15
Ей всегда претила мысль о детях как о препятствии к личному успеху, к свободе. Как о якоре, тянущем ко дну, как о камне, привязанном к ногам утопленника. Поначалу осознание этой истины погрузило ее в глубокую печаль. Ей казалось, что это ужасно, до отчаяния несправедливо. Она понимала, что никогда не сможет избавиться от чувства неудовлетворенности, боязни, что она неудачница, что принесла одну часть своей жизни в жертву другой. Она переживала это как настоящую трагедию, не желая отказываться от мечты об идеальной семье. И убедила себя, что все в ее силах, что она может добиться своих целей и при этом не превратиться в стерву или в трудоголика. Она не собиралась играть роль мученицы или мамаши Кураж.
Почти каждый день Мириам получала сообщения от своей подруги Эммы. Та постоянно публиковала в социальной сети обработанные в технике сепии снимки двух своих белокурых детей. Малыши еще играли в песочнице, но прозорливая мать уже записала их в школу, которая, несомненно, поможет расцвести их талантам. Она дала им непроизносимые имена, заимствованные из скандинавской мифологии, и с радостью объясняла их значение новым знакомым. Эмма сама присутствовала на этих снимках, красивая и довольная. В отличие от мужа, обязанность которого сводилась к роли фотографа идеального семейства. Иногда он, правда, предпринимал попытки пролезть в кадр. Он носил бороду и ходил в джемперах из натуральной шерсти, а на работу облачался в неудобные узкие брюки.
Мириам не решалась поделиться с Эммой своими смутными мыслями, не столько жестокими, сколько постыдными, возникавшими у нее при взгляде на Луизу и своих детей. Мы не будем счастливы, думала она, пока не перестанем нуждаться в ком бы то ни было. Пока не заживем своей собственной жизнью, принадлежащей только нам и никому другому. Пока не станем свободными.