Проклятые

Старая машина заворчала, как засыпающий зверь, и, покачнувшись, остановилась у края лесополосы. Это был тот самый дряхлый "Форд", который помнил ещё бабушку и дедушку О'Брайена. Когда-то он ездил плавно, как лодка по глади озера, но стоило машине попасть в руки Джона — и началось. Старший О'Брайен не терпел разбираться в железках. Чинил он лишь то, что нельзя было проигнорировать, а старое авто казалось ему исключительно музейной вещью. Так и стояла она в гараже — пыльная, забытая, пока однажды Дэвид с друзьями не решили вдохнуть в неё жизнь.

С пятнадцати лет они разбирали её до винтика. Пачкались в масле, ссорились, спорили, придумывали лайфхаки. Один раз даже решили, что всё — готово. Сели в машину, завели… и не успели выехать со двора, как врезались в соседский гараж. Тогда Джон, пришедший на грохот с чашкой кофе в руке, просто запретил даже касаться машины. До недавнего времени.

Теперь она снова ездила. Неровно, с натужным ревом, но ездила.

У леса было неожиданно холодно. Дождь уже прошёл, но воздух остался мокрым, пропитанным сыростью и запахом листьев. Под ногами чавкала грязь. Ветер гулял по кронам деревьев, шелестя, как чьи-то зловещие шепотки.

— Мог бы и Томас быть здесь, — пробормотал Квилл, затягивая дождевик, — всё-таки мальчик пропал.

Он бросил быстрый взгляд на Дэвида, будто проверяя — тронет ли это того. По дороге Квилл не раз писал Томасу, умоляя его «сбавить гордыню» и помириться с О'Брайеном. Но Томас, как всегда, был непреклонен. Пока Дэвид не извинится, он не появится.

Дэвид, застегивая воротник, посмотрел в сторону леса.

— Он сам выбрал остаться обиженным, — спокойно сказал он. Глаза у него оставались холодными. — И не здесь, не сейчас я буду за это извиняться.

На этом разговор о Томасе закончился. Они стояли молча, вглядываясь в приближающуюся толпу.

Людей оказалось больше, чем кто-либо ожидал. Взрослые, подростки, пожилые. Кто-то пришёл с фонариками, кто-то — с термосами и тревогой в глазах. Была в этом странная, почти утешительная сплочённость: будто сам лес притих, слушая их шаги.

Шериф Джон, с мрачным лицом, быстро распределял добровольцев по группам. Им с Квиллом достался парень в очках с вечным сарказмом в голосе — тот не упускал случая язвить на любую тему, будто боялся замолчать. Ещё были две девчонки из старшей школы, которые то и дело пытались втянуть Дэвида в разговор, смеялись над каждой его фразой и делали вид, что «случайно» к нему прикасаются.

О'Брайену это быстро надоело. Всё в нём искало тишину — и ответы.

Он сбавил шаг, потом ещё. Медленно, будто невзначай, отстал от группы. Шум голосов растворился. Лишь тени деревьев и хруст веток под ногами. Фонарик слабо светил вперёд, выхватывая из темноты то корень, то мёртвую ветку, то стволы, как вытянутые вверх костлявые пальцы.

Дождь закончился, но капли ещё падали с ветвей, будто кто-то шептал в кронах, сочась влагой и словами.

Он не заметил, как ушёл слишком далеко.

Вокруг стало пугающе тихо. Ни голосов, ни света фонарей. Даже привычного жужжания насекомых — и того не было. Словно сама природа, почувствовав его одиночество, затаила дыхание. Лес вдруг показался старым, хищным существом, которое наблюдает из-за деревьев, прячется в мху и коре, зовёт шёпотом.

У Дэвида пересохло в горле. Он резко остановился, осматриваясь.

— Квилл? — тихо окликнул он. Ни ответа, ни эха.

Свет фонаря начал странно мигать, будто капая. Он ударил по корпусу — свет стабилизировался, но деревья вокруг стали казаться ближе. Слишком близко. Стволы сдвигались, как на перроне, когда поезд тронулся.

Он сделал шаг назад, и под ногой что-то хрустнуло. Ветка? Или нет?..

О'Брайен обернулся — за ним никто не шёл. Только густой мрак, в котором что-то, возможно, дышало.

