teacher [закончен]

author: эта глава довольно тяжёлая. пожалуйста, прочитайте до конца. я старалась и хотела вам передать каждую эмоцию и каждое чувство. обнимаю.

x
jaden

Мартин.

Бэйли Мартин.

или снежная королева, как её будет уместнее называть. куда бы она не пошла, куда бы не ступила, за ней всегда тянется шлейф холода и весенней прохлады вперемешку с ароматом её любимых духов.

она не боится быть громкой, забавной, не боится чувствовать неловкость или стыд. она прячет свои эмоции и никогда их не покажет кому-то кроме самых близких людей.

от неё веяло теплом и уютом только тогда, когда она находилась в компании своих друзей и, наверное, родителей. как только Бэйли остается одна, на её лицо возвращается неприкосновенное выражение, в карамельно-медовых глазах с несколькими светлыми пятнышками исчезают частички радости и отпечатки той беззаботности, которые, казалось бы, были в её взгляде еще несколько секунд назад.

она никогда не покажет свою слабость.

как бы сильно ты её не задел, на ее лице останется сдержанное выражение, она не будет кричать или покрывать тебя матом. возможно, такое может случится если вывести её слишком сильно. но главное оружие Бэйли Мартин — это слова. она очень хорошо умеет бросаться словами, словно ножами или другим оружием.

она с легкостью уколет тебя в самое больное место, с легкостью поймет в чем ты уязвим. и с легкостью ответит даже если её голос будет дрожать. и она никогда не пожалеет о том, что сделала тебе больно.

откуда я это знаю? испытал на себе сказать. не знаю, в чем причина такой яркой неприязни ко мне с её стороны. наверное, она приняла ту самую фразу про "острый язык" так, словно я пытался как-то поиздеваться над ней. но с того момента как мы стали перебрасываться колкостями, я понял, что она не такая простая как остальные.

как бы я не пытался ответить на её постоянную иронию и сарказм по отношению ко мне, я видел, что она ни за что не согласится остаться проигравшей. ей никогда не будет нечего сказать. она никогда не закончит разговор без победной ухмылки на пухлых губах.

она была такой непонятной, но в то же время её было слишком легко прочитать как открытую книгу. но она выглядит так, словно даже тот самый близкий друг Гарри не знает ее полностью. возможно, даже сама Бэйли не знает себя на все сто.

я даже немного размышлял спустя пару дней после нашего "знакомства" о том, почему же она такая?

да, не моё дело, согласен. моё дело — преподавать литературу, проверять домашние задания и практические работы, проводить семинары и заботится о том, что бы мой предмет студенты знали на отлично.

но о ней нельзя было не думать. вряд ли в мире найдется хоть один человек, который увидев её или перебросившись с ней взглядом, фразой, просто пойдет дальше и больше никогда о ней не вспомнит. хоть на секунду, но ты потом подумаешь о ней.

если она есть в помещении — твои глаза моментально устремятся на неё. неосознанно. но устремятся.

она ловит взгляды всех. и один из них мой.

тогда в самый первый день, когда я только вошел в душноватую аудиторию мой взгляд сразу же на вторую парту среднего ряда.

легкие заполнил запах сладких духов и даже он отдавал какой то прохладой в смеси с нотами цитруса. и почему-то я сразу понял, что этот аромат принадлежит ей. не знаю как, наверное, чистая интуиция? тогда я даже посмеялся про себя подумав, что она, должно быть, вылила на себя целый флакон раз я чувствую запах стоя в нескольких метрах от нее.

а потом этот аромат словно начал ходить за мной по пятам. я чувствую его практически везде. в кабинете, в коридоре, немного в учительской, хотя я даже не уверен, что она туда заходила. когда я проверял дома работы которые они недавно писали от её бумаги тянулась вуаль того цитруса.

мама всегда говорила, что у меня очень чуткое и острое обоняние. я могу ловить любой аромат особо не старясь. раньше мне немного это даже мешало когда я был помладше. но сейчас я вроде как научился жить с этим и меня это больше не напрягает.

я видел как она остра со всеми, кроме своей компании. это было не так сложно заметить. у нее, судя по всему, куча врагов и завистников. могу так сказать лишь потому, что во время перемен идя куда-то по своим преподавательским делам я видел, как она бросается колкостями с компанией темноволосого парня и девушкой, которые, как правило, всегда лезли первые. и это было объяснимо. Бэйли никогда не начинала стычки с кем-то лишь по одной причине: она не упадет до их уровня.

