17. Воспоминания (1)
Дом находился в деревне имевший на первый взгляд неприступный холодный вид необитаемого места. Этого не исправляли даже красовавшиеся веселые и модернизированные дома выстроенные в ряд. Голые деревья высились в пустых садах, где одиноко покачивались от ветра ловко сделанные детьми качели на канатных верёвках. Казалось, здесь не было ни души. Ни одного живого существа. Неба не существовало. Просто блеклый свет и расчерченные черные пятна. Какая-то нечистая сила заставила меня идти по тропинке усыпанной гравием к входной двери ближайшего дома ничем не отличавшегося от других. Я прикоснулся к ручке двери, и с ужасом отпрянул. Моя рука прошла через дверь и сияла каким-то мистически мерцающим светом обволакивающем меня полностью.
Я с неверием просунул руку в дверь, а затем и весь прошел с неведомой силой не затронувшей моего безжизненного и бесплотного тела. Я оказался внутри обыкновенного дома. В прихожей были расположены шкафы с вешалками, рядом ваза с длинными остроконечными зонтами, а справа от меня удобно приделанные полки для обуви, где ничего не было. Я старался позвать кого-либо, но мой рот будто сковало льдом, губы рьяно шевелились, но ни одного звука не вырвалось из этой ожесточающей попытки подвигать языком.
Вдруг я услышал разлившийся по всему дому детский плач раздавщийся страшным эхом в ушах. Затем шаркающие шаги по ворсистому ковру, несколько оброненных слов, и все тот же неуемный, берящий за душу плач души. Я помчался сквозь стены к источнику этих душераздирающих криков, но никак не мог найти то самое место, а плач все усилялся и усилялся. Я не задерживался нигде, прошёлся, как кажется по гостиной и двум спальням преобладающим розовыми оттенками. Наконец, я нашел колыбельную в одной из малых гостиных обставленной старинной потрёпанной мебелью. К моему удивлению, плач прекратился, а возле маленькой колыбельки с рисунками жёлтых цветочков, стоял разинув пасть пёс Грецель! Такой же черный и огромный, с оскаленными угольными клыками. Склонившись над колыбельной он смотрел на затихшего младенца смотрящего на него во все глаза. Очаровательный ребенок с удивительными глазами которые с первой секунды показались такими знакомыми. Это была Грецель, и я утверждался в этом, смотря на ее черты которые уже так четко выразились с младенчества. Одутловатые щеки свойственные детям, милый румянец, ещё больше показывающий ее тонкую бледность, изящный классический носик. Она ничем не изменилась. Пёс всё ещё неотрывно смотрел на Грецель, а она уже засыпала под его гипнотическим взглядом.
Неясный свет прорезал глаза, и картина расплылась в темных красках. Я будто пребывал в бессознании. Но вскоре все заискрилось и я оказался на обширном стадионе, где с десяток подростков гоняли мяч. Я с сомнением всматривался в маленькую девочку лет девяти-десяти одетую в школьную форму стоявшую прижавшись к огромному Церберу который был выше ее на две головы. Ее округленные глаза и приоткрытый ротик выражали неприкрытое восхищение. Невероятно! У Хельги оказывается когда-то могли высвечиваться на безупречном личике человеческие эмоции. Но что так заинтересовало это дьявольски - прелестное дитё? Я четко проследил ее недвижимый взгляд и с любопытством заметил в конце стадиона тот самый субъект. И с неверием уставился на самого себя! Сердце как у больного старца, заныло протяжной болью. Что это? Это сон? Дайте мне проснуться. Меня пробил озноб и я чувствовал, что сейчас упаду в далёкую пропасть. Сколько мне было тогда лет? 14? 15? Я стою и наслаждаюсь водой из-под бутылки после долгого бега. Затем мы проделываем с толстым конопатым Крисом наш ритуал, одновременно ударяем руками в землю и кричим как бешеные. Мы всегда так делали, если одерживали победу или забивали подряд пять голов - наше любимое число. А вот и Тим - как всегда в неизменной бейсболке с козырьком надвинутом до самых глаз. Стоит обогнуть этот стадион, и мне предстанет наша величественная школа, где прошли моя вся безмятежная юность.