Он хотел позвать снова, но голос застрял. Лес вдруг как будто сжался, затянулся плотнее. Воздух стал тяжелым, влажным, будто его накачали чужими воспоминаниями. На секунду показалось, что он слышит детский смех — не весёлый, а сдавленный, где-то совсем рядом, как из земли.

Дэвид шагнул вперёд. Трава под ногой будто провалилась. Он едва не упал. Присев, посветил вниз.

Яма. Старая, поросшая, но явно вырытая. Не животным.

И рядом — что-то похожее на тряпичную куклу, вымокшую, облепленную грязью. Глаз у неё не было. Только пустые чёрные дырки.

Дэвид поднялся, сердце билось всё быстрее. Он хотел идти обратно… но не знал уже, где «обратно». Всё было одинаково. И всё — чужое.

Он пошёл дальше, будто ведомый, уже не соображая, что каждая ступень — вглубь. Не леса. Себя.

Он шёл прямо в капкан.

Венди ушла из дома не без труда. Сказала матери, что хочет просто осмотреться — пройтись по улицам, почувствовать город, «понять, где живёт». Реджина, сжав губы, покосилась на дочь с явным подозрением. Но всё же кивнула — без особого энтузиазма, как будто позволяла не Венди уйти, а себе поверить в ложь. На прощание она всучила ей небольшой серебряный крестик, тот самый — с чёрной потёртой цепочкой. Венди машинально взяла его, кивнула, но, вернувшись в комнату, оставила бездумно на комоде рядом с резинкой для волос.

Когда дверь за ней закрылась, Реджина стояла в прихожей ещё долго. Она знала, куда направилась дочь. Или почти знала. Но решила внушить себе обратное. Иногда так легче.

Сначала Венди действительно гуляла. Её дыхание выравнивалось, шаг становился свободнее. Мокрый асфальт под ногами, тонкий запах хвои после дождя, редкие прохожие, мимо которых она проходила, не встречаясь взглядом. В наушниках играла "Nirvana", что-то тягучее, с хрипом и тоской — и это странным образом совпадало с мрачной красотой Дэнбора. Серость неба больше не давила — наоборот, она словно растворялась в ней, становясь частью чего-то большего.

Когда она вышла на лесополосу, невольно затаила дыхание. Огромные ели стояли чернеющими стражами, теряясь вершинами где-то в облаках. Стволы были широкими, почти гладкими, и тишина между ними будто звенела. На опушке стояли машины — их было несколько, раскиданные в беспорядке.

«Отсюда и пошли...» — подумала Венди, поправляя лямку рюкзака. — «Ну что ж, начнём.»

Она шагнула в лес.

Тьма опускалась постепенно, как будто сама природа не хотела спугнуть мгновенье, в котором день уступает место ночи. Венди подняла голову — в просветах между кронами уже мерцали первые звёзды. Неоновые блики фонарика казались чуждыми среди древней зелени, но девушка включила его, всё же убрав один наушник. Музыка ушла в фон, где-то на грани сознания, и теперь она слышала и лес.

Поначалу звуки были — отдалённые голоса волонтёров, шелест шагов, перекличка. Но она их не видела. Только звуки. Это пугало чуть-чуть, но и манило — как будто лес создавал свою иллюзию, перемешивая расстояния и направления. Были и светлячки — крошечные огоньки, что зависали в воздухе, уносились прочь, как желания, которым не суждено сбыться. Где-то ухала сова. Где-то щёлкнула ветка.

«Я ведь и правда люблю природу...» — внезапно поняла Венди. — «Раньше просто не замечала.»

Но с каждой минутой всё менялось.

Сначала стало тише. Потом — слишком тихо.

Исчезли голоса. Исчезли светлячки. Даже ветер больше не шевелил ветви. Стояла абсолютная, глухая тишина — как будто кто-то выключил звук во всём мире.

Венди замерла. Плечи напряглись. Она оглянулась — ни одного фонарика, ни шороха, ни даже отзвука своих шагов. Только она. И деревья.

— Надо было найти волонтёров... — пробормотала она вслух, будто пытаясь вернуть голос. — И не лезть одной. Гениально, Венди.

Она собиралась развернуться. И тут — движение. Чуть в стороне. Быстрое, скользкое — как будто тень проскользнула между стволов. Венди резко направила фонарик в ту сторону. Пусто. Только корни, мох и застывший воздух.

— Начинается... — она усмехнулась, но усмешка быстро стерлась.