скажете, я слишком много о ней размышляю? согласен. и у меня есть на это две причины. причины, по которым когда я услышал её фамилию у меня по коже пробежали мурашки а внутри застыла кровь.

причины, по которым в тот момент её фамилия въелась мне под кожу оставаясь там до сих пор.

я знал её.

знал, наверное, громкое слово.

видел.

вот оно подходит. видел четыре года назад. только тогда она была совершенно другим человеком. и увидев ее сейчас или через пару лет я ни за что бы не поверил, что это она. и не верил даже тогда, когда услышал ее, как всегда иронично произнесенную фамилию. поверил лишь когда после пары заглянул в файл со списком их группы и увидел имя и возраст.

~

как сейчас помню.

мне тогда было девятнадцать лет, как Бэйли на данный момент.

в клинике стоял неприятный приторно-сладкий аромат, который по словам отца должен успокаивать пациентов, но меня он наоборот всё сильнее раздражал и побуждал желание прождать на улице оставшееся время.

врачи слонялись туда-сюда провожая пациентов в свои кабинеты что бы провести сеанс. я же сидел в удобном кресле для ожидания и вертел айфон в руках пялясь в одну точку. голова была загружена чем-то, усталость подбивала тело как всегда после долгого и сложного учебного дня. я успел сходить покурить уже несколько раз за всё время что сижу здесь, медсестры сопровождали меня раздраженными взглядами чуя крепкий табачный запах.

тогда у отца была внеплановая пациентка, родители которой пообещали заплатить сверху еще денег, только бы папа принял их дочь сегодня вечером, уже после окончания его смены. когда я был в двух минутах ходьбы от клиники, отец позвонил и сказал что срочно задержится и просил подождать его в коридоре.

я разозлился, ведь сегодня была годовщина их свадьбы с мамой которую мы должны были праздновать после его работы но успокоился зная, что по дурацким поводам он никогда не остается подольше.

её родители, как я тогда понял, сидели на креслах слева от двери возле кабинета отца. они выглядели очень взволнованно, светловолосая женщина положила голову на плечо своего мужа. оба были бледны, как стены, на лицах отсутствовало отображение каких либо эмоций. женщина перебирала пальцами и ковыряла заусенцы, мужчина бездумно смотрел в стену и иногда поворачивался к жене что-то шепча ей на ухо, от чего она вытирала соленые слезы со щек и кивала.

я не видел пациентку. когда я пришел и плюхнулся на мягкое белое кресло тяжело вздохнув, они уже сидели тут с такие же бесцветные, со страхом и нотками ужаса в глазах. после увиденного злоба моментально испарилась и я понял, что ситуация, должно быть, действительно требует срочного вмешательства.

через минуту дверь в кабинет отца открылась и супруги моментально подскочили со своих мест схватившись за руки. вышел отец как всегда в своем костюме и белом халате накинутым поверх него. я немного оживился, но не встал, просто продолжил наблюдать за происходящим из под капюшона своей черной толстовки с легким волнением и интересом.

папа открыл дверь пошире и за ним несмело, осторожно, словно со страхом вышла девушка сложив руки за спиной. я поерзал на стуле.

— ну что мистер Уилсон?! — едва не крикнула бедная женщина крепко сжимая руку мужа. папа немного помолчал так, словно ему сейчас придется сообщить им ужасную новость.

если вдруг у вас в голове мелькнёт вопрос о том, почему я — Хосслер, а отец — Уилсон, спешу сказать, что он мой отчим, фамилия у меня от моего «настоящего» отца, который бросил нас с мамой почти сразу же после моего рождения. но сейчас это совершенно не важно.

я видел её в профиль. аккуратный нос, сжатые губы, которые наверняка были искусаны. лицо прикрывали темные волосы, я не мог толком его разглядеть. она была одета в серую толстовку больше неё на несколько размеров и черные джинсы бесформенно висящие на талии и ногах.

