ЧАСТЬ 1: Конец света. Пролог.
«Когда общество разрушено, больные становятся правыми, а нормальные — опасными.»
— Р. Д. Лэйнг
Запись камеры наблюдения: сектор D3, Палата изоляции, 18 июня 2017, 19:42. Локация — г. Мейкон, штат Вирджиния. Сетевой доступ ограничен. Права просмотра: уровень “Erebos”.
Изображение — слегка дрожит, стабилизация сбо́ит. Камера стоит — на старом, покрашенном в белый алюминий штативе, немного перекошенном. Затенённая угловая палата. Пыль в воздухе, как тонкий смог. От вентиляции остался только скрежет. Где-то за кадром — мерное капание. Ритмичное, неумолимое. Похоже на часы, но тикают не стрелки.
В объективе — Доктор Августа Штерн.
Рост — около 170. Телосложение — прямое, но не сухое: она не просто учёный, она военный специалист, это видно по походке. Спина прямая, подбородок чуть вперёд — как у людей, которые всю жизнь командуют в операционной, даже если операционная — полевой морг.
Халат с эмблемой, уже выцветшей: «ТетраКорп — Биомедицинское подразделение». Рукав порван внизу — не в драке, а скорее обгорел. Старые капли йода на пуговицах. Под халатом — черная водолазка, плотная, военная ткань. Лицо — бледное, впалые щёки. Под глазами — синева, как тень от очков, которых нет.
Она ходит по палате. Туда-сюда. Вытоптала след, как дикое животное, брошенное в клетку.
Койка у стены. На ней — фигура под покрывалом, неподвижная. Пациент №167. Только левая рука на поверхности. Без следов движения. Сухая, бледная, с вживлённым портом инфузии и электродами на запястье.
Штерн делает резкий поворот. В этот момент — впервые — она замечает камеру. Или вспоминает о ней. Резко приближается. Тень падает на линзу. Её голос — чистый, колкий. Речь академическая, но быстрая, как у того, кто загоняет истину внутрь страха.
– Пациент №167. Четырнадцать дней назад была завершена трансплантация. Протокол "Sibyl.2". Успешная приживляемость костного мозга, без признаков отторжения. Гематопоэз стабилен. Но... он не просыпается.
Пауза. Она наклоняется ближе — в глазах нет ужаса. Там холод. Холод ледяного океана, в котором ты не слышишь крика.
– Вялость ствола. Аксональный отклик — едва различим. Мы фиксируем активность в теменной области, но нет... нет личности. Она не... не "запускается".
На фоне слышен вой. Где-то далеко, за гермозатворами. Но камера фиксирует только её. Только лицо, в котором сто лет войны, и ещё тысяча — в молчании.
– Он должен был быть первым. Переходным. Мы дали ему ключ. Но без памяти... это просто оболочка. Прекрасная, пустая оболочка.
Она делает шаг назад. Спокойно. Как хирург, отступающий от тела.
Экран мерцает. Проходит 1,5 секунды чёрного экрана.
[Следующая запись: 19 июля 2017. 03:15. Тот же сектор.]
Камера всё та же, но теперь комната иная. Лампы мигают. На стене пятна — старые, красные, возможно, ржавчина, возможно, нет. Койка — занята. Кто-то сидит, повернувшись спиной. Камера не различает лица.
Доктор Августа Штерн стоит, сложив руки за спиной. Она говорит в камеру, но её голос — будто не ей принадлежит.
– Прошёл месяц. Пациент №167... чувствует отсутствие. Он не называет это потерей памяти. Он говорит: «у меня было что-то, и это теперь смотрит на меня издалека».
Она делает паузу.
– Воспоминания... плохо приживаются. Как будто тело отторгает не информацию, а сам факт — что был кто-то другой. Как лоскут чужой кожи, пришитый к живому существу.
Голос ровный. Она почти не моргает. Только левое веко дёргается — слабый, привычный тик. Признак перенапряжения или старой травмы.
– Он начал называть себя... неважно. Это не имя. Это отголосок. Мы продолжаем наблюдение.
[Системный комментарий: архивный модуль "JANUS-13" отметил материал как неполный. Конец записи.]
Примечание наблюдателя (вне камеры):
Доктор Августа Штерн родом из Касселя, Германия. Работала в "Гейдельбергском институте нейроинтеграции", затем была переведена в DARPA. Долгое время считалась мёртвой после инцидента в лаборатории "Титания". Никогда не говорила лишнего. Даже о своих детях — только как о статистике.
У неё была привычка читать лекции самой себе. Вслух. Даже среди руин.
В тот вечер, 18 июня 2017 года, в Мейконе начинался очередной налёт. Город был окружён. Выжившие называли их Голодные. А она — просто "неудачные версии". Протокол Sovereign был активирован.