Петля

Я слёзы медные глотаю,
Глядя в разбитое стекло;
С подобострастьем принимаю:
Мои часы — моё клеймо...

Я в ловушке...

Это произошло, когда мне было восемнадцать. Я участвовал в крупных соревнованиях по боксу.

У меня не было права на ошибку: победа значила для меня всё. Спорт был смыслом моей жизни. По крайней мере, я так считал.

Обычно перед боем я ощущаю лёгкий мандраж и то самое мерзкое чувство внизу живота. На этот раз всё было на порядок хуже: колени подкашивало, голова предательски кружилась и гудела, доносящиеся отовсюду звуки и голоса окружающих отдавались в ушах звонким набатом, а я в этот момент пребывал в эдакой таинственной прострации. Подобное волнение несвойственно мне, однако я оправдывал его важностью и серьёзностью грядущего события.

Кстати о волнении.

Эти секунды перед боем бесценны. Вначале ты боишься всего: боишься проиграть, боишься улететь в нокаут, боишься увидеть разочарованное лицо тренера. Ты постоянно чувствуешь это дикое давление: от раздевалки до самого ринга. Но когда ты уже там, перед человеком, который, вероятно, ощущает то же самое, шум в голове резко утихает. Ты спокоен, сконцентрирован, ты готов разорвать. Ты вспоминаешь весь этот суровый путь и испытания, которые тебе пришлось преодолеть, чтобы оказаться здесь. Всё это не зря, всё это того стоит, всё это окупится...

Вас объявляют, вы подходите друг к другу, смотрите прямо в глаза, бьёте по перчаткам. Вы оба заряжены — вечер будет жарким. Рефери кратко, но чётко озвучивает правила. Вы расходитесь по углам. Звучит команда «бокс». Началось.

Обычно говорят: «Выживает сильнейший!» — но это не так. На самом деле выживает наиболее приспособленный. Сегодня я наиболее приспособленный. Я готовился к этому моменту много лет — я не могу проиграть.

Бой начался с размена. Я достал его своим джебом, после чего выбросил правый прямой. Он увернулся и пробил достаточно плотный оверхенд. Я с лёгкостью выдержал этот удар, и на моём лице выступила ухмылка. «Нужно действовать чуть аккуратнее», — подумал я. Противник пошёл в атаку. Я пробил комбинацию: джеб, джеб, сайд степ и правый апперкот. Он падает. Это нокдаун. Рефери отсчитывает секунды. Боец в синих шортах встаёт и даёт понять, что он готов продолжать. Звучит повторная команда «бокс».

В начале третьего раунда я прижал его к канатам. В один момент бой перешёл в клинч. «Брейк!» — послышалось позади. Я сделал шаг в сторону. Лицо моего оппонента было разбито, а черты — искажены до неузнаваемости: из носа текла струя крови, а над правой бровью красовалась глубокая сечка. Прозвучала команда «тайм», и мой противник отошёл в свой угол за медицинской помощью. Меньше, чем через минуту, бой продолжился.

Уже предвкушая победу, я бездумно полез на противника. После пары удачно пробитых им комбинаций меня пошатнуло. Один из ударов пришёлся по затылку, но рефери по какой-то причине не обратил на это никакого внимания. У канатов оказался уже я. Силы практически иссякли, а у моего оппонента будто бы открылось второе дыхание. До конца боя оставалось всего десять секунд, которые я тратил на безуспешную защиту. Ещё несколько точных и сокрушительных ударов прилетело мне по корпусу. «Неужто камбэк?» — пронеслась дурная мысль в голове. Три... два... Удар по затылку... Один...

Бой окончен. Стоим в ожидании решения судей. Рефери поднимает мою руку. Победа раздельным решением. Опьяняющее чувство радости, слабость в ногах и... темнота.

