Увлекательная Жизнь Рептилий

Следующей и завершающей для многих остановкой станет река Змейка, простирающаяся, казалось, поперек всего леса.

Эти пятеро, включая опытного Станислава Николаевича, улыбающихся мужчин — друзья. Казалось, что во всем мире не существовало более крепкой и длительной дружбы, чем между ними пятью. Они прошли шагом через всё вместе, ни один не бросал другого, они подставлялись под удар, и даже после волн несогласий приходили к решению и снова мирились. В относительно узких кругах они были известны как "Пять апостолов". Они пришли в этот лес не по чьему-то приказу. Они пришли сюда ради собственного благословения. Они приступили.

По первой мы все спустились к узким берегам в наших черных как разум кожаных сапогах и хорошенько по нему прошлись, оставляя на песке глубокие следы. Кто-то пошутил про глупого деда из деревни Антоновки, которого мы повстречали всего каких-то полгода назад. И хорошо же, чертила, шутил!.. Завязался разговор про наши те приключения и наших тех прошлых. Не таких.

По другое нужна была бумага и перечень простых карандашей. У Станислава их было излишне много — уж сильно рука его болела от написанных и переписанных рапортов. Каждый разместился поудобнее: сидя на большом красно-сером камне, разлегшись на траве или песке, забравшись на ветку толстого дерева. И без остановки вычертали на них одни и те же строки:

"Вечная и последняя объяснительная от имени... ". Здесь каждый четко и недвусмысленно вписал свои звание, инициалы и фамилию

"Ибо Бог видит: не осталось на Родине того мужчины, что способен побороть предательские силы мирового Зла. Устрашающе они предстают передо мной и моими товарищами по роте и насмехаются снова и снова над беспомощностью и определенностью человеческого бытия. И никто уже последним не может отрицать простой истины:"

"Мир погрузился во Тьму"

"Потому прошу, чтобы моя семья, получив данное письмо, не оставила никакой даже малейшей надежды, что я могу быть жив. Пускай не прячет никто своим пальцем следующую строку:"

"Я УБИЛ СЕБЯ. Я ЗАСТРЕЛИЛ СЕБЯ. Я УСТРАНИЛ СЕБЯ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ. "

"НИКТО НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ВИНОВАТ"

Но каждый чувствовал, что это была чрезмерная возможность выразить то, о чем он действительно думал. Карандаши заскрипели, записывая последние строки мелкими-мелкими буковками, у каждого — свои:

"Слава человеческому сердцу, непокоренному и непобедимому! " — с лицом, полного надежды, закончил один.

"Слава Вечным Революциям! " — со звоном отложил свой карандаш второй.

"Навеки проклинаю предательского д-ра Зуевского за привнесение в наши и мою жизни страха", — перекусил свой карандаш надвое третий.

"Пускай каждый человек, что берет в руки оружие, отправится в самые темные уголки Ада", — тихо убрал карандаш в карман четвертый.

"Спасибо за все", — вздохнул пятый.

Третьим было расхождение в путях хождения каждого. Письма оставили у края крепкого каменного моста в темно-синей торбе, предварительно и по очереди достав оттуда по огнестрельному убийственному ружью каждому. Недолго думая, каждый произвел проверочный выстрел — в реку, в дерево, в небо. Третий пожаловался на нехватку патрон. Пятый поделился своими. А все стали в центр моста.

Станислав взял на себя роль:

"Раз! "

Казалось, только вчера он вступил в эти ряды новобранцем...

"Два! "

Какой же все-таки красивой может быть белорусская природа летом...

"Три! "

И каждый разошелся в разные стороны в лес, дружно пожелав друг другу удачи и скорого возвращения.

Какой же хороший и ужасный день, это двадцать восьмое июля!..

... (он забрал свой листок бумаги из торбы и скрылся восвояси)

— А, ну это просто ты, Агнежка. Ты изменилась: как в своей внешности, так и в своей внутренности. — ответил Антон. Он развернулся к Стасу: — Ну, пошли домой? Что-то у меня голова переболелась за сегодня.

