихо вслушивалась в каждое слово до последнего момента, пока не дошло до самой душераздирающей части. И сейчас на неё словно снизошло божественное озарение или что-то другое, но она осознала, для чего дух её отца прибыл вновь в её мир и воплотился таким путём.

— Пап, конечно, я помню. Папочка! Помню и сон, и эпизод с зеркалом, и всю нашу жизнь вместе. Теперь я ясно понимаю цель твоего визита.

— Дорогая, я поистине рад! Однако сейчас придёт твой доктор. Пожалуйста, откажись от тестов, которые они предлагают. Они плохие люди, не доверяй им. Они всё равно не смогут найти ответ к тому, как ты излечилась. Это всё был я. Я попросил своих ангелов об услуге — помочь твоему окрепнуть, чтобы защитить тебя в полной мере от опасности, которую предполагает эпилепсия. Ты могла насмерть разбиться, но в итоге не только сидишь здесь, но и восстановилась за день. Также, так как после одного приступа человек теряет достаточно большое количество мозговых клеток, я настоял не только на их восполнении, но и на сверхчеловеческом интеллекте.

— О мой Бог! Получается, никакие тесты не помогут?

— Да, но дело не только в этом. Они будут тебя эксплуатировать до последнего.

— Но они сказали, что не причинят мне вреда.

— Конечно, ведь им нужна личная выгода. Может, больно они не сделают, но так или иначе, Вонни, ты — их подопытный кролик. А как обычно поступают с подопытными кроликами? Их не жалеют, если конечная цель — достижение успеха в науке. И поверь мне: они искусные манипуляторы.

Ивон задрожала и сглотнула слюну, скопившуюся у неё в горле.

Внезапно в дверь зашел доктор Рейзен.

— Добрый день, Ивон! Как твои дела? — бодро и весело поприветствовал пациентку врач.

— Мои? Нор... норм... нормально, — пытаясь делать вид, что за последние часы ничего не произошло, Ви смазанно дала ответ.

— Что-то не так?

— Всё хорошо, поверьте, всё прекрасно!

— Ну, тогда замечательно, ведь я чувствую себя точно так же. Тогда пройдём в кабинет.

— Что? Вы же сказали завтра! — начиная паниковать, бросила в его адрес агрессивно заряженные слова девушка.

— Да, но думаю, что лучше начать сегодня. Чем раньше начнём, тем раньше закончим, так ведь?

Ивон молчала. Укрывшись одеялом, она боялась что-либо ответить. Это именно то, о чём отец её предупреждал.

— Извините, я на такое не подписывалась.

— Извини? А на что? Мы всего лишь сделаем повторный рентген, посмотрим твои рефлексы, проверка зрения, слуха, ещё кое-какие детали.

— НЕТ! Я не пойду в этот кабинет, вы не затащите меня никакими силами туда! Мама приедет через два часа и заберёт меня. Я отказываюсь от всего. Всё.

— Подожди, подожди. Ты же соглашалась, что случилось? Можешь объяснить, пожалуйста?

— Не могу, мне нужно уйти отсюда поскорее, не могу больше здесь находиться, я задыхаюсь.

— Позволь я тебе дам успокоительное.

— Нет. Я не хочу брать что-либо из Ваших рук.

— Хорошо, я позову медсестру. Сидни, Шейли, кто-нибудь из вас, подойдите СЕЙЧАС ЖЕ!

В комнату вошла та же медсестра, что обычно осматривала Ивон по утрам.

— Сидни, дай Ивон...

Доктор Рейзен что-то прошептал на ухо симпатичной блондинке с серыми глазами. Она кивнула, после удалилась, а через несколько минут вернулась уже с двумя круглыми таблетками, лежащими на салфетке.

— Ивон, это должно тебе помочь, — Сидни обратилась к Ви.

За неимением выбора страдающая от панической атаки девочка вынуждена была принять их предложение. Однако внутреннее чутье говорило: «Не пей!»

— Лекарство скоро подействует, — сказал доктор.

Потихоньку Ви начала успокаиваться. Через 20 минут она уснула.

— Вставай, доченька, — женский голос неотчётливо был слышен сквозь звон в ушах.

— Мам?

— Да. Доктор Рейзен сказал, что ты плохо себя чувствовала, и он дал тебе успокоительное.

— Оу, да. Но, мам... до этого они хотели провести меня в специальный кабинет, где ставили надо мной бы опыты.

— Кабинет? Дочка, ты что? Нет... Навряд ли. Да, мы говорили с твоим врачом насчёт твоих невероятных способностей и как они важны для всего человечества. Я с ним согласна. Но если тебе это по душе, то я не буду тебя заставлять.

— Нет, я тоже сначала повелась на его убедительные речи о спасении людских жизней, но ты же не будешь ради них жертвовать собственной дочкой?

— Но я не понимаю, как это взаимосвязано? Он что, тебя трогал, приставал? Скажи, может, он давал какие-то знаки, о которых тебе стыдно рассказать кому-то? — очень обеспокоенно допрашивала дочь Изабелла.

— Фу, мам, нет.

— Тогда что? Расскажи, пожалуйста, я же тебе самый близкий человек.

— Я знаю, мам. Но у нас с тобой бывают ссоры, недопонимания, и иногда мне кажется, что ты совсем меня не знаешь, а я — тебя.