И вновь — тень. Но теперь она её увидела отчётливо. Фигура. Мальчик. Маленький, тот что уже приходил к ней, с прижатой к телу рукой. Он стоял между деревьями, смотрел в её сторону.

Сердце Венди резко ухнуло вниз. Горло сжалось.

Он снова здесь.

— Чарли? — выдохнула она, делая шаг вперёд. Мальчик не сдвинулся с места. Только смотрел.

— Это ты, верно? — Она попыталась говорить спокойно. — Куда ты исчез?  Твоя мама...

Мальчик слегка склонил голову. Глаза его, казалось, светились в темноте — не отражали, а именно светились, бледным, чужим светом.

— Мама больше не ждёт, — сказал он тихо.

Голос его был почти неслышным, как ветер в сухих травах. Он снова отвернулся и пошёл дальше, медленно, будто приглушённой походкой. Венди растерялась.

— Почему? Почему не ждёт? — спросила она. Не выкрикнула — прошептала, но он услышал.

Он остановился, даже не обернувшись.

— Потому что они её забрали.

Венди перехватила дыхание.

«Они…» — это слово уже не раз звучало. Всегда в отголосках, в намёках, в чужих снах.

— Кто они, Чарли? Кто?

Мальчик медленно повернулся. Его лицо будто поплыло в световом круге — и стало слишком взрослым. Как будто он знал что-то, что она не должна знать.

— Ковен.

Слово прозвучало, как приговор. И лес, казалось, снова стал слушать.

Дэвид потерялся.

Он не знал, откуда пришёл — как будто туман не только окутал лес, но и стёр из памяти обратную дорогу. Но одно он знал точно: это место ему знакомо. Он уже был здесь. Когда-то давно. В детстве. Тогда, когда случилось то, о чём он не рассказывал даже отцу.

Холод пробежался по его позвоночнику, будто кто-то только что провёл по спине ледяным пальцем. Потому что он их снова увидел.

Те самые. Они кружились — не спокойно, как раньше, не в том медленном, завораживающем танце. Сейчас их движения были бешеными, ломанными, словно их тела больше не подчинялись законам природы. Тени женских силуэтов взвивались в воздух, взмахивали руками, запрокидывали головы, как марионетки, у которых перерезали нити.

Голова у Дэвида закружилась. Он отключил фонарик и резко прижался к ближайшему дереву, сжимаясь в себе, будто это поможет стать невидимым.

«Не увидят… Не увидят…» — думал он с отчаянием ребёнка, верящего, что если закрыть глаза — исчезнешь.
Но это больше не работало.

Он отводил взгляд, боясь снова увидеть ЕЁ — ту старуху, с лицом, изъеденным временем и чем-то пострашнее времени. Он помнил, как она подошла к нему тогда, протягивая руки, шепча что-то на непонятном, зовущем языке. Тогда его спас отец. Сейчас отца рядом не было.

Мысли носились в голове, сталкиваясь, обрываясь. Бежать? Спрятаться? Кричать? Любой вариант, что возникал — заканчивался одинаково. Они ловили его. Тянули. Уносили. В пустоту. В темноту.

Начиналась паническая атака. Сердце билось где-то в горле, воздух становился плотным, как вода. А звуки, исходившие от тех девушек… если это вообще были девушки, — рвали слух. Визг, стоны, дикие вопли, будто кто-то мучительно смеялся, а кто-то рыдал сквозь оскал. Эти звуки не принадлежали человеческому миру. Они резали изнутри.

Дэвид зажал уши ладонями и зажмурился, стараясь заглушить всё, хотя бы на секунду. Хотелось только одного — исчезнуть. Умереть. Но быстро. Пока не дотронулись до него эти руки.

Он почти сдался.

Пока не открыл глаза.

И не увидел её.

Совсем недалеко, почти у самого круга, зачарованная, будто в полусне, шла Венди. Она смотрела прямо в центр танца, как загипнотизированная. И шагала медленно, почти грациозно, словно собиралась стать одной из них. Её глаза светились — не отражали, а горели — и в этом свете не было ничего живого.

— Чёрт... — выдохнул Дэвид. — Её же сейчас утащат!

Он сорвался с места. Не помня, как пересёк расстояние. Только звук шагов, сбивчивое дыхание и странная, животная решимость. Он схватил девушку за плечо и резко дёрнул в сторону, спрятав за ближайшее дерево.

— Венди! Смотри на меня! — Дэвид тряс её за плечи. — Смотри, чёрт возьми!