— мистер и миссис Мартин, прошу, давайте отойдем. — вежливо попросил папа указав рукой в сторону и перед тем, как они втроем отошли немного дальше к дверям другого кабинета, отец с дружелюбной улыбкой повернулся к пациентке и сказал: — Бэйли, ты можешь присесть и подождать, если хочешь, возьми себе воды в кулере, или лучше чай с сахаром. глюкоза немного поможет улучшить твоё состояние.

Бэйли медленно кивнула врачу так, словно ей это стоило неимоверных усилий и я напрягся. пару секунд посмотрев вслед родителям, Мартин аккуратно, небольшими шагами прошла к ряду кресел и крепко вцепившись в подлокотники осторожно опустилась на кресло положив руки перед собой. я сидел словно на иголках все те секунды пока она шла, словно готовясь в миг подорваться и словить её если она начнёт падать.

и когда она села я всё таки смог немного её рассмотреть из под капюшона толстовки. она сидела в ряду напротив, где-то в четырех креслах от меня, но зрение у меня всегда было хорошим. девушка неуверенно заложила волосы за уши худыми пальцами, на которых слишком ярко виднелись сухожилия. рукава толстовки немного опустились вниз оголяя несколько сантиметров белоснежной кожи худощавых запястий которые запросто можно было обхватить пальцами.

у меня по коже пробежал холодок и я поежился. мне стало неловко от того, что я смотрю на неё, что я буквально вижу в упор её проблему, которая наверняка сейчас разрывает её изнутри, пока родители со слезами на глазах стоят в паре метрах вместе с моим отцом и слушают диагноз, который он поставил.

я повернулся в сторону что бы не смущать её. но впалые скулы, синяки под глазами, щеки на которых о румянце не шло и речи, сухие губы и секущиеся, жесткие волосы всё еще стояли у меня перед глазами.

в тот момент когда я отвернулся, она словно по щелчку пальца повернулась на меня. я не видел, но почувствовал её прохладный взгляд на себе и поерзал на кресле почувствовав себя как никогда неловко.

она отвернулась, но отпечаток её бесцветного взгляда остался на моем теле задержавшись на пару секунд. она так и не пошла за водой или чаем, как советовал мой папа. не знаю почему. может не хотела, а может просто не чувствовала себя достаточно сильной что бы дойти.

из размышлений меня вырвал приближающийся голос отца, что говорил что-то на прощание родителям Бэйли Мартин. я не поднимал взгляд и не поворачивался, мне не хотелось что бы она видела мой взгляд на себе. я боялся. я боялся того, что она подумает что я глазею и насмехаюсь над ней, насмехаюсь над её болезнью или нагло разглядываю. она бы не хотела этого и это было заметно. она была сжата. и один мой взгляд в её сторону мог заставить Бэй подумать о том, чего я ни в коем случае не собирался бы делать.

— давай малый, через две минуты я буду готов к уходу. — я немного вздрогнул когда голос папы раздался над моим ухом, после чего дверь его кабинета захлопнулась и в коридоре повисла отвратительная тишина, которую нарушали лишь приглушенные звуки разговоров из других кабинетов.

я выждал пару секунд и боязно повернулся в сторону, где сидела Бэйли. кресло уже пустовало, я повернулся больше и увидел, как она медленно шагает под руки с родителями. они помогали ей идти чуть быстрее, чем она может сама.

мне стало больно от того, насколько бессильной и уставшей она выглядела. больно от того, что она вынуждена вести эту борьбу. больно от того, что она еще так юна и ей пришлось столкнуться с расстройством пищевого поведения лицом к лицу.

я отвел взгляд в сторону забоявшись, что она почувствует у себя на спине мой взгляд и зажмется еще сильнее.

спустя ровно две минуты отец вышел из своего кабинета и закрыл дверь на ключ. он отошел в сторону стойки где дежурили медсестры, занес им ключ, перебросился парой фраз на прощение и вернулся ко мне кивая в сторону выхода.

я быстро встал и скривился от того, как после долгого сидения затекли мышцы и мы с отцом отправились вдоль больничного коридора к выходу на парковку.

— кто они? — несмело спросил я когда мы вышли на улицу и прохладный воздух пощекотал лицо. я не рассчитывал на ответ зная, что папа сотню раз говорил мне что бы я не совал нос в дела его пациентов.