Я очнулся в ярко освещённой белой комнате. На меня смотрела мама, она улыбалась. «Наконец-то ты очнулся!» —воскликнула она от радости. Я же в этот момент пребывал в состоянии паники и жёсткого тупняка. «Ты жив, ты жив, всё хорошо, всё хорошо», — проговаривала она, пытаясь успокоить меня и, как мне тогда показалось, саму себя. Это бы имело какой-то смысл, если бы я понимал, что вообще со мной происходит. Через пару минут в помещение вошёл высокий седой мужчина в белоснежном халате. Он объяснил, что я нахожусь в медицинском учреждении и переживать мне не о чем.

Оказалось, что я пробыл в глубокой коме почти две недели. Причиной этого послужило сильное сотрясение и повреждение затылочной части мозга. Была высокая вероятность того, что я останусь инвалидом до конца своих дней либо же вовсе не выживу. Мне повезло: уже через несколько дней я пошёл на поправку, а через месяц тренировался в зале. С любительским спортом я завязал и перешёл на железо. Конечно, это меня убивало, но я решил не унывать, ведь второй шанс даётся не многим.

Жизнь шла своим чередом. Примерно через полгода я поступил в новый престижный технический ВУЗ, нашёл достойную подработку и познакомился с симпатичной девушкой. Мы встречались с ней два года, после чего я решил сделать ей предложение. Она сказала «Да».

Прошло 20 лет. Я добился всего, о чём только можно мечтать: работаю в крупной IT-корпорации, живу с любимой женщиной, воспитываю двух прекрасных детей, ни в чём себе не отказываю. Я купил несколько квартир в весьма респектабельном районе, построил дачу, посадил дерево. Регулярно хожу по выставкам, театрам и ресторанам. Катаюсь исключительно на спортивных автомобилях. Я побывал более, чем в шестидесяти странах, познакомился с известными и очень влиятельными людьми. Список моих друзей в социальных сетях состоит из актёров, музыкантов, бизнесменов и спортсменов, в том числе известных боксёров и бойцов смешанного стиля. Со многими из них я регулярно вижусь вживую.

И нет, я вовсе не хвастаюсь, не кичусь своим успехом — лишь описываю то, чего я добился в одной из своих жизней. Да, вы не ослышались: в одной из.

Как бы это вам толково объяснить? Дело в том, что я давно умер...

Нет-нет, вы не так поняли: я пишу это письмо уже после своей смерти, а не перед ней. После одной из своих смертей, если быть точнее. По правде сказать, я был и айтишником, и бизнесменом, и профессиональным боксёром, и даже президентом крупного промоушена. А также я слыл алкоголиком, наркоманом, членом преступной группировки, заключённым колонии строгого режима и пациентом психлечебницы.

Неважно, где я сейчас. Неважно, кто я сейчас. Всё это не имеет значения, ведь я проклят. Да, это настоящее, мать его, проклятие. А как вы это назовёте иначе? Реинкарнация? Бессмертие? Нет, это совсем другое. Хотите объясню?

Представьте, что вы сейчас заняты делом, которое занимает уйму времени, к примеру: пишете картину, сочиняете произведение или, в конце концов, играете в видеоигру с захватывающим сюжетом. Представили? А теперь подумайте над тем, насколько сильно вы вовлечены в процесс. Вы не обращаете внимания на внешние раздражители, не слышите ничего вокруг себя. Вы максимально включены в работу, оглушены и парализованы ей. Но вдруг вы замираете на миг: перед глазами у вас пелена, серое полотно, а в ушах — лишь эхо вашего сердцебиения. На секунду вы покидаете этот мир, а когда возвращаетесь, перед вами — белый холст, чистый лист или надпись «новая игра» без намёков на сохранения. Что вы будете делать в подобной ситуации? Начнёте всё заново? А где гарантия того, что не повторится всё то же самое, когда вы возобновите и переиначите процесс? И даже если вы уверены, что этого больше не случится и у вас получится довести дело до конца, сможете ли вы повторить всё в точности как в первый раз? Сможете ли вы коснуться кистью холста в тех же местах и в той же последовательности? Сможете ли вы по памяти воспроизвести целый роман или поэму, сохраняя предыдущий порядок слов и знаков? Сможете ли пройти игру, совершив все многочисленные действия ещё раз? Наверно, такое сравнение не совсем корректно, ибо наверняка найдутся умы, которые скажут: «Да, смогу!». Но когда речь идёт о целой жизни, ты начинаешь понимать, насколько всё случайно и маловероятно. Ведь наша жизнь состоит из множества различных действий, в том числе написания картин, поэм и прохождения видеоигр. Сама жизнь — это одна большая видеоигра, состоящая из несметной последовательности случайных событий. Это можно сравнить с бесконечным вложенным циклом, значения переменных которого с каждой последующей итерацией меняются на рандомные числа. Попробуйте сломать такой цикл и сложить конечные значения переменных — вы никогда не получите один и тот же результат. Так же и с жизнью. Я видел многое и многое пережил, но обо всём по порядку...