Глаза девушки продолжали гореть, впиваясь в него ледяным, безумным взглядом. Как тогда, в школьном коридоре… Но теперь он не был томным, не манящим. В нём не было ни красоты, ни нежности. Только безумие.

— Венди, очнись!

Он встряхнул её сильнее — раз, другой. И наконец зрачки дрогнули. Девушка моргнула. Её губы дрожали. Она обернулась, медленно, как будто не хотела — и увидела то, что происходило за деревьями.

Вся кровь отхлынула с её лица.

— Где мы?.. — прошептала она, едва слышно, срывающимся голосом.

Дэвид попытался сострить, сам не зная зачем.

— В преисподней.

Венди широко распахнула глаза, как будто он действительно произнёс заклинание. Схватилась за голову, сжалась, как будто ей было физически больно от всего происходящего.

— Надо было слушаться маму… — шептала она. — Надо было слушаться маму…

Дэвид аккуратно провёл рукой по её волосам, как видел в фильмах, хотя сам никогда не делал ничего подобного.

— Тсс… Тихо… Всё хорошо… — солгал он. — Мы выберемся. Я что-нибудь придумаю…

Но сам не знал, что. Потому что крики становились всё ближе. Они наползали со всех сторон, как волны: визг, плач, и рёв… рёв, как будто кто-то рождался в муках прямо в их мире — что-то нечеловеческое, болезненное.

Венди не выдержала — заплакала. Беззвучно сначала, а потом всё громче. Она дрожала.

Дэвид тоже хотел бы разрыдаться, если честно. Но не мог. Не рядом с ней. Он не имел права. Он вцепился в её руки, холодные, как лёд, и произнёс:

— Нам надо бежать. Сейчас же.

И они побежали.

Сквозь кусты, корни, холодную влажную траву. Свет где-то за спиной плясал, огонь взмывал вверх, крики усиливались до такой степени, что, казалось, перепонки могут лопнуть.

Всё тело кричало: лечь! Сжаться! Исчезнуть! Но они бежали.

И вдруг — тишина.

Резкая, звенящая. Как будто кто-то хлопнул дверью между мирами. Они остановились.

Оба тяжело дышали, вслушиваясь. Лес стоял неподвижно.

— Всё закончилось?.. — прошептала Венди, почти с мольбой.

Дэвид не ответил. Он продолжал смотреть по сторонам. И тогда увидел её.

Ту, из прошлого.

Старуха вышла из тьмы, будто её вырезали из кошмара и вставили в реальность. Тело её было дряблым, кожа — словно старый пергамент, вся в бородавках. Волосы — спутанные, седые, как паутина. Зубы — гнилые, чёрные, кривые. А главное — её глаза. Они светились жёлтым, и в этом свете не было ничего человеческого.

Из её рта текла кровь. Она шла прямо к ним, медленно, уверенно. Как хищник, знающий, что жертва не убежит.

— Нет… — выдохнул Дэвид. Он не мог сдвинуться. Всё внутри сжалось, парализовало. Венди, увидев, в каком он состоянии, обернулась — и тоже застыла.

— Беги… — попыталась прошептать она. — Дэвид, беги!

Он не двигался. Он снова был тем мальчиком, в том лесу. Без отца. Один. Перед ней.

Венди сжала кулаки. А потом — размахнулась и ударила его по щеке.

— Очнись! — выкрикнула она.

Парень вздрогнул. Смотрел на неё, потом — на старуху. Она всё приближалась, улыбаясь своей ужасной, скользкой улыбкой.

— Бежим! — закричала Венди.

Он схватил Блэр за руку — и они сорвались с места. Старуха закинула голову и издала хохот — низкий, скрежещущий, от которого хотелось выцарапать себе уши.

И снова — лес.

Снова бег. Снова ночь.

И только одно желание — выбраться.

Они бежали, не оглядываясь.

Лес не отпускал — тянулся бесконечно, темнота сгущалась, словно не ночь опускалась на землю, а сама земля проваливалась во тьму. Ветки хлестали по лицу, оставляя царапины, похожие на когти. Под ногами скользили корни, воздух резал горло, но адреналин держал тело, как на тросах — не давал упасть. Сердце гудело, будто в ушах завёлся мотор.

У Дэвида в голове была одна мысль: «Только бы не остановиться». Потому что остановка означала конец.