— семья Мартин. — бросил отец копаясь в портфеле с кучей разных отчетов и бумаг в поисках ключей от машины. — они специально прилетели в Нью-Йорк что бы попасть ко мне на приём. пришлось задержаться, Бэйли чувствовала себя плохо весь день и они попросили перенести приём на позже, чтобы прийти когда ей станет лучше. — я вскинул бровями удивленный тем, что он всё же готов что-то мне рассказать. — её перенаправили ко мне, потому что прошлый ее врач, этот гребанный идиот, навешал им лапши на уши о скором восстановлении Бэйли, а сам ничего толкового так и не смог сделать. видимо "квалифицированным" доктором он стал благодаря деньжатам и связям, а не своему умению лечить людей, которого у него, как оказалось, совершенно нет. — яростно говорил отец. — я лично позабочусь о том, что бы его уволили и запретили даже уборщиком в больницах работать, а врачом уж тем более. — злобно бросил отец и мои брови удивлённо взлетели вверх.

внутри что-то неприятно потянуло и я поежился. мне внезапностей стало настолько больно от того, что из-за какого-то кретина возомнившего из себя непонятно кого пострадала Бэйли, которая, возможно, смогла бы справится с болезнью быстрее, если бы сразу же попала к хорошему врачу.

— у неё... — начал я и осекся понимая, что даже сейчас чувствую себя неловко спрашивая о ней. я не успел закончить, папа сделал это вместо меня наконец найдя ключи от тачки:

— анорексия. — твердо сказал он и у меня по коже пробежали мурашки. сигнал о разблокировке дверей нашего Мерседеса немного отрезвил меня и я сел в машину. — я тебе одно скажу перед тем как мы закроем эту тему, Джейден. — продолжил отец закрывая за собой двери. я ожидающе повернулся к нему пристегивая ремень безопасности. — никогда. никогда слышишь, не говори девушке что она недостаточно хороша. никогда не сравнивай ее с другими, не упрекай ее тем, какая она. никогда не делай н-и-ч-е-г-о подобного. — отчеканил папа и повернул ключи в зажигании.

я кивнул и отвернулся к окну неосознанно вжавшись в сидение.

~

поэтому я дрогнул когда она назвала свою фамилию. я дрогнул, потому что в голове всплыла картинка того дня. её худое и истощённое тело. пустые глаза и сжатые губы.

сейчас я смотрю на неё и вижу, что внешне от анорексии на ней не осталось ни единого следа.

она расцвела. набрала вес, привела в порядок волосы и перекрасила их в другой цвет. стала лучше внешне, изменила стиль одежды. изменила себя.

чуть позже после того дня отец сказал мне, что бывших РПП-шников не бывает. я не совсем понимал, что он имеет в виду, пока не увидел Бэйли в столовой с друзьями во время перемены.

пока не увидел, как она делает вид что увлечена разговором с ними, а сама нахмурившись смотрит на поднос со своим ланчем незаметно для других прикасаясь кончиком вилки к каждому продукту в поданной еде неприметно шевеля губами. раз в пару секунд она поднимала глаза и улыбалась ребятам словно говоря им: — вот, я здесь, я слушаю вас!

а потом возвращалась к еде ковыряясь вилкой в салате с курицей продолжая считать.

считать калории.

понять, что она делает именно это было слишком просто. она легким жестом обводила маленький кружок словно суммируя общее количество цифр со всех блюд, пару секунд хмурилась и начинала есть. аккуратно и медленно.

конечно, замечал я за ней такое не каждый день. за прошедшие две недели я видел это всего пару раз. я не наблюдал за ней специально. просто каждый раз в столовой из всех студентов мой взгляд падал именно на неё и я ничего не мог с этим сделать.

и каждый раз, когда я видел, как она шевелит губами смотря в свою тарелку мое сердце замирало.

прошло четыре года. прошло столько времени, а анорексия всё ещё сидит у неё в голове, сидит у неё в разуме крепко вцепившись в её мысли и тело. не собираясь отпускать.

я понимал почему она такая.

такая холодная, местами эгоистичная и саркастичная. почему в ней появились все эти качества, которых наверняка, не было раньше.

она не выбирала быть такой. её сломали.

а о второй причине я бы пожелал не думать никогда. но она заставляла мою кровь застывать в жилах каждый раз, когда хоть одна мысль об этом хоть на секунду мелькала в голове.