Вернёмся обратно к моей «первой» жизни.

Я здоров, богат, широко известен и, само собой, счастлив, будучи любящим отцом и заботливым мужем. Совсем чуть-чуть, и я бы разменял свой четвёртый десяток, но у судьбы, по всей видимости, были иные планы.

Всё началось с сильной головной боли. Поначалу я не обращал на неё внимания, но спустя какое-то время она стала просто невыносимой. Я был у лучших врачей страны, летал за границу, покупал дорогостоящие препараты, даже ходил к различным народным целителям и знахарям — всё было тщетно: боль лишь усиливалась, а попытки что-то изменить каждый раз оборачивались неудачей.

Последние дни я провёл лёжа у себя дома, находясь под строгим надзором врачей. Пару раз меня ловили на попытке суицида: я уже не мог это терпеть. Единственное, что хоть как-то помогало приуменьшить боль, — это конские дозы обезболивающего, которые мне ежедневно вкалывали. С такой нагрузкой уже и сердце бы не выдержало, но всё закончилось гораздо раньше, чем в голове пронеслось слово «смерть».

В одну прекрасную ночь я проснулся от жуткой боли в затылке и дикой жажды, заставившей меня подняться с кровати. В доме было темно, хоть глаз выколи. Медсестёр поблизости не было, что показалось мне довольно странным, ведь наблюдение за мной велось круглосуточно. Кое-как доковыляв до лестницы, я спустился на первый этаж. Добравшись до кухни, я огляделся: на первый взгляд, всё было знакомо и обыденно, но в то же время что-то неуловимое настораживало меня. В моменте я почувствовал какую-то необычную, доселе незнакомую мне тоску и чувство тотального одиночества. Ещё днём мой дом был наполнен жизнью и неловкой суетой, настырно кружащей вокруг моего бренного тела, но сейчас всё казалось невероятно пустым и абсолютно безжизненным. С каким-то странным призрачным ощущением всё нарастающей тревоги я нащупал в темноте старый гранёный стакан и налил в него прохладной воды из-под крана. Жажда была настолько сильной, что я практически не обращал внимания на свои пульсирующие от боли виски.

Но вскоре я что-то услышал. Приглушённый скрип половиц привлёк моё внимание, заставив сердце забиться на порядок чаще. Я остановился и стал напряжённо вслушиваться в тишину. Стало слышно чье-то тяжёлое, до жути хриплое дыхание. Сжимая пустой гранёный стакан в липких от холодного пота пальцах и вытирая испарину со лба тыльной стороной ладони, я понял, что нахожусь внизу не один.

Украдкой оглядываясь вокруг, мои глаза наткнулись на размытый силуэт, плавно вырисовывавшийся во тьме. «Д-дорогая?» — робко промолвил я, надеясь услышать так хорошо знакомый, приторно ласковый голос. Ответа, однако, не послышалось. Тёмные очертания таинственной фигуры вызывали у меня неописуемый животный ужас. Несмотря на свой возраст, бойцовские навыки, физическую силу и социальный статус, я, подобно маленькому ребёнку, был готов спрятаться в дальний угол, лишь бы не видеть Это. Моё тело онемело, а в горле встал ком, в то время как непонятного происхождения создание всё так же вяло качалось на месте, не произнося ни звука. Наши «гляделки» длились всего пару мгновений, которые незаметно растягивались, плавно перетекая в нестерпимую вечность. Всё это, во всяком случае, продолжалось на протяжении ещё нескольких долгих секунд, прежде чем меня внезапно отпустило.

