Золотые цепи
Особняк Тома возвышался над ночным городом, как тёмная крепость. Его стены из чёрного камня и огромные окна, закрытые решётками, казались непроницаемыми. София сидела в новой комнате, куда её привёл Том после встречи с Клаусом. Это место было ещё роскошнее, чем предыдущее: кровать с чёрным балдахином, стены, обтянутые тёмным бархатом, зеркальный потолок, отражавший свет хрустальной люстры. Но замок на двери и отсутствие окон напоминали, что это всё ещё клетка. Её длинные светлые волосы разметались по плечам, а зелёные глаза смотрели на Тома с вызовом, когда он вошёл.
— "Ты не можешь держать меня здесь вечно," — сказала она, её голос был твёрдым, несмотря на страх, тлевший внутри. Её маленькая фигура казалась ещё меньше в огромной комнате, но она стояла прямо, не позволяя себе показаться слабой.
Том подошёл, его шаги были медленными, почти хищными. Он остановился в шаге от неё, его тёмные глаза изучали её лицо, как будто он пытался запомнить каждую черту. Его косички слегка качнулись, когда он наклонил голову, а чёрная рубашка, расстёгнутая на груди, обнажала шрамы, которые София уже знала наизусть.
— "Ты не понимаешь," — сказал он, его голос был низким, почти шёпотом. — "Я не держу тебя здесь, чтобы наказать. Я держу тебя здесь, чтобы защитить."
София рассмеялась, но смех был горьким, почти истеричным.
— "Защитить? Ты похитил меня, Том. Ты держишь меня в заложниках. Это не защита, это одержимость."
Он шагнул ближе, прижимая её к стене. Его тело было так близко, что она чувствовала жар, исходящий от него. Его пальцы коснулись её подбородка, заставляя её посмотреть ему в глаза.
— "Может, и так," — сказал он, его голос понизился до хриплого шёпота. — "Но ты моя, София. И я не позволю Клаусу или кому-то ещё забрать тебя."
Его губы нашли её, и поцелуй был грубым, требовательным, лишающим дыхания. Его руки скользнули по её талии, срывая тонкую ткань её рубашки, и София задохнулась, чувствуя, как её тело предательски отзывается.
— "Ты сводишь меня с ума," — пробормотал он, его пальцы сжали её талию, притягивая её ближе.
Её разум кричал, что она должна сопротивляться, но тело сдалось, растворяясь в его прикосновениях.
— "Ты моя," — прошептал он, его голос был хриплым.
София вцепилась в его плечи, её ногти впились в его кожу, и он застонал, прижимая её ещё сильнее. Она ненавидела его, но в этот момент ненависть смешалась с чем-то другим, и она не могла разобрать, где заканчивается одно и начинается другое.
—