Венди, спотыкаясь, бежала рядом. Она едва дышала — казалось, ещё немного, и сердце просто сгорит у неё в груди. И всё же она не сдавалась. Не сейчас. Не здесь. Они должны были выбраться.

И вдруг — как удар света в лицо — за деревьями показалась серая лента дороги. Проезжая часть. Спасение.

А за ней — огоньки фонарей. Голоса. Люди.

Шериф. Волонтёры.

— Эй! — крикнул кто-то, заметив бегущих.

Фонари направились к ним, вспыхнули ослепляющим светом. Венди и Дэвид, добежав до края дороги, как по команде рухнули на колени, сотрясаемые кашлем и судорогами дыхания. Лёгкие отказывались работать, ноги дрожали, будто превратились в тряпки. Земля под ладонями была холодной и влажной, но впервые за всю ночь — настоящей.

— Дэвид?! Венди?! — голос шерифа О’Брайена прорезал воздух. — Что, чёрт возьми, происходит?

Джон стремительно подошёл, расталкивая волонтёров, и опустился рядом, хватая сына за плечо, потом — осматривая Венди. Он видел кровь на щеках от веток, ссадины, расширенные зрачки, дыхание, полное страха.

— Вы что, черти малые, творите?!

Они молчали. Слова застряли где-то внутри, между ужасом и истиной. Дэвид знал: сказать правду — значит навлечь на Венди беду. Её и так сторонились, шептались за спиной, смотрели как на ведьму. Если он скажет, что они видели, — её обвинят. Или решат, что они оба сошли с ума.

Он выдавил, задыхаясь:

— Мы… встретили… медведя.

На секунду в воздухе повисла тишина. А потом Джон выпрямился. Лицо его потемнело. Глаза полыхнули гневом. Из обеспокоенного отца он за мгновение превратился в строгого, уставшего папу.

— Медведя? Вы что, совсем… — он осёкся, вдохнул и выдохнул. — Вы отстали от группы. Пошли дальше. Вглубь. В ночь. В лес, где полно хищников.

Дэвид виновато опустил голову.

— Ага. Именно так, — выдохнул он.

Шлёп. Подзатыльник прилетел с точностью и любовью.

— Остолоп, — пробурчал Джон. — Я бы сам тебя в этом лесу оставил.

Позади раздались смешки волонтёров. Кто-то сдержанно хихикал, кто-то перешёптывался. С их стороны это всё выглядело как подростковая глупость — сбежали, заблудились, перепугались… Никаких ведьм, никаких тварей из леса. Только романтика да паника.

Джон повернулся к Венди, нахмурился.

— Тебя же не было в списке волонтёров. Что ты делала в лесу?

Венди открыла рот, но из него не вырвалось ни звука. Её губы дрогнули, пальцы вцепились в воздух, как будто она пыталась ухватиться за реальность. Глаза заволокло. Тело стало ватным.

И она упала.

Прямо в объятия тишины.

— Венди! — вскрикнул Дэвид и едва успел поймать её, прежде чем она ударилась о землю.

Шериф наклонился рядом.

— Позовите врача! — крикнул он кому-то из группы. — Быстро!

Кто-то побежал к машине. Свет фонарей дрожал на лицах. Дэвид держал Венди за плечи, гладил по волосам. Она не открывала глаз. Но дышала.

Сердце юноши колотилось, как и раньше, но теперь — от ужаса за неё. От непонимания. И от стойкого чувства, что всё не закончилось.

А в глубине леса, где фонари уже не доставали света, что-то ещё шевелилось.

Когда Венди пришла в себя, потолок казался ей белоснежным и бесконечно далёким. Свет мягко лился из лампы над кроватью, казалось — слишком спокойный для того кошмара, который она оставила позади. Воздух пах лекарствами, хлоркой и чем-то сладковатым — почти как сироп от кашля. Голова гудела, словно внутри кто-то бил молотком в резонансную пустоту.

Рядом, на стуле, сидела мать. Реджина сгорбилась, склонив голову, и механически теребила пальцы, будто вязала невидимые узлы из своих тревог. Она что-то бормотала себе под нос — несвязные, спутанные слова, в которых улавливались только тени молитв и обрывки страхов.

— Хей… мам… ты в порядке? — прохрипела Венди, не узнавая собственного голоса.

Реджина вздрогнула, вскинула голову, а в следующий миг уже обнимала дочь так крепко, будто боялась, что та снова исчезнет.