В панике я ринулся обратно по лестнице, чуть ли не проминая всем своим весом шаткие ступени. Моё сердце ритмично билось в груди. Мне казалось, что этот зловещий силуэт преследует меня, что его чёрные как смоль пальцы вот-вот коснутся моей ноги и схватят её, а что может произойти дальше — одному чёрту известно.

Наконец я добрался до своей комнаты и, в попытках нащупать проклятую дверную ручку в кромешном сумраке, судорожно водил руками по деревянному барельефу, обильно ругаясь и заполняя глухую тишину нецензурными высказываниями. Я уже слышал позади себя то самое раскатистое дыхание, как вдруг почувствовал на своей ладони холод металлической рукояти, после чего с силой дёрнул её и ввалился внутрь.

Оказавшись в комнате, я подскочил и одним резким движением захлопнул дверь, повернув не шибко надёжную щеколду на единственный оборот. Пролетела буквально доля секунды, прежде чем в хлипкую дверь полетел шквал сокрушительных, беспощадных ударов. Из-за волнения и паники, переполнявших меня в тот момент, я впал в лёгкий ступор, но, собравшись с мыслями, я тут же схватил стоявший справа от меня книжный стеллаж и повалил его на пол, подперев им уже местами потрескавшуюся дверь. Порыскав по комнате, я обнаружил ещё несколько тяжёлых предметов, которые сообразил эксплуатировать с той же самой целью.

Через пару минут удары по ту сторону дверного «обвала» превратились в едва различимые постукивания, а вскоре и вовсе утихли.

«Что это, чёрт побери, было? Кто это такой? Вор? Киллер? Сам дьявол?» — я пробовал собраться с мыслями, силясь подвергнуть случившееся хоть какому-то разумному объяснению, однако ничего стоящего на ум так и не приходило.

Кстати о голове: как только я более или менее успокоился и моё сердцебиение замедлилось, я снова почувствовал адовую боль в затылке. Всё бы ничего, только настолько сильных жжения и пульсации я прежде никогда не ощущал. Силившись сделать шаг в сторону кровати, я с гулким грохотом упал на колени. Еле сдержав вырывавшееся мычание, я принял попытку встать на ноги, однако очередная волна невыносимой боли заставила меня рухнуть на пол и выгнуться в неестественном положении. Теперь я уже не сдерживался, напротив — пытался заорать, но мои голосовые связки в самый не подходящий для того момент отказали. Стараясь изо всех сил, я полз к лежавшему на прикроватном коврике телефону, дабы позвать хоть кого-нибудь на помощь.

Секунда... Две... Три... Я был уже совсем близко, как вдруг чья-то холодная рука дотронулась до моего лица. Я зажмурил глаза и...

Я очнулся в ярко освещённой белой комнате. На меня смотрела мама, она улыбалась. «Наконец-то ты очнулся!» — от радости вскрикнула она. Я же в этот момент пребывал в состоянии паники и жёсткого тупняка. «Ты жив, ты жив, всё хорошо, всё хорошо», — проговаривала она, пытаясь успокоить меня и, как мне тогда показалось, саму себя. Я не понимал, что происходит. «Мама? — подумал я, — разве ты не умерла десять лет назад?»

Через пару минут в помещение вошёл доктор. Он сообщил, что я почти две недели находился в коме, причиной которой послужило значительное повреждение затылочной части мозга. Однако всё обошлось, ибо я выжил, и переживать мне было не о чем.

Доктор окликнул мою маму, после чего они покинули палату, оставив меня наедине с потоком беспокойных мыслей. Через какое-то время я полностью пришёл в сознание. Память тоже вернулась, хотя и частично. В голове то и дело крутились недавние события: они были перемешаны. Я вспоминал, как боксировал на ринге, но в то же время в мыслях проносились кадры незнакомой мне спальни, деревянной двери и пугающего тёмного силуэта. Я не знал контекста, не видел взаимосвязи — запомнил лишь набор статичных картинок. Посидев так ещё с полчаса, я не заметил, как вырубился.

