Глава 17.
— Мне нравится, как ты произносишь моё имя, Элис Скотт,– произнёс парень, садясь на стул возле больничной койки.
— Как ты оказался в моей квартире?,– девушка пропустила мимо ушей слова Лиама, задав вопрос, который её интересует больше всего.
— Я приехал, чтобы помириться с тобою.
— Но, как ты нашёл мой дом?
— Я запомнил его, когда нёс тот кусок дерьма на своём плече,– напоминание о Коуле вызвало дрожь по телу. — Почему?,– спросил парень совсем тихо, но она услышала. Она хотела сделать вид, будто не слышала его. Не слышала болезненный для неё вопрос, состоящий из одного слова. Но она прекрасно всё слышала. Эта девушка могла даже прочитать это слово по его губам, если бы он произнёс его беззвучно. И он это знает. Лиам прочитал это на её лице.
Этот парень повествовал ей о том, что она является для него закрытой книгой. Она загадка, которую он хочет разгадать. Он пытается читать страницу за страницей, чтобы узнать её.
Но, разве он не понимает, что для него она открыта? Абсолютно. Обнажена.
Он думает, что ничего о ней не знает.
Ошибка.
Лиам Грей ошибается.
Он знает о Элис Скотт, больше чем она сама.
Внутри себя.
Она находится внутри него, с обнаженной, только для него, душой.
Но они оба не замечают этого.
Не понимают, почему их так тянет к друг другу.
Ведь они абсолютно чужие люди.
Они знают друг другу совсем малость, но внутри них ощущается всё совсем иначе. Будто Лиам Грей и Элис Скотт знают друг друга вечность.
Незнакомец может быть ближе самого близкого для тебя человека.
Судьба.
Шесть букв.
Такое маленькое слово, но столько мощи в нём.
Никто не сможет избежать её, если это предназначено свыше.
Души этих молодых людей были связаны ещё до самого их рождения.
Им было суждено встретиться.
И именно поэтому их так тянет к друг другу.
Но...
Суждено ли им быть вместе?
Их сердца слишком быстро забились в одном ритме, что означает скорейшую остановку.
— Страх,– одним словом девушка смогла описать свою жизнь.
— Я не понимаю, чего ты боишься. Я правда не понимаю,– парень вскочил со стула так быстро, что несчастный предмет мебели упал. — Находиться рядом с сущим демоном тебе не страшно, а отправить его в тюрьму и больше не подвергаться насилию, страшно?,– злость и непонимание бурлили в нём. — Или ты его, и вправду, любишь? Любишь безумной, ненормальной любовью? Боишься за него? Боишься, что он сгниёт в тюрьме?,– прокричал парень, не сдержав свои эмоции.
— Нет,– прошептала Элис, сомневаясь даже в том, что Лиам услышал её. Но он расслышал её и остановился, устремив на неё свой взгляд. — Мне абсолютно плевать на него. Я каждый чертовый день представляю, как он горит в котле, как его сжирают волки, как сдирают кожу бешеные собаки, как на него нападает маньяк, уродует его, насилует, делает с ним всё то, что он проделывал со мной,– процедила сквозь зубы девушка, сжимая простыни и представляя всё это.
— Не плачь, перестань,– она даже не заметила того, что начала плакать. Лиам присел на её койку с краю и начал аккуратно стирать её слёзы. Гнев, который бушевал в нём, исчез.
— Я боюсь лишь того, что все узнают об этом. Абсолютно все будут знать, как он издевался надо мной. Боюсь того, что взрослые люди будут показывать на меня пальцем и говорить своим детям, что, если они не будут их слушать, то их жизнь будет такая же убогая, как моя. Будут презирать, жалеть, даже смеяться надо мною. Смеяться над моей искалеченной душой,– сквозь слёзы прошептала девушка. — Я не хочу этого. Я не смогу это вытерпеть, понимаешь?,– она подняла на него свои глаза и увидела в них слёзы.
— Я понимаю тебя, но не могу этого принять.
— Нет, ты не понимаешь. Ты совсем меня не понимаешь,– он обнял её, а она попыталась его оттолкнуть, но всё безуспешно.
— Я понимаю, понимаю тебя, как никто другой. Но и ты меня пойми, что если его не накажут, он снова причинит кому-нибудь вред.
— Меня не интересует то, что он может причинить кому-то вред. Для меня главное, чтобы он никогда больше не причинил его мне.
— Он не причинит тебе вреда. Я не дам ему этого сделать.
— Почему? Почему ты так печёшься обо мне?
— Потому что ты мне небезразлична,– девушка снова попыталась его оттолкнуть, но парень лишь крепче прижал её к себе. — Я не знаю, чёрт, я не знаю.
— Чего ты не знаешь?
— Я хочу убить того подонка, хочу, чтобы он ответил за каждый шрам на твоём теле, но не могу, точнее боюсь пойти против тебя. Сделать только хуже. Но мысль о том, что ещё, как минимум, один подонок находится на свободе, мучает меня.
— Что значит ещё один?,– девушке всё таки удалось выбраться из его крепких объятий и посмотреть на него непонимающим взглядом.
— У меня была сестра.
— Была?,– девушка проследила за слезой, которая скатилась по его щеке и ещё больше напряглась.
— Над ней надругались трое парней,– она взяла его за руку, чувствуя, как ему больно обнажать рану, которая никогда не заживёт. — Она знала двоих лично, а с третьим она была незнакома. Один из них был её парнем,– он крепко сжал маленькую ладонь девушки, но эта боль для неё была пустяком. — Она пришла домой полностью голая. Её подвёз какой-то мужчина, он не тронул её. Амелия доехала в целости и сохранности, если можно так сказать. Всем стало сразу всё понятно. Она молила никому об этом не рассказывать, не заявлять об этом. Она просила об этом отца, умоляла. Моя сестра также, как и ты, боялась, что все будут знать об этом и презирать. Но отец не послушал её. Состоялся суд. Арестовали лишь двоих, а третьего не нашли, точнее Амелия не знала, кто он, а те придурки, не раскрыли его личность.
— Почему... почему она умерла?,– спросила девушка дрожащим голосом, не сдержав слёзы.
— Суицид. Люди жестокие существа. Амелия была права. Они все начали презирать её. Винить её в том, что с ней так поступили. Но, она, чёрт возьми, не была виновата,– прокричал парень, не сдерживая больше нахлынувшие эмоции.— Она жертва. Она не виновата в том, что она родилась девушкой. В том, что является слабым полом. В том, что ничтожные существа воспользовались ею слабостью. Она не выдержала этого и покончила с собою. Повесилась в своей комнате. Я нашёл её слишком поздно.
Девушка дрожащими руками обняла его.
Она хотела забрать его боль себе.
В тот момент Элис поняла.
В этом мире всем приходится не сладко.