Она развинтилась и пошла с кулаками.

"Кого ты имеешь 'просто ты, Агнежка', да?! Антон Паскаль, я еще помню как ты созерцал на меня с моей племянницей! А как в десятом классе ты с мальчишками без меня шли курить, помнишь? Я каждому из всех ваших с того времени не доверяю"

Стальной Стас чуть было не ударил выругался высказался, но Антон опередил его:

— Агнежка, ты неправа. Я уже не Паскаль как год.

"И чего должна из этого понять? Перед чем из предыдущего ты оправдался? "

— В июле прошлого года я вышел замуж за человека по некоторую сторону от меня. Его зовут Стальной Стас. А меня, Агнежка, попрошу чтобы называла Стальным Антоном.

"..."

С ничего Агнежка грубо связала руку Антона со своей, болезненно нажимая на кольцо из чистой нержавеющей стали. Тот почувствовал себя трясущимся от неизвестного источника.

"Уже и помужились! Уже и ж свадьбу сыграли, ужас, радость! А почему не пригласили? А я ж знала! А я все годы думала: как может так быть, чтобы ты отказался придти ко мне на возрождественский праздник! А я ждала твоего со всеми первая! "

Стас неуклонно мигал морганиями Антону. Антон усилий, видимо, не оценил.

— Ну да время такое тогда в этой школе было, ну, сама ж видела... Ну и вообще я Стаса-то знаю, если так вздумать, некратно-немного, сколько там?.. — он потерял контроль над ситуацией. Над собой. — Он вообще первый-то предложил, и, главное идем мы просто по Дряслову, молвим о всякой истинной ерунде. Видим те прошедшие дни, особенно как Стас ушел оттуда, куда ему и приходить не стоило, но что прошло, то уже нет. Значит, опережает он меня. Я принимаю попытки нагнать его, но словно самоматериальная пуля, он отлучается. Он был так напряжен, лицо его! И тут! Он останавливается! Берет меня за щеку и весь мир предо мной переповорачивается!

"Ты серьезный?! Чего дальше? Кого потом? "

— Он мужественно и так обыденно тараторил: "С самого дня нашего знакомства я не могу не нарадоваться твоим словам и твоим чувствам к жизни. За годы я узнал тебя, а ты смог понять меня. Я люблю тебя, Антон. Будь моим". А я, дурак, уже весь соглашался на все, ничего не слышал, он даже кольцо еще не показал!

Перемазанное в собственной крови, свое лицо Агнежки сияло и выражало самодовольство из-за внешнего самопочитания.

"И где чего это было? Как никого вас не увидел?! "

— Ну конечно же, я ж бы никогда не забыл, как Тася меня давним глухим вечером четко пригласил в. Да! Я помню приятные глазам и носам фонари, горящие вечером по обочинам дороги в. М-м-м. Мы всегда любили в это время гулять в. В такое темное время другие бы не были в.

Вдруг Антон разрыдался в собственных ладонях, стоя на обоих ногах. Его лицо словно разрывало в клочья, он дико бормотал что-то бессолнечно неясное. Стальной Стас успокаивал его:

— Квартира исчезла. Дряслов, который мы бы знали раньше, похоже, тоже пропал. Если ты и правда думаешь, что Бог что-то знает, нам надо его обнаружить и расспросить.

Агнежка вытирала кровь клетчатым платком, пытаясь что-то осознать. Покрутила свои золотистые волосы. Вскоре она добавила: "У нас в городе фонари не работают. Нигде и никогда. Кроме одного места и возможного мирного времени"

— ...И где же? — Антон надеянно выглядел.

"Парк Адама Мицкевича, мой свояк. Я знаю, что там есть большой-великий фонтан с окружающей каменной средой. Если пройти до финального конца, вы найдете Дрясловский вокзал и все обязующеяся"

— "Вы"? Агнежка, с твоего позволения, — широкими очами взирал на нее Стас, —Ты же не против пойти с нами? Город для меня с Антоном в текущее время – неразгаданная загадка, каждая та полнопроходимая улица виднеется в корявом нашем разуме как третье ничто в океане огненных стихий. Мы нуждаемся в тебе, Агнежка, если существует хотя бы ничтожная вероятность спасения.

