Sanguinarium

Тяжёлая ткань накрыла лицо, голову, всю меня целиком. Было очень холодно, я не могла пошевелиться. Крика не получалось: только раскрытый в исступлении рот и слёзы, тёкшие по щекам в таком количестве, что становилось ещё более жутко. Где-то громко плакал ребёнок. В темноте вокруг виднелись светлые, почти без радужки, глаза, много, и все смотрели прямо на меня. Из всего тела словно высасывали тепло, становилось всё сложнее дышать и...

Я резко села на кровати и, тяжело дыша, оглянулась на электронные часы, стоявшие на тумбе. Цифры показывали ровно шесть утра. И всё ничего, если бы сегодня не нужно было идти ко второй паре. Я утомлённо промычала нечто неразборчивое и откинулась обратно на подушки, прикрыв ладонью глаза. В ногах пошевелился урчащий комок шерсти и вцепился зубами в мою правую ногу.

- Уй!

В голове стоял редкостный туман: виски тянуло, и в целом состояние было не ахти. После невероятного ночного кошмара слегка мутило и сильно колотилось сердце. Плюнув на всё с высокой колокольни, я ещё немного понежилась в кровати, а потом, потянувшись, свесила ноги на пол и оглянулась на фоторамку, стоявшую на тумбе. Мама и папа как обычно улыбались, глядя с неё, молодые и радостные; у мамы был уже совсем большой живот.

Послышался звон бьющегося стекла, а затем топоток когтистых лап по паркету. Я встрепенулась, вынырнув из воспоминаний, и вышла в коридор.

- Мотька, наглая ты кошачья морда, я тебе сто раз говорила не трогать эту вазу, она же французский антиквариат, - раздражённо рявкнула я виновнику и причине разлетевшихся по полу разноцветных осколков. Кошачья физиономия на мгновение высунулась из-за двери комнаты и тут же скрылась. Это остроухое создание явно понимало, что ему как минимум влетит тапком по мягкому месту, поэтому поспешило ретироваться на шкаф.

Я простонала. На горизонте маячила большая вероятность, что папа за эту вазу оторвёт мне голову. Осколки слишком мелкие, чтобы незаметно восстановить так называемый антиквариат, да и руки у меня, по словам друзей, росли совсем не из самого нужного на свете места. Я прислушалась: из комнаты отца послышался лёгкий всхрап. Ещё раз тяжело вздохнув, я принесла с кухни веник с совком и стала степенно сгребать осколки в одну кучу. Мотька, поняв, что я достаточно занята уборкой, выбрался из своего убежища и уселся в проёме двери, наблюдая за действом.

- Чёрт! – зашипела я, почувствовав, как один из самых мелких осколков воткнулся мне в мизинец. Из пальца потекла тонкая красная струйка, и я, недолго думая, сунула его в рот. Языка коснулся сладковатый железный вкус крови. В этот же момент случилось странное: голову слегка сдавило, словно я была глубоко под водой, в ушах глухо включился метроном собственного сердца; я зажмурилась, почувствовав лёгкую тошноту, но всё почти так же быстро прошло. Я удивлённо оглянулась на кота. Он в свою очередь внимательно смотрел на меня и тихонько муркнул.

- Вот сдам тебя на живодёрню, будешь знать, - пригрозила я коту веником и продолжая обсасывать палец.

Проблема всех сновидений в том, что через непродолжительное время после пробуждения они очень легко забываются. В моём случае в памяти всплыло лишь лицо одного человека, но это не принесло никакой пользы делу. Только разболелись виски и захотелось плюнуть на все эти дела и уехать куда подальше из города. Просто так. Из вороха сновидений я помнила только светло-серые глаза. Очень-очень светлые, с черными точками зрачков, казавшихся из-за такого оттенка полубезумными. Но разве это имеет хоть какой-то смысл?

Из размышлений меня выдернул внезапно зазвонивший телефон; я подавилась водой, а из комнаты отца послышалось шуршание. Кот рванул с насиженного места в сторону шкафа и сиганул на самый верх, а я подбежала к телефону и как можно скорее нажала на кнопку ответа.

- Слушаю, - неожиданно громко рявкнула я в трубку.

​На том конце провода послышалась возня.

- Доброе утро, - произнёс спокойный мужской голос. – Прошу прощения, что так рано, но мы договорились созвониться с Даниилом Аркадьевичем.

- Это меня, это меня! – неожиданно очутился рядом со мной папа и выхватил из рук трубку. – Алло! Да, Костя, доброе утро.

Мы с котом переглянулись, я пожала плечами и пошла на кухню заварить кофе. Отцу часто звонили по работе, причём в последнее время в самые невероятные часы. Я открыла крышку чайника и с сожалением заглянула внутрь; когда-то блестящее дно покрылось мутной коркой накипи. Вздохнув, я налила в него воды и нажала кнопку.

- Па-ап, чай будешь?

Мы жили вдвоём, я и отец, в небольшой двушке на севере Москвы. Рядом был отличный зелёный парк, где я часто зависала в одиночестве, пытаясь медитировать, а папа периодически возобновлял попытки бегать по утрам, однако, все они сначала переходили в спортивную ходьбу, а затем и вовсе сворачивались «во имя науки». Папа был учёным в области генной инженерии и антропологии, сумел заполонить немногочисленные свободные от книг полки наградами и почётными бумагами, а теперь просто периодически пропадал в своей лаборатории при НИИ в районе Парка культуры. Вообще мы довольно часто переезжали с место на место, поскольку у отца были командировки по работе, а в последнее время они и вовсе участились настолько, что я была старше своих сокурсников в институте аж на три года из-за того, что брала академические отпуска каждый раз, как мы меняли место жительства.