Глаза Изабеллы наполнились слезами. Но она успела их вытереть пальцами до того, как они упали на больничную кровать.

— Прости. Прости, Вонни, что иногда бываю чересчур строгой. Мне очень хочется быть хорошей матерью. Ты мой единственный ребёнок. А со смертью твоего отца я не могу никак смириться. Я его безумно любила. Мне тяжело растить тебя без него. Сейчас всё, что у меня есть, это ты и бабушка. Я иногда хочу, чтобы всё стало как прежде. Мечтаю, воображаю. Помнишь, как вы с отцом втайне от меня смотрели «Неуравновешенных мамочек»? Так смешно, что вы думаете, что это ваше тайное личное дело.

— Что? Как... как ты узнала?

— Да какая теперь уже разница? Ох, какие были времена! Не существует дня, когда я о нём не вспоминаю.

— Мам, папа тебя безумно любил. Я знаю. Помнишь вашу годовщину? Вы хотели поехать на горнолыжный курорт в Киллингтон, но не смогли найти билеты, и в итоге вы пошли в ресторан.

— Да, это было обидно, но с твоим папой даже обычный ужин стал сказкой.

— А помнишь его фирменный филе-миньон? Ты всегда говорила, что животных есть плохо, но ничего с собой поделать не могла. А он всё время смеялся над тобой, а на самом деле думал, что ты права, но не высказывал тебе, иначе никто из нас не смог бы насладиться нежнейшим мясом. А его предложение руки и сердца? Как он нервничал перед тем, чтобы всё сделать правильно. И его кольцо не упало с крыши твоего дома, на котором он устроил пикник. И когда он увидел тебя, заблудившуюся в метро Нью-Йорка и отчаянно ищущую чью-нибудь помощь, он ни на миг не сомневался, что ты та самая.

После прозвучавших слов Ивон поняла, что говорила уже не она, а её отец. И попыталась усмирить голос, теперь живший внутри неё. У Изи же слёзы высохли, а грустное выражение лица сменилось на шокированное.

— Ивон Моника Миллер, откуда ты знаешь факты, которые ты в принципе знать не можешь, если только он сам тебе лично не рассказывал?

— Да, рассказывал, — с выдохом полной грудью и облегчением ответила дочка.

— Так интересно, даже мне он этого не говорил.

— Ты была занята воспитанием меня.

— Да, точно. Гиперопекающая и удушающая своей заботой мамаша. Ты же так меня воспринимаешь. И он так меня воспринимал. Мы с ним долго не могли иметь детей, а ты для нас — подарок свыше. Я хотела вырастить тебя достойным человеком, дать тебе всю мою любовь. Но моей любви не хватало на двоих, к огромному сожалению. Всё, что ты перечислила, мы делали до твоего рождения. Я так жалею обо всём. Я думала, что Майкл поможет мне справиться с моей болью, дырой внутри. Новая обстановка изменит что-то, поможет переключиться, но Ричард как будто все ещё был со мной всё это время. Я его до сих пор люблю.

— Я ТЕБЯ ТОЖЕ, ИЗАБЕЛЛА! — крикнула Ивон своей матери со всей страстью.

Голос Ричарда внутри слишком разбушевался, он брал верх над сущностью Вонни.

— Извини, Ивон, но обращаться к матери по имени — это неуважительно! Я знаю, я строгая, но сейчас я думаю, любая другая мать со мной согласилась бы.

— Оу, да, прости, прости, ты права.

Изабелла развернулась и начала собирать вещи. Складывая всё в две большие сумки, которые она привезла с собой, 46-летняя женщина хотела уехать поскорее. Ивон также пылала желанием покинуть это место.

Ивон и Изабелла спешили к выходу. Однако доктор Рейзен успел перехватить обеих. Доктор решил попытать удачу в последний раз.

— Ивон, как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно! Потому что уезжаю отсюда наконец.

— Миссис Миллер, здравствуйте! Как Ваши дела?

— На данный момент не очень хорошо. Нам пора.

— Прошу одну минуту, я не займу больше времени. Я всё же хочу уведомить Вас об одной незначительной детали. Когда у тебя началась паническая атака, мы дали тебе снотворное. И ты проспала 2 часа. В течение часа мы сделали томографию мозга и МРТ тела. У нас специальное новейшее оборудование, опережающее своё время. И с Вашей дочкой всё было бы хорошо в любом случае. Но то, что мы нашли, не поддаётся никакому логическому объяснению.

— Что вы нашли? Вы меня пугаете!

— У Вашей дочери абсолютно новые органы, она словно переродилась. Мало того, что она гений, это подтвердилось при повторном рентгене, к сожалению, до теста на IQ мы не дошли. Её внутренняя биосфера работает на все 100 процентов. С такой производительностью она может никогда не спать и прожить до двухсот с половиной лет, а то и больше.

— А, так, да? Тогда почему я сплю постоянно? И мне хочется спать? И я чувствую себя уставшей? И раз на то пошло, гением я себя совсем не чувствую! — возмутительно предъявила врачу Ивон.

— И как вы посмели накачать мою дочь снотворным, а потом провести ваши исследования, пока она была без сознания?

— Ничего плохого не случилось.

— Случилось. Надо было регистрироваться в другой больнице. — Пронзила взглядом несчастного врача опасная мама Ивон.

Мама и дочь покинули больницу Vermont Medical Services.