Я почувствовал как плачу и повернулся к Грецель. Малютка все так же смотрела на прошлого меня своими любопытными глазками. Так это была Грецель... Маленькая влюбленная девочка поджидавшая меня возле входной двери в школе, милая малютка приходившая посмотреть наши тренировки, молчаливая крошка все время следившая за мной, и не проронившая мне ни слова.
Я всегда с удивлением относился к ней, пока друзья не начали насмехаться надо мной, и показывая на нее пальцами говорили что-то непристойное. К тому времени мы уже многое знали о сексе и о том, что подразумевается о задумке провести ночь вместе с очередной подружкой. Когда появилась эта малютка, мой статус несоразмерно пал, как "привлекатель малолеток". Что повлекло за собой череду неприятностей, которые как бы я не старался запрятать глубоко в душе, теперь настолько оказались памятными и буквально въедливо прорезывали сердце.
Я хочу кричать, но мой рот не открывается, я хочу плакать, но слезы только навертываются на глазах. Я повернулся и побежал куда глаза глядят, только бы подальше от нее, только бы не увидеть ее вновь. Но темнота вновь накрывает, и я снова оказался перед Грецель.
На сей раз, я вижу ее улыбающейся самой что ни на есть ярчайшей улыбкой. Она с приветливым видом стоит возле калитки, где находиться игровая площадка.
Так отличается от нынешней безэмоциональной Грецель... Как же ее звали тогда?...
Я отпрянул от приближавшегося к Грецель меня, пережитка прошлого. Только не это. Пусть меня бьют дубинками, пусть заколят ножами или пристрелят приставив к виску пистолет. Я не могу отвернуться, я не могу бежать. Тело будто приросло к земле, конечности окоченели, а глаза даже с усердным усилием не могут отвести взгляда.
Это было так жестоко. От прошлого никогда не убежать. Сколько бы я не пытался забыть, сколько бы не молился Богу...
Я подхожу к десятилетней малышке несвойственно цветущей и волнующейся. Ведь я впервые обратил на нее внимание, и позвал, как она считала для первого в ее жизни свидания. Но знала ли эта крошка, что это жестокая шутка? Догадывалась ли она?
- Слушай... Ты ведь любишь меня, да? - спросил несвойственный мне, но и в то же время принадлежащий мне отголосок прошлого.
Грецель внимательно посмотрела на меня и улыбнувшись кивнула.
- Давай встретимся после тренировок...
Я изнасиловал ее, тем самым завоевав прежнее расположение друзей. И несмотря на кажущуюся ее робость, она поняла, что произошло что-то непоправимое. Со слезами на глаза, она ушла. И больше никогда я ее не видел.
Я еле дышу и уже готов упасть, но эта сила меня отчаянно удерживает, и я прохожу следующую лестничную площадку. Кажется это общежитие, в длинном коридоре чередуясь расположены двери, откуда я слышу смех и веселые вскрики девушек. Везде снуют студентки с очками на носах, с книгами в руках или же просто на ходу расчесывая волнистые волосы. Я прошел через стену в одну комнату обставленную двумя двухъярусными кроватями по стенам, большим столом стоящем в середине, и воззрился на восьмерых девушек.
За столом восседала белокурая девчушка с злыми глазами направленными на книгу лежащую перед ней. Подперев щеку рукой, она с каким-то остервенением пыталась выучить тригонометрическую теорему, не обращая внимания на царивший шум, возможно из-за которого она и свела страдальчески брови на переносице.
Рядом с ней щебетала милая девушка с прелестными локонами доходившими до талии. Она весьма быстро жестикулировала, объясняя что-то своей соседке полулежащей на нижней койке кровати - пухлощекой девочке с мягкими чертами лица и вздёрнутым носиком придававшем ей вид маленького воробушка.
- ... Ты не представляешь как Зоя уделала эту тварь строящую глазки профессору. Так и прижала ее к стенке и как накрыла ее бойким матом. Она еле как отвернулась от пощёчины. Мы пообещали, если она начнёт ещё выпендриваться, то изобьем ее до смерти.
- Ну профессор то должен понимать, что эта сучка не просто так увиливается за его седыми волосами. - отозвалась из угла девушка жующая яблоко.
- Он выкрутился тем, что сказал - "Она просто моя лучшая ученица" - пожала плечами воробушка, с синхронно поднятыми двумя пальцами.