Агнежка показывала троганность своими широкими пальцами у лица.

"Конеч-но-конеч-но я не откажусь! Антоша мой самый-самый недешевый друг и я взаправду рада тому, что он нашел кого-то насколько обережительно-необременительного человека. Мы будем сработаемся, мы трое. "

— Ну, что же, в путь! — вызволил восстановленный в своем пододении Антон.

И зашагали. Агнежка, неудивительно, впереди, а по обе стороны — молодомужья.

Дорога, если верить даме, предстояла очень даже долгая. Не помогало и само существование отсутствия источников яркого света в подъездной пещере. Ориентироваться прибегалось на предательские органы осязания, то и дело регистрирующие очередной обрыв как еще два новых безопасных поворота.

Оглянуться или пойти взад, как становилось наиболее явно, представлялось чрезвычайно невозможной задачей. Все трое подсознательно это осознавали.

— А ты, Агнежка, как живешь? Ну, жила? —, расколол лед молчания Антон.

"Да вроде и не всего. Ты, я предположу, помнишь наше маленькое семейное дело? "

— "Straznicy Wron"? И чего, разорились все-таки в копейки?

"Ну ты и скажешь, конечно! Пока человек живет, ему суждено Богом и в землю полезать. А тем, кто по сырой земле еще шагает, надо видеть и различать, где все-таки заложены трупы, — Агнежка глянула на Антона с издевкой, — Может и тебе похоронный камень сделаем? Я сама на ней выбью что-то в подобие 'Жил, да всплыл! '" — она залилась смехом.

"Папку с мамкой, благодарю Господа, отправила путешествовать-гулять всего за пару недель. Ощущаю, что тяжело стало бы им эта вся сегодняшняя путаница. Они и до сейчас то болели, то кричали. А может второе от первого шло с логикой. Вот бы им стало приятно в Полесье"

— Неужели не страшишься, что не вернетесь к "делу" в Дряслов во второй раз? — присоединился чуткий Стас.

"Да ну. Папка умный, оставил запас на черное. А еще мы в столице открывались. Я еще ни один там ни была, но, сообщает, абонентов хватает. Не бессмертные эти столичные! " — Агнежка опять беззаботно рассмеялась.

— Я, когда еще служил, припоминаю, что погибших в бою мы сжигали. Надгробия это и траты материально-временные, и место в земле занимают.

"Не по-Божьему это. Человек — это ж не таракан такой, чтобы пламенить. "

— Тараканы своих не убивают и планету своими лапами не оскверняют. Да и Бога тараканьего не существует.

"Да, и там правда"

Дальше шли тише. Глазницы свыклись с мраком и наблюдали разного рода изображения: то висящий блок питания с желтым семи-с-половиной-угольником на собственной крышке, из которого торчало около миллиона разноформоцветных проводов и блистательных труб; то очередная дверь с номером.

Несколько раз откуда-то снизу прилетало феерверкоподобных огней, словно что-то посылало их в расчете на помощь. Глаза можно было выколоть, но своесобственное спасение уже представлялось маловероятным. Несмотря на это, Стальной Стас ответил огням, сбросив в ту же сторону (вниз) пластиковизитные карты Straznicy Wron, предоставленные Агнежкой

— Человеку нужно во что-то верить. Даже если это другой человек.

"Мы уже там-то рядом. Если мне верить"

— Желалось бы. — мыкнул Антон.

Вдруг еще один столп света прилетел отнизу. Спугнувшись, троица отошлась в сторону, но тут же увидела свое великое чудо спасения. Мизерного света хватало как раз на то, чтобы увидеть неестественно-ржавую, можно даже выражаться, красную, вертикально стоящую лестницу с железным люковым диском на окончании.