— Господи… ты очнулась… ты, слава Богу, живая… — шептала она, пряча лицо в её волосах, дрожащими пальцами поглаживая макушку дочери.

Но вдруг, как будто кто-то повернул тумблер в её голове, мать отстранилась и уставилась на Венди с ледяной строгостью.

— Я убью тебя. Слышишь? — прошипела она. — Ты с ума сошла? Как ты могла?! Ты забыла крест! Как можно было уйти в лес без креста?! Я же сказала тебе — не приближайся туда, слышишь? А ты где оказалась?

Венди вздохнула. Конечно, она знала, что это будет. И да, она виновата. Очень. Но всё же — больно, когда мать смотрит так.

— Прости, — только и смогла прошептать она, виновато опуская глаза.

Реджина смотрела долго, будто всматривалась в её душу. Потом опять качнулась вперёд, сжав девушку в объятиях — теперь уже мягче, с надрывом и материнским отчаянием.

— Я хочу верить, что вы встретили медведя, — тихо сказала она, не отрываясь. — Но, Венди… я не верю. Скажи мне правду. Что там произошло?

Венди замерла. Внутри всё свело. Она не хотела вспоминать. Не хотела опять ощущать взгляд той старухи, слышать визги из темноты и чувствовать, как земля будто бы живёт под ногами. Не хотела снова туда — хотя бы мысленно. Она сделала вдох и, как всегда, соврала.

— Мам… это правда, — спокойно сказала она, глядя прямо в глаза. — Мы испугались. Просто медведь.

Она солгала легко. Умела так с детства — глядеть прямо, не моргая. Словно сама начинала в это верить.

Реджина медленно кивнула. На губах появилась печальная, немного усталая улыбка.

— Хорошо. Не хочешь говорить — не надо. Только знай: я нутром чую, что ты врёшь.

Венди ничего не ответила. Потому что мать была права. Но доказывать что-либо — бессмысленно.

В дверь постучали, и, не дождавшись ответа, вошёл шериф. Его силуэт в проёме показался странно неуместным в этой стерильной палате, как будто он принёс с собой кусок другого мира — холодного, пахнущего хвоей и страхом.

— Как самочувствие? — спросил Джон, подходя к кровати.

Венди села чуть ровнее и кивнула. Взгляд у неё был виноватый, но твёрдый.

— Простите, шериф… я должна была записаться. Не хотела навлечь неприятности.

Джон махнул рукой, будто стряхивал тень с плеч.

— Ладно, проехали. Главное — жива. Но комендантский час я не отменял. Так что, мисс Блэр, буду навещать тебя лично. Проверять.

Венди тут же скривилась. А вот мать — наоборот, оживилась.

— Вот это дело, шериф. Хоть кто-то её приструнит, — фыркнула Реджина, а потом, как бы невзначай, спросила: — А что с теми… беспризорниками? Нашли?

— Нашли, — ответил Джон, усаживаясь на край подоконника. — Родителям выписал штраф. Скандал был на весь участок. Но новое окно будет. Попросил Классного Боба его вам вставить.

— Классный Боб? — переспросила Реджина, приподнимая брови.

— Это прозвище… Ещё со школы. Он вечно что-то чинил, вот и прижилось.

— А-а… понятно. Спасибо вам, шериф. — Женщина посмотрела на него с неожиданной теплотой, и Джон вдруг застыл. Что-то в её взгляде — открытом, искреннем, почти светлом — резко вернуло его на годы назад. В прошлую жизнь. В глаза бывшей жены. И это было больно.

Он быстро отвёл взгляд, нервно поправив усы. Венди это заметила — и её мать тоже. Они переглянулись, словно поняли нечто между строк. Девушка решила перевести тему.

— А как там Дэвид? — спросила она.

До этого она о нём не думала — голова была забита страхом, болью, остатками шока. Но сейчас, когда мрак немного отступил, она вспомнила, что именно он вытащил её. Именно он не бросил.

И впервые за долгое время в груди стало чуть теплее.

Шериф улыбнулся.

— С Дэвидом всё хорошо. Наказан, конечно. Будет отрабатывать.

— И что он будет делать?

— Мыть полы в участке, — сказал Джон с лёгкой ухмылкой.

Венди отвела взгляд, чтобы он не увидел её улыбки. Но он всё понял. И, как ни странно, улыбнулся в ответ.