Я спал, и мне снилось, как я от чего-то бегу, проваливаясь под землю. Всё было как на яву: я чувствовал, как меня хватают за лодыжку и утаскивают вниз по лестнице. Я кричу, вырываюсь и бегу наверх, запираюсь в комнате. Не успевая перевести дыхание, я ощущаю чье-то давящее присутствие. Вдруг кто-то, или что-то, касается моего лица, и я просыпаюсь.

«Фу-у-ух! Это был всего лишь сон! Или...» — я заметно напрягся. Перебирая в голове все недавние события, я начал выстраивать из них логическую последовательность, собирая всё в одну большую и в то же время до окоченения пугающую картину.

Меня осенило. Я всё вспомнил. Лёгкая дрожь пробежала по телу, и меня обдало волной тоски и неумолимого отчаяния. Я покрылся мурашками. Ужасное осознание действительности сковало мой разум, не позволяя расслабиться ни на секунду. Периодические судороги нижних конечностей и тяжёлое дыхание усугубили моё и без того незавидное положение.

Я попал. Попал по-крупному.

Я начал биться в истерике, тем самым вынудив всех проходящих мимо медсестёр и санитаров сбежаться к палате, дабы унять на мои громогласные вопли. Я кричал, брыкался, швырялся, норовил вырваться из рук и выскочить из душного помещения.

Мне вкололи дозу успокоительного, после чего добили снотворным. Я спал ещё несколько суток — мне всё так же снились кошмары. Однако после пробуждения я вёл себя спокойно. На этот раз, ввиду каких-то непредвиденных осложнений, мне назначили лекарственную терапию и последующую профилактику.

Выписали меня только через год, по завершении полной реабилитации.

Первое, что я сделал, оказавшись дома, — это удостоверился, что не сплю, проделав кулаком несколько добротных вмятин в деревянной двери. Как я и полагал ранее, всё, что происходило со мной, сном не являлось. Правда, на реальность поначалу это тоже не шибко походило.

Второе важное действие, что я намеревался свершить, — это найти свою жену.

Прошерстив пару-тройку социальных сетей, я наконец наткнулся на знакомое лицо. Да, это определённо была она, но что-то в её профиле меня смущало.

«Она сменила фамилию?» — первый вопрос, которым я задался, когда внимательно перепрочёл её «Bio». После я подметил, что в пункте «семейное положение» она указала — «замужем».

«Нет, нет, нет! Ну не может быть! Не может этого быть!» — я не мог найти себе места.

Листая страничку, я наткнулся на фото с проведённой совсем недавно свадьбы, а также совместное селфи в постели с её «новым» мужем.

«Полгода... Первый раз я встретил её через полгода после выписки... Я должен был её встретить... Я не успел... На этот раз не успел... Я опоздал на полгода... Сраные полгода реабилитации...»

Мне стало ужасно тоскливо. Я не знал, что мне делать.

Спустя какое-то время я, посредством связей, выяснил, где живёт моя несостоявшаяся супруга. Мне пришлось ехать в другой конец страны, дабы убедиться, что она больше не моя.

Я выбрал день, чтобы подкараулить её у дома. Стоя у крыльца многоэтажки, я вглядывался в каждую проезжающую мимо машину и буравил взглядом прохожих в надежде распознать знакомые черты.

Меня терзали сомнения. Казалось, что я поступаю неправильно, но я должен был знать наверняка. В какой-то момент я настолько занервничал, что уж было хотел покинуть место невыносимого ожидания своей спутницы, но, как говорится, на ловца и зверь бежит.

Неподалёку от дома припарковался чёрный Мерин S-класса. Была зима, так что я не сразу разглядел лицо водителя. Из машины вышел высокий мужчина в тёмно-коричневом пальто и, открыв переднюю пассажирскую дверь, подал руку невысокого роста даме в роскошной и до неприличия эффектной белоснежной шубе. Достав увесистые пакеты с задних сидений автомобиля, пара двинулась в сторону дома — в мою сторону.