"А я выговаривала! " — победосносно восклицала Агнежка, пока все набирали вверх.

Рыже-оранжево-золотистые скрученные локоны Агнежки смешивались с солнечным светом. Двояко, велик тот, кто не был бы настороже, включая первопоследний опыт желтого бытия. Выбираться все равно требовалось, Стас с Антоном с этим покончили быстро и еще две минуты никак не имели возможностей удовлетворить свою тягу к исследованию окружностей. А дальше были только <еще большие><такие приятные><действительные><теплые><любимые> воспоминания.

Вот и бетонная противобездомная лавка. Вот и пластмассовые елки рядом с настоящим деревом дубом, на котором остались неизвестные пятна, наверняка внутривенной жидкости. И ветер соответствующе антисильный, даже ненастоящая, но такая зеленая хвоя раскачалась. А через дерево одномерно стояли фонари. Все как тогда и было, без привраток и отсебятины. Только светло в четыре часа дня несоответствующе. Неправильно. Даже, неверно. Не должно так быть. Все совсем не то.

— Стас, ты? —, без упокоения увидел Антон. Лишь будучи отмахнутым, он продолжил, расшатывая ветер руками и направляясь в сторону обоих: — Ну, блин, во дела! Не будет нам земного спокойствия, потому что беда приключилась. Проблемы, блин! Парк это конечно. Чего делать продолжении собираемся?

Расширяя взгляды, была, видимо, очевидна примечательная нетронутость этой улицы. Пускай ни на одного второстепенного живого организма не осталось ни иоты надежды, всесильная закатоотражающая река значительных измерений без преград рассекала город рядом с называемым и данным парком. Контраст создавался между величиственными жилыми шпилями и устаревшими (и уцелевшими! ) блочными многоэтажками, покрывающих обе стороны улицы. Но где же их жители? Да и воздухом возможно есть дышать без маски. Нехарактерно.

"Насмотрелся? Где-то вокруг здесь это было? У этого дерева? Антон! "

— Слушай... вокзал. Ты говорила, что есть оно, если пройти до конца? — вспомнил Стас, параллельно заметив, что голубой оттенок неба сходил на нет. Да и само небо представлялось собственному поражению. Словно амазонские змеи или вымышленные растения, все его рассекали изогнутые в великом множестве направлений черные как мгла канаты неизмеримых размеров. Мог ли до ужаса чистый воздух быть связан с ними? Что-то вроде операций по дистилляции воды, перемещающих все вредное в одно место?

"Я вам не 'вокзал', паразит вы мелкокалиберный! К леди так не обращаются, особенно в парке, превышая число почти в два раза! " — перевинтилась мертвенно-синяя ее голова.

— Фиолетовый взрывоопасный элемент от куска от теории остатков от идеи индивидуума приближается. — вдруг опомнился Антон после молчания. — В квартире та же ересь происходила сегодня утром.

Неужто он прав?

Развернувшись, Стальной Стас ожидал узреть понять большинство. Представилась показалась ему, однако, картина совсем другого характера.

На выложенным высеченным камнем пути длинного парка Мицкевича, между сидениями и древесиной, согнувшийся в формацию вида "Г", с помятым данным ему, как вспоминается, несколько часов назад, светло-коричневым пальто, натянутым на все тело, изобильствуя издаваемыми глоткой кряхтениями и сопениями, потеряв весь цвет своего тпкого же кривого лица, стоял никто иной, как

— Бомбермэн! — устрашился Стас.

— КХА! Факин щит, Стасян, я бы сейчас бы взял и захера-брр-лю-ю-ха-ха...

"Кто с тобой стало?!"

— Да ничего, млр-р-р-гмм... А-А-А-А-А-А-А! —, спвустился он еще ближе земле, открыв на обозрение невнятную лысину поверх своей головы. — Споткнулся я!

Бомбермэн поднял себя с места и встал в стандартную позицию. Провалился.