Ни Чарли, ни миссис Смит так и не нашли. И это начинало действовать Майку Томпсону на нервы. Он раздражённо пролистывал свои записи, стуча карандашом по столу. Где они могли деться? Чарли могли увезти — да, хоть и сомнительно, но допустимо. Но женщина? Взрослая, немолодая, не та, что бегает быстро или бесследно растворяется в лесу.

Майк снова вернулся к мысли, которую не хотел пускать глубже — о ведьмах. Это слово крутилось где-то на периферии сознания, как назойливая муха. Рози что-то говорила об обрядах. Что, если дело и правда в культе? Вряд ли он в это верит. Или верит, но не до конца. В Дэнборе, казалось бы, всё тихо... Но что если — только казалось?

Он вырвал из блокнота лист, нацарапал слово КУЛЬТ, жирно обвёл его в круг и добавил вопросительный знак. Это был его способ пометить тему, к которой он обязательно вернётся.

За окном сгущались сумерки. На улице начал моросить мелкий, холодный дождь, стуча по стеклу участкового окна, словно кто-то снаружи пытался напомнить — ночь идёт. Надо бы ехать домой: жена просила заехать в магазин, купить молока и яиц. Но Майк не мог оторваться. Что-то не давало покоя. Будто ответ был прямо перед ним, но он никак не мог разглядеть очертания.

Он хмуро поднял взгляд на доску с заметками и фотографиями. Мелкая деталь зацепила его внимание. Девчонка Блэр. Венди. Её не было в списках волонтёров. Джон сам говорил — не видел её в строю с остальными. Значит, она либо уже была в лесу, либо пришла позже. Оба варианта неприятны. И оба подозрительны.

Майк снова взял карандаш, приписал под кругом второе имя: БЛЭР, тоже обвёл. Справа сделал пометку: Дэвид что-то знает?

Как по команде, дверь в кабинет отворилась. Вошёл Дэвид О’Брайен, держа швабру и металлическое ведро, которое брякнуло на пол. Волосы у него были чуть влажные от дождя, в глазах читалось напряжение, хоть он и пытался казаться спокойным.

— Добрый вечер, — коротко бросил он, проходя в сторону стола шерифа.

— Вечер, — отозвался Майк, не отрывая взгляда.

Парень начал мыть пол. Тишина легла между ними, густая и вязкая. Но Майк не был из тех, кто стесняется этой тишины — наоборот, он умел превращать её в пытку.

Он просто смотрел. Смотрел долго, упорно, без всяких слов. И взгляд у него был как у охотника, что приметил добычу и теперь ждёт, когда та сама подставит слабое место.

Дэвид наконец поставил швабру в ведро и развернулся. Лицо его было напряжённым, голос — сухим:

— Что-то не так?

— Ничего, — спокойно ответил Томпсон. — Просто странно одно. Ты видел Блэр среди волонтёров?

Вот он, тот момент, когда всё становится опасным. Дэвид понял, к чему всё идёт. Он знал, что Венди начнут подозревать. Может, не напрямую. Может, из-под тишка. Но начнут.

Он не любил врать. Но в этот раз — соврал, даже не моргнув:

— Мы договорились встретиться чуть позже.

— Почему позже? — Томпсон не отпускал.

— Её мать не отпускала, — отчеканил Дэвид.

Короткая пауза. Майк внимательно следил за выражением его лица, но тот держался. Слишком уж ровно.

— И всё же, — продолжил детектив, — вы бежали так, будто увидели саму Смерть. Что вы там встретили?

Если бы он знал, насколько близко оказался.

— Медведя, — ровно ответил Дэвид. — Мы встретили медведя. Испугались.

— А что вы так далеко ушли? — не унимался Томпсон.

Дэвид ответил почти мгновенно:

— Я пошёл встретить Венди, она немного заплутала. Там мы и наткнулись на медведя.

Майк выдохнул сквозь нос. Всё это звучало… правильно. И одновременно слишком правильно. Слишком гладко. Слишком продумано.

Он откинулся на спинку стула и взглянул на парня с прищуром. И в какой-то момент вдруг подумал: было бы проще, если бы он был не сыном шерифа. Джон сам умеет смотреть так, что хочешь под землю провалиться.

Дэвид снова взял швабру в руки.

— Если допрос окончен, я продолжу мыть полы?

Майк не ответил. Только смотрел, как тот возвращается к своей рутине, будто ничего не было. И понял — не узнает правду от него. Не сейчас.

Но девчонка Блэр… она — слабое звено.

И он докопается.

Обязательно.