- Да, дочь, бахни покрепче, хорошо? И сахара...

- ...три ложки с горкой, - пробормотала я под нос одновременно с ним. И добавила громче: - Хорошо!

Чайник вскипел быстро; я привычно заварила отцу гигантскую супницу (не знаю, с чего он решил называть это ведро чашкой) чёрного чая с чабрецом, а себе налила кипяток, разбавив его холодной водой из кувшина.

- Твой чай, - улыбнулась я, ставя на письменный стол отца его кружку.

Он улыбнулся в ответ, выпрямился, оторвавшись от записей и компьютера, потянулся до хруста костей и посмотрел на меня.

- Спасибо. Ух, - он шумно втянул носом пар над кружкой. - Как пахнет! Ты сегодня работаешь во вторую смену?

Я училась на последнем курсе, а в вечер подрабатывала в баре, чтобы не мучать отца карманными деньгами. Смены были не каждый день, плавающие, работа иногда довольно тяжёлая, особенно в пятницу вечером, но в целом мне нравилось.

- Да.

- Лекарство выпила?..

- Я... нет ещё, - я хотела было достать из холодильника глазированный сырок, но рука отца захлопнула дверцу.

Он держал в руках небольшую баночку с нарисованной яркой красной каплей.

- Что доктор говорил? - серьёзно спросил папа.

Я вздохнула.

- Две перед едой утром и две вечером перед сном.

- А ещё что?

- Не пропускать курс, не мешать с едой, пить на пустой желудок, - я вздохнула. - Да, да, я помню.

- Тогда почему не выполняешь?

- Потому что... ой, дай сюда.

Я выхватила баночку из рук отца и достала из неё две крупные прозрачные капсулы с тёмно-бордовым порошком внутри. Закинула в рот, запила водой, повернулась к отцу и натянуто улыбнулась.

- Ты у меня чудо, - улыбнулся он в ответ, взъерошив мне волосы. Затем чуть нахмурился. – Всё в порядке? Ты какая-то разбитая с утра.

- Да, нормально. Просто сон плохой приснился, - я помедлила немного и добавила: - с мамой.

Отец какое-то время молча смотрел, как я завариваю себе кофе и сыплю туда побольше корицы с сахаром.

- Если ты хочешь поговорить...

- Нет, пап, всё нормально. Просто сон.

- Уверена?

Я посмотрела на него и снова постаралась придать лицу добродушную улыбку. Вышло, судя по всему, довольно хреново, но папа явно обрадовался, что не нужно вести разговоры по душам. Тем более, они ему никогда не удавались, особенно когда дело касалось мамы. Её я совсем не помнила, она умерла при родах, и единственное что осталось - фотокарточка у моей кровати. В  какой-то из очередных переездов целый альбом потерялся. Не знаю, как папа смог такое допустить при всей его педантичности и перфекционизме, но... впрочем, про маму вспоминать он не любил, становился жутко отстранённым и мрачным, поэтому я старалась не поднимать эту тему.

Так и сейчас. Поняв, что разговор продолжать не нужно, папа чуть расслабился и даже попытался улыбнуться.

- Ладно. Я работать. Не забудь вечером смс скинуть, как доедешь.

- Конечно, пап.

Когда дверь его кабинета привычно скрипнула и закрылась, я с удовольствием принялась за завтрак. Мотька с мурчанием устроился на коленях и всячески пытался присоединиться к утренней трапезе, что только тормозило процесс поглощения пищи, но всячески веселило меня и к концу завтрака настроение у меня всё-таки поднялось. Оставалось пережить утренние пары в институте и отработать вечернюю смену.
Загудел мобильный на вибровызове: пришло смс от Саши, моего друга и бармена в местечке, где я подрабатывала вечером. «Там в новостях нашу дыру показывают!»
Я дотянулась до пульта от телевизора и включила его. Звук появился даже раньше изображения и на повышенной громкости:

- ...экспертный анализ показал, что жертва погибла почти мгновенно. Родственники Марии Рыжковой не сообщили никакой дополнительной информации о её возможном посещении данного заведения, подозреваемые находятся на допросе.

На экране появилась знакомая улица, на которой и располагался наш бар, маленькое уютное место больше для хипстеров и молодёжи, никак не наводящее на мысли о том, что там может произойти что-то вроде этого. Я перестала жевать бутерброд и внимательно смотрела за новостями, даже не заметив, как на кухню тихо вошёл папа.

- Это случайно не около ли твоей работы?

Я поперхнулась и выронила изо рта бутерброд; Мотька, радостно урча, бросился за куском упавшей на пол колбасы.

- Да, - я отогнала кота от его добычи и подняла еду. – Бред какой-то.

- Вот уж никогда не нравилась твоя подработка, дочь, вот честно, - проворчал отец, цапнув со стола два печенья и моментально запихнув их в рот. – Особенно твои ночные смены.

- Они не ночные, они просто поздно вечерние. Пап, ну я ж там не одна, там Сашка, мы всегда вместе уходим. Тем более вон, говорят, что это случилось рядом. Просто совпадение.

Папа ещё какое-то время внимательно смотрел на экран телевизора. Там вновь показывали место событий, фото ещё живой и весёлой Марии Рыжковой, а затем какие-то сводки. Отец покачал головой и чуть вразвалочку вышел из кухни в коридор.

- Дочь, а куда делась антикварная ваза из Италии?..