"Как споткнулся?! Как не спотыкаются, я тебе так твержу! Папка пришел, бывало, когда непопадя, с поминок мадам Косолапиной, потресканный и дефектный, а на шее, Боже храни меня грешную, петля! Мы с мамкой глядим на нее ужасную, а она — затягивается, страх! Ты, Супермэн, не шитом лык, мужчинка ты наш, помоги себе от меня! " — Агнежка совершила, да провалилась.

— Шат ап, вумэн! Мне не интересно! — проревел Бомбермэн. Ввраг все его тело словно обратно расслабилось, он испытал серьезный спазм и чуть будет подлетел подальше от нее. —Только моя джи-эф могет ко мне прикасаться, ступид факин битч щит. Ей моя пауэр нужна лучше, чем мне, ей виднее, она знает, что делает. В отличие от тебя. Или меня. Че за вид у нас?

— Привет, Бомбермэн. — навис над ним высокотелый от рождения Антон с подобранным им по дорогекирпичным заводом "Дружок" в замахнутой правой руке.

— Тоша!..

Яблочная доля секунды. Апельсиновое ожидание и банановая решительность. Первый шаг: выстрел. Рука болит. Отставить. Первое: антимагия. Не сможешь. Отставить. Начать надо с простого совета крика вразумения ликования расширения созидания сохранения величия! Отставить. Не успеешь. "Не успею". "Не успел, и всегда"

[Прекратить противоправные действия]

Антон с неестественной скоростью спрятал завод в карман штанин.

— И вам не хворать, товарищ Стальной. — сообщилвыросший из недр синекепкоголовый.

— А-а, здорово, Женя. — собрался Тоша.

"Господар Колесов, с чего приперлись? "

— Не "приперлись", а ищу придурка в количестве один. Как к гастроному герценовскому приближались, вдруг и сразу удрал, мерзавец! И сейчас не могу допонять, что неправильного конкретно я наделал? — очередной давний знакомый Антоши и Агнежки не бросал слова наружу. — Вы тоже из низов выбрались?

— Уррр-гх-х... — телоБомбермэна снова прорвало. — Да, бляха муха, продолжай, фараончик ты дырявый, два раза за тудэй, факин булщит бич, гр-р-рх...

— Что-то похожее. Кто-то группой был ниже и сверкали молящиеся огни, пока мы шли каменистой дорогой. — подтвердил Станислав. — Ты не единственный в них?

[Без комментариев. ]

— Хуетариев. — подтвердил Бомбермэн

"Ой, сонейце спускается! Давайте-давайте, допустимо стремление на вокзал! Мы обречены успеть! "

— В пять ворот? А новобранцы согласны? — задал Стас.

[Положение]

— А-а-а... ньо-о...

[Положение]

— Ы-а-мх... нь, нь, нь... — замкнулась его цепь.

[Гена согласен]

"Кто? "

— Согласен, не против, подтверждает, заметил, увидел, принял. До сих пор не понятно? — выразился Евгений. — Давайте не будем продолжать трату времени и махнемся картами в путь.

— Ч-ч-че-о?! Я протестую! Я не пойду! — залепетал заорал Бомбермэн в трещащую глотку. Он крутил головой, размахивал руками, ходил по кругу, рыскал взглядом по полу и в трехосевом мире издавал стонально.

[Пойдешь]

Поразительной считалась та неэффективность, которой превалировали методы милиционера.

— Найн-найн-найн! Я пущу газ во все их гниленькие души и раздавлю последнюю волю к бытию, но на вокзал я не пойду! Да чтоб ты, урр-рр-гх!

— Ты это сейчас всерьез? Потому что я сейчас раздумываю оставить тебя в Дряслове на вечность, а самому уехать на поезде. — понял Женя и, развернувшись, представил: — Хватит этого рекреационного характера, мы все незамедлительно и бесповоротно идем ногами пешком. Без Гены. Так ты хочешь, Бом-бер-мэн? Будешь стоять тут, в Дряслове, пока за тобой не вернутся?