- Помните, как она в прошлом году охмурила бойфренда Кэти? То-то скандал был! Я никогда не забуду ее плачущее лицо, такая уродка, ей Богу. Как она отбивалась говоря, что они с ним "Только друзья" - при этом все девушки принимавшие участие в разговоре синхронно подвигав двумя пальцами захохотали.
- Надеюсь эту атеистку отчислят из нашего университета, и она сгинет подальше. Терпеть не могу, как она умничает выходя к микрофону на философии и делая серьезный вид издает такие непонятные, подтипа мудрые изречения! - добавил хохотавший воробушек прижав ладонь ко рту.
Девушка из угла уже доевшая яблоко и теперь занимавшаяся подкрашиванием ресниц подалась вперёд и нарочно обратилась к девушке склонившейся над учебником.
- У меня сердце болит, как вспомню о том, как она опозорила нашу дорогую Иззи... - надув губки проверещала она медленно. - Всего одним словом заработала нечестный балл...
- Заткнись! - огрызнулась она в ответ, не изменившись в лице, и не двинувшись ни на миллиметр.
Все девушки разом напали на нее своими мерзкими и удушающими словами.
- Так почему с ней не поговоришь о том событии?
- Если она тебе так нравиться, вали к ней!
- С каких пор ты защищаешь эту сучку?
- Думаю нашей дружбе конец.
Казалось поднялся бунт против этой бедной Иззи. Они как стервятники набросились на нее напоминая о каких-то событиях не связанных со мной.
Наконец не сдержавшись Иззи встала и сурово оглядев девушек вокруг себя, процедила:
- Какая гнида. Если и есть тут рвань, то это только вы - завистливые, никчемные сучки, которые все время глазеют, и изнутри бесятся смотря на удивительную красоту и необыкновенный ум этой девушки. Вы настолько черны душой, что я желаю, чтобы вы сгорели заживо! И если вы не отстанете от меня и от нее, то обещаю, что я воплощу мое желание в реальность.
Хлопнула дверь, а вместе с тем и я переплыл в другое место.
Я вижу ораву людей толпящихся перед пятиэтажным зданием. Слышу ужасающие крики и вопли неспокойно стоящих людей которых отгораживают люди в синих формах подальше от главного входа. Оглушающая сирена режет слух, пожарные оперативно вытаскивают длинные и широкие шланги, чтобы потушить безмятежно тянувшийся огонь на третьем этаже, где в потёмках виднелись надтреснутые окна откуда шел нескончаемый дым. Но таких мест было мало, везде ярко-полыхающий огонь стремившийся сокрушить все на своем пути, не жалея ничего и не давая остаться никому живому. Раскрасневшиеся пожарные в касках наспех взбираются на механические лестницы. Но все безуспешно. Огонь расползается на нижние этажи и уже охватывает второй этаж. Пожирающие пламени языков волнуют небо освещая его своей теплотой. В воздухе разливается запах жженой резины. Вода щедрой струёй борется с разверзающимся огнем. На высокой скорости во двор здания врываются ещё две пожарные машины. К этому времени уже все этажи охватила эта завораживающая пламень.
Толпа ещё суетилась, крича и стараясь помочь чем может.
Отделившись от всех этих людей, в одиночестве, спиной ко мне стояла маленькая фигурка заложив уже знакомые мне нежные, розовые руки с тонкими запястьями. Я обогнул ее и посмотрел на повзрослевшую Грецель. Волосы доходившие до плеч, черные словно смоль развевались на ветру, детская пухлость пропала. Фарфоровая матовость чуть осунувшегося лица, гордый прямой нос, пухлые губы обнажавшие столь неуместную улыбку. И до неузнаваемости изменившиеся глаза которые горели пламенем в зрачках отражающих не свет, а только блестящий непотухающий огонь, который изменил все в ее облике.
Шуганый ребенок с восхищением в глазах, с непониманием, с радостью, со злостью и со слезами. Теперь этого нет. Теперь всегда будет нынешняя Грецель умеющая играть с неискренними эмоциями, и с сатанинской улыбкой. Неужели в этом виноват я?
Кольцо дыма обвивается вокруг меня и я иду в следующие воспоминания жизни Грецель.