Я понял, что это она. Я знал, что это она. Девушка из моего сна. На миг я даже усомнился: «Да как это вообще возможно? Как может на яву существовать то, что придумало моё подсознание? Как может жить тот, кого нет?».

С каждым пройденным ею метром моё сердцебиение учащалось, желваки начинали гулять, а челюсть —прерывисто дрожать.

Они подошли едва ли не вплотную, и тут я выпалил неловкое приветствие:

— Д-добрый день!

— Эм-м, здрасьте, — с настороженностью и даже какой-то нескрываемой брезгливостью кивнул в ответ мужчина.

— Вы случаем не *имя*? — обратился я к девушке.

Ожидая ответа, я продолжал смотреть в её по-детски наивные, но внимательно изучающие голубые глаза. Я был готов в них утонуть. Мой внутренний голос кричал: «Да, это она! Точно она! Ну ты посмотри! Что за красавица!».

— Да, это я, — спокойным, но в то же время невероятно милым голосом промолвила дама. — А кто, собственно, интересуется? Мы разве знакомы?

— Да!.. То есть нет. То есть... не совсем...

— Не совсем? Так да или нет? Не припомню вас, — с явным сомнением, читавшемся на лице, ответила девушка, неодобрительно — по крайней мере, так это выглядело — осмотрев мой неряшливый внешний вид.

— Но как же..? Разве ты не помнишь? Мы же...

— Извини, приятель, но она тебя в первый раз видит, — повысив голос, вмешался молодой человек и демонстративно приобнял супругу за талию.

Чуть ли не падая с ног от сильнейшего исступления и отчаяния, я, подобно нашкодившему щенку, стыдливо опустил глаза, после чего неуверенно промямлил:

— П-прошу прощения. Видимо, я просто обознался.

— Обознались? Тогда откуда вы знаете моё имя? — не скрывая удивления, возмутилась девушка.

— Совпадение!.. Лишь совпадение, — нелепо улыбаясь, ответил я.

— Интересно пообщались, но нам уже пора идти, — с неприкрытым раздражением в голосе буркнул мужчина.

— К-конечно, конечно! П-простите, ч-что задержал...

Провожая парочку взглядом до двери подъезда, я на секунду напрягся, но без каких-либо излишних раздумий окликнул девушку вновь:

— Кхм, постойте! Ещё кое-что...

Супруги судорожно развернулись, с недоумением глядя мне прямо в глаза.

— Я хотел узнать, как добраться до ближайшей станции метро... Я-я не з-здешний.

Передав мужу пакет, ко мне подошла девушка, достала из сумочки смартфон и показала примерный маршрут до станции. Нет, конечно же, я не смотрел в экран. Точнее я делал вид, что смотрю, однако на деле любовался красотой своей избранницы. Избранницы из сновидений...

Я шёл по улице вдоль рядов заваленных снегом машин и освещённых светом фонарных столбов одиноких деревянных скамеек. Мне было так тошно... Я не понимал, что происходит. Хотелось рыдать, но чувство фатальной безысходности и безапелляционное разочарование не позволяли мне даже этого. В голове не укладывался тот факт, что двадцать лет моей сознательной жизни, за которые я столько сделал, так многого добился, оказались пустышкой, наваждением. Я очнулся восемнадцатилетним пацаном после двухнедельной комы, а вся моя жизнь, все мои переживания, надежды и достижения — эдакий продукт моего воспалённого подсознания. Всё это мне снилось, пока я лежал в палате. Все, кого я любил и кого знал в будущем, нереальны. Мои дети никогда не появятся на свет, я никогда не увижу их лиц и никогда не смогу прижать их к себе.

Новая семья? Я не хочу. Да и не смогу. Претит одна лишь мысль, что всё будет по-другому.