Бомбермэн стал быть окруженным паром из ушей и рта, он предпринял бесчисленное множество попыток высказать слово протеста, пока в итоге не соорудил нечто членораздельное:

— М-м-ргкхтк... ха мной тэкси приедет.

"Нет никаких такси! Сдохли, вымерли, как дюнозавры! "

— Нет, есть, это точно, это да. Ника только что звонила, и она сказала, что уже все обговорила. — непринципиально отвернулся он. — Она спасет меня.

— Звонила?

— Нот рили, дамб эсскоп. Ты в два глаза зыришь, а? Ника, умница, послала мне сигнал. Она выпила всю мою силу до последней капли, оставила меня блевать и страдать в... э-э-э... муке! Но я ж не дурак, пизда мне в колено! Ника всего-лишь хотела сказать, что она меня ждет в стольне, что я не останусь здесь один. Она богатая, она вызовет такси. — вдруг лицо Бомбермэна растянула фирменная, кривая, как два осла на черте, улыбка. — Но только для меня, вэри сорри, май дюдс!

Стасу стало уже противно.

— Пойдемте уже. Что-то есть нехорошое чувство бессмысленности от этого.

— Ну правда, семеро одного не ждут, кто не успел, тот опоздал, как говорят, — подтесался Антон.

"Ребята, сколько уже будем мы стоять да не выстоивать? Руки в ноги и дорога! "

Евгений помешкался, но добавил:

— Не спорю, идите, я вашу бригаду догоню. — он снова осмотрел наряд Бомбермэна. — У нас с ним имеются связи, хотелось бы мне устроить ему допрос с нечеловеческой жестокостью и насилием.

Группа сошла с паркового, с примесью тротила якоря

— Только не забудь, дядя Женя! — весело забросил взад Антон.

Ответа не последовало, либо, что скорее и вероятнее, Стас просто-напросто его не запомнил. Позже в ходе поздневечерних переговоров он узнает, что неожиданного блюстителя свободы звали Колесов и имя это играло самую критическую роль в формировании общественного сознания почти всей современной молодежи Дряслова.

И снова тройня идет. И не чувствовали они ни врожденного голода, ни серебряной жажды, ни ржавой усталости, словно все, что произошло случилось приключилось за сегодняшний день было не более чем фальшь, мираж, сон. "Так и было. — заявил как-то Стас"

"Станислав, извините, а ты откуда-то собой? В Дряслове явно не жил! "

— До революции в Богатырской жил учился подрабатывал. Не тужил, не жаловался. Потом — армия, а там и гражданская война и вечные переезды то с севера на восток, то с юго-запада на западный юг. Вот сейчас с Антошей в Дряслове живу. Когда-то, бесспорно.

"Вот эдак. А Антошку как повстречал, кабы в армии стрелял на тот период? Я знаю, что он в армию никуда, слабенький всегда он бывал, помню как один раз в десятом классе..."

— Чего остановилась? — переподонедоспросил Антон.

"... он упал из окна. Альфа-этажа, помилуй Господи! Весь школьный шпиль побежал, все кашляют, сморкаются, а он на земле. Обе половинки его. Ну вот каждый, я тогда только и могла помнить, все одновременно и звучно засмеялись и поздравили меня с днем рождения! Мне тогда стало так противохолодно, как в воскресенское утро, когда великое солнце божественное чует силу человеческого живого тока, когда Антоша не пришел ко мне на Возрождение. А я знаю, почему он не пришел. Их сшивали. Здорового и мертвого, они были-"

— Так! — застеснялся помидоросхожий Антон.

— Я что-то от него уже слышал. Интересная история. Увлекательная

"Добро. Но я же тебя, Станислава, хотела спросить. Что скажете? "

Стас задержал свой ответ. Даже если он ответит сейчас, это не результировало бы в десятой степени рассудности. Парк обрывался здесь: с выходом к просторам вокзальных полусферических конструкций в числе не менее пяти, с погрешностью в сторону вправо, где земную поверхность закрывал от обозрения титанических размеров, подвесной снизу стальными канатами мост. Он уходил настолько далеко, что второй конец его пропадал за горизонтом, убегая от незваных гостей. Но что-то нехорошее проклюнулось в разуме Стаса.

Ведь, если так посмотреть, Дряслов был очищен освобожден от людной активности. Напрягая мышцы в ушах, различаемы были звучания абсолютно необъяснимого происхождения.

Вокруг что-то гудело, издавая низкий, почти кряхтящий звук. Словно плывущая цепь старого велосипеда, к троице приближался низкочастотный раздражительный стук металла об металл, заставивший каждого сжаться и напрячься. Нечто механическое приближалось сюда.

Стоило об этом пробежаться мысли, как на дорогу вырулило с десяток гладкогусеничных машин самых разных блеклых зимних цветов.

— Ух, ептить! — чуть не сбили Антона.

Они шли одна за второй, вторая за третьей, создавая организованную колонну с принципиально малым междуусобным расстоянием. Они шли настолько слаженно, что создавалось впечатление сознательности, трезвости и равноправия их водителей.

Чем дальше группа стояла дыбом на изголовье парка, тем больше прибывало этого распространенного по всей Федерации вида транспорта с виду двухлетней давности. Вскоре, все дороги впереди, справа, слева, а также вдали во все стороны испытывали на себе знакомый любому дрясловцу шестой час дня понедельника. Из-за черных как сердце окон машин не представлялось возможности подтвердить их начальников.

"Светофоры не делают. И гляньте-ка на них! Катаются без остановки и нас не пропускают! "

— А, что?.. Почему они здесь ездиют? Они хоть впитывают, что все не тут, что надо смывать ноги? —, Антон выглядел до предела напуганным, — Тася... а что теперь мы перейдем делать?

— Бред. Гляньте на того "Гусара" — и указал пальцем вдаль.

"Гусар" ярко-черного цвета с красной полосой наперерез машинально и просчитанно, без каких-либо изменений в траектории на протяжении всего времени наблюдения, раз за разом проезжал вокруг одной из достопримечательностей Дряслова: медной двадцатиметровой часовой башнис приглядываемым грушевым садом. Массивные часы функционировали и показывали ровно девять часов. Предполагая из падающей черноты, вечера.

"Перебежать, я думаю, можно, но только осторожно. Тут главное-"

Ужасы восточноевропейской современности продолжали накапливаться в душе привыкшего к тихим окопам Стаса. В это число входило теперь и всестороннее гудение моторов гусеничных машин. Закрывая вечносмотрящие глаза, он осознавал всю тщетность случившейся ситуации. Ведь Он близко. Знали чувствовали осознавали ли это Агнежка с Антоном? Эти зловещие знаки так и просили: "Прошу, поддайся! " Но это ложь — и ложь самая что ни на есть разъедающая твою совесть и честь.

Неважно, как далеко они зайдут. Неважно, проживут ли они еще один день. До тех пор, пока Бог жив, им никогда не спастись из Дряслова.

"Антоша! " — закричала Агнежка со второй стороны широкой как крыша дороги.

Антон был в беде.

Антон, растерянный ускоренным движением автомобилей впереди, совершил ошибку.

Антон остановился.

А на Антона мчался примеченный ранее, разогнавшийся до скоростей "Гусар". Столкновение с гусеничной машиной

<всегда фатально>

Антон скончался.

Антон умер.

Антона больше нет.

На свете нет больше человека, с которым Стас был искренне открыт, кто скрашивал ослепшие и выцветшие дни послереволюционной жизни.

Когда-то они мечтали уехать из надоевшего Дряслова.

{Это твоя вина, Станислав}

... Однако!

В чем Стас преуспевал в значительной степени, что лишь закалилось за долгие годы гражданской войны, так это в его способности молниеносно оценить обстановку и совершить противодействие любой возникшей угрозе. Ничего еще не было потеряно, ведь у него и у Антона...

... Было еще три секунды.