Я не стал настаивать на своём: не стал писать чужой жене в призрачной надежде, что смогу вернуть её и переиграть всё с начала; не стал искать «старых друзей из будущего»; не стал жить так, как жил ранее; не стал идти по тому же пути. Осознав, что не справлюсь с потерей семьи и близких (той семьи и тех близких, которых я знал), я решил покончить с собой. Я подумал, что, раз мне суждено было умереть в тридцать восемь лет, то я умру в тридцать восемь лет. Даже если все пережитые мною события и наполненные ими годы нереальны, я все равно их помню, ведь для меня всё было по-настоящему.

«Наверное, я всё-таки счастлив», — последнее, о чём я успел подумать, прежде чем опрокинул под собой старенькую деревянную табуретку одним лёгким движением ноги. Петля мгновенно сдавила мою шею, а затем, в сию же секунду, послышался характерный сухой хруст. Кажется, мне даже не было больно. А дальше... Дальше лишь темнота...

Я очнулся в ярко освещённой белой палате. На меня смотрела мама, она улыбалась. «Наконец-то ты очнулся!» — радостно вскликнула она. Я заплакал.

«Ты жив, ты жив, всё хорошо, всё хорошо! Ну чего же ты? Не плачь», — проговаривала она, пытаясь успокоить меня. Я был до безумия напуган.

Через пару минут в помещение вошёл мужчина в белоснежном одеянии. Он объяснил, что я очнулся после двухнедельной комы, причиной которой послужило поражение мягких тканей головы, в частности в затылочной зоне. В конце он добавил, что я ещё легко отделался и переживать мне не о чем.

Оставшись наедине с самим собой, я стал думать. Печаль и сожаление переполняли меня, ломали изнутри, но спустя добрые недели я уже смирился со своей прискорбной участью. Из этой непростой ситуации был лишь один-единственный выход. В моей голове созрел план.

Первым делом я захотел узнать, не возникли ли какие-либо осложнения после комы на этот раз. Я позвал медсестру, чтобы та привела в палату главврача. Тот, в свою очередь, объяснил, что для начала мне нужно пройти небольшое обследование, однако по его нескромным прогнозам я смогу отправиться домой уже через пару недель, что, конечно же, не могло не радовать.

Действительно, уже меньше, чем через месяц, меня выписали из больницы и я вернулся в свою отчую обитель. Моя семья была счастлива, и, в честь моего скорого восстановления, родители созвали всех наших родственников на праздничный ужин. Я же, в свою очередь, занялся поисками своей возлюбленной.

Найти её, на удивление, не составило особого труда. Мне повезло, ведь она всё так же жила в моём родном городе. Перепроверив пункт «семейное положение» в нескольких социальных сетях, я убедился, что моя «бывшая-будущая» супруга не состоит в браке или каких-либо серьёзных отношениях.

Я написал ей своё скромное «Привет))» и кинул заявку в друзья — она приняла её. В скором времени мы встретились вживую, погуляли, разобщались, зашли в недорогой паназиатский ресторанчик. Наше общение длилось несколько месяцев. Я был до опьянения счастлив и даже начал понемногу находить плюсы в своей внезапной «реинкарнации». Спустя всего несколько сезонов совместного времяпрепровождения, решив пропустить начальный этап отношений, я сделал своей «новой» подруге предложение руки и сердца. Она сказала «Да». Через пару месяцев мы поженились.

Моя «новая» жизнь шла своим чередом: появлялись новые знакомые, отваливались старые; я приобретал новые навыки, пытаясь преуспеть сразу в нескольких отраслях. Само собой, я не забыл, как боксировать, писать код или вести бизнес, — просто я хотел осваивать разнообразное ремесло, что, к слову, у меня довольно-таки неплохо получалось, ибо я как и прежде был молод, полон сил, энергии и когнитивных ресурсов.

Шли годы, и моё прошлое под натиском настоящего потихоньку забывалось. Здоровый человек задался бы вопросом: «Что я делаю? Что я вытворяю? Нельзя менять своё прошлое! Нельзя его забывать! Нельзя бежать от судьбы!» — и, вероятно, был бы прав.

Однако я оказался болен.

Приобретая в более раннем возрасте несоизмеримую власть, я стал забывать истоки. К тридцати годам я построил ещё более успешную карьеру, чем когда-то давно, обесценив тем самым труд «прошлой жизни». Нет, я не стал бессердечным тираном или алчным отморозком — я был всё так же добр к окружающим. Единственное, что я всё же сделал не так, — это полностью переписал свою жизнь.

Я рассуждал: «А как иначе? Зачем мне переживать всё то же самое?» — но каждый раз меня терзали сомнения.

Во всём этом беспрецедентном хаосе и всеобъемлющем беспорядке был лишь один человек, который напоминал мне о том, кто я на самом деле, — моя жена. Каждый день она говорила, что хочет ребёнка. Почему-то это наводило на меня нечеловеческий — близкий к сумасшествию — ужас. Наверно, я понимал, что если в этой «новой реальности» у меня появятся дети, то я окончательно перечеркну своё прошлое и, возможно, сделаю куда более болезненным своё будущее... Я так и не согласился.

Прости меня, дорогая. Я не смог...

Однажды я проснулся от страшной головной боли. У меня началась дичайшая паника: «Нет! Нет! Только не это! Только не снова! Только не сейчас!».

На этот раз я действовал гораздо быстрее, но, несмотря на все приложенные усилия, врачи так и не смогли помочь. Я умер во сне. Мне было тридцать два года...

Я очнулся в палате. На меня смотрела мама. Она улыбалась. «Наконец-то ты очнулся!» — радостно затрепетала она, но я никак на это не реагировал.

С того дня я погрузился в глубочайшую, безвылазную депрессию. Наверное, именно в тот момент я понял, что такое экзистенциальный кризис. Реальность казалась замыленной, а границы между сном и явью вовсе пропали. Для меня больше не существовало такого понятия, как «прошлая жизнь», как и понятия времени в целом.

Как я говорил ранее, я был программистом, предпринимателем, акулой шоу-бизнеса, профессиональным спортсменом, антрепренёром, а также преступником, наркоманом и поехавшим психом, коим по сей день и представляюсь.

Я много раз умирал от ужасной боли, много раз наблюдал тот жуткий кошмар, многократно просыпался на больничной койке и видел необоснованно радостное лицо матери. С каждым пробуждением мой возрастной максимум менялся: бывало, я умирал в глубокой старости, а иногда и до двадцати не дотягивал.

Конечно, я пытался найти ответы на волнующие меня вопросы: «Почему это происходит? Как прервать этот цикл? И возможно ли прервать его вообще?» — но ни к чему так и не пришёл. Каждый раз я просыпался в этой чёртовой палате после двухнедельной комы.

Или... может, я так и не проснулся? Стало быть, я давно умер, а то место, где дряхлеет моя непрестанно крамольная душа, есть обетованный загробный мир? Или некое пограничное измерение меж преходящим существованием и забвенным небытием? Мой собственный ад? Чистилище, где я проживаю различные вариации своей жалкой жизни, созерцая всевозможные её исходы? Либо я всё ещё в коме? Всё ещё безропотно дремлю, наблюдая несметный поток кошмарных сновидений?

Или, быть может, всё, что происходит со мной сейчас, в действительности происходит с каждым? Да-да, абсолютно с каждым человеком! Всякий, чья душа уж благополучно покинула бренное тело, претерпев некоторые немногочисленные метаморфозы, возвращается в определённый момент собственной жизни, вновь и вновь предаваясь эдакому причудливому палингенезу. Однако разница между мной и прочими усопшими лишь в том, что разум мой не отвергает истинность всех предшествующих реинкарнаций. Другими словами, я ничего не забываю — я помню всё. Я есть статистическая погрешность, а мои часы — неистощимое бремя...

Как бы то ни было, я понятия не имею, сколько времени прошло с того несчастного случая. Я понятия не имею, прочтёт ли кто-то моё послание. Я понятия не имею, кому и зачем пишу, если все эти бредни, выцарапанные на пожухлом клочке папиры, существуют лишь в мороке моих грёз. И... я не знаю, что мне делать.

Я в ловушке...