Паралич

Дождь начался, когда я ковылял к заброшенному парку, цепляясь за шершавые стволы деревьев и холодные скамейки, чтобы не рухнуть. Таблетка аспирина, проглоченная наспех, не помогала — тело предавало меня, ноги подкашивались, а в груди разливалась тягучая боль, словно кто-то выжимал из меня последние силы. Я стиснул зубы, проклиная себя за то, что не взял куртку. Мокрая рубашка липла к коже, а ледяные капли стекали за шиворот, обещая простуду, которой мне сейчас точно не хватало. Но останавливаться было нельзя — свёрток ждал меня.

Координаты, полученные через зашифрованный чат в Даркнете, привели меня к заросшему пустырю на краю парка. Я опустился на колени, игнорируя грязь, и начал копать сырую землю руками, слишком слабый, чтобы использовать лопату. Где же он? Мои пальцы дрожали, нервы звенели, как оголённые провода под напряжением. Этот свёрток был моим спасением — доза экспериментального препарата, обещавшего избавить от боли, что пожирала меня изнутри. Я знал, что это не просто наркотик, но что-то большее. Что-то, связанное с ними.
Внезапно чья-то рука мягко легла мне на плечо. Я вздрогнул, едва не рухнув в грязь.

— Майор Миллер, наркоконтроль. Пройдёмте с нами, — голос был холодным, как сталь, не допускающим возражений.

Я обернулся, сердце заколотилось. Женщина в тёмной форме смотрела на меня с холодной проницательностью. Её глаза, тёмные и острые, словно видели меня насквозь. Азиатские черты лица, аккуратно собранные волосы и значок с голографическим кодом на груди выдавали её принадлежность к чему-то большему, чем обычная полиция.

— Майор Миллер, вы ошибаетесь! — мой голос дрожал, выдавая панику. — Мне нужна помощь, я болен!
Она наклонила голову, её губы сложились в лёгкую усмешку.
— Все вы так говорите. Думаете, я не слышала это тысячу раз?

Холод металла наручников обжёг запястья. Я попытался вырваться, но двое оперативников в чёрных бронежилетах уже подхватили меня под руки. Боль в теле вспыхнула с новой силой, и я едва не закричал.

— Пожалуйста, мне больно! — взмолился я, но майор лишь бросила на меня ещё один ледяной взгляд, прежде чем меня затолкали в тёмный салон полицейской машины.

Внутри было душно, пахло резиной и металлом. Я сжался на сиденье, пытаясь унять дрожь. Тюрьма? Сколько мне дадут? Год? Пять? Я знал, что свёрток — не просто наркотики, но как объяснить это людям, которые видят во мне лишь очередного наркомана? Мне нужен адвокат. Государство предоставляет адвоката, но поможет ли он? Мои мысли путались, пока машина мчалась по мокрым улицам, а дождь барабанил по крыше.
В комнате для допросов было холодно, стены покрывал серый пластик, а лампа над головой жужжала, как рой насекомых. Допрашивающий — мужчина с усталым лицом и шрамом на виске — смотрел на меня, словно я был головоломкой, которую он не хотел разгадывать. Его напарник, молодой парень с нервным взглядом, теребил планшет с данными.

— Чистосердечное признание может смягчить приговор, — сказал старший, его голос был ровным, но с ноткой угрозы.

— Говори.
Тишина давила, словно физическая тяжесть. Мои мысли путались, в голове крутился вопрос: «Это всё? Неужели конец?». Я прокашлялся, пытаясь собраться.
— Я хочу сделать признание, — выдавил я.
Допрашивающий слегка улыбнулся, будто я подтвердил его ожидания.

— Если бы мы действовали по старинке, ты бы уже считал дни до камеры, — сказал он, откидываясь на стуле. — Но нам не нужны мелкие рыбешки вроде тебя. Нам нужен тот, кто стоит за этим.
Назови имена, покажи переписки.
Я рассказал всё: о зашифрованных чатах в Даркнете, о контакте под ником «ShadowVial», о координатах в парке. Я знал, что свёрток содержал не просто наркотик, а экспериментальный препарат, который снимал мою боль, но я не знал, кто его поставляет. Пока я говорил, в правой руке закололо — знакомое ощущение, предвестник агонии. Я сжал кулак, пытаясь скрыть дрожь.

— Пора, — сказал молодой оперативник, взглянув на старшего. Его руки дрожали, когда он доставал шприц.
— Мы вводим его в состояние снова.
— Снова? — я почувствовал, как горло сдавило от ужаса. — Что вы имеете в виду?
— Сонный паралич, — ответил старший, его голос был холодным, как операционная. — Твоё тело спит, а разум бодрствует. Это необходимо для эксперимента.

Я хотел возразить, но укол в шею оборвал мои мысли. Мир поплыл, и я провалился в темноту.
Когда я очнулся, моё тело было сковано металлическими ремнями. Я лежал на холодной кушетке в стерильной комнате, окружённой капельницами и столами из медицинской стали. Мониторы мигали зелёными линиями, отображая мой пульс. Я попытался пошевелиться, но не смог — ни руки, ни ноги не слушались. Даже крик застрял в горле, как ком. Дышать становилось всё труднее, воздух казался густым, как сироп.
Шаги. Кто-то приближался. Я не мог повернуть голову, но боковым зрением заметил фигуру в белом халате. Она двигалась рывками, неестественно быстро. Когда она наклонилась надо мной, я увидел её лицо — или то, что должно было быть лицом. Кожа, обугленная и потрескавшаяся, словно обожжённый пластик. Во рту — три ряда острых, как бритвы, зубов, блестящих в свете хирургической лампы. Оно наклонилось ближе, его челюсть вытянулась, как у акулы перед укусом. Зловонное дыхание обожгло мне лицо. Я зажмурился, ожидая конца.
Щелчок.
Я открыл глаза. Монстр исчез. Вместо него — врач, обычный человек с усталым лицом, державший скальпель. Свет лампы бил в глаза, и я почувствовал, как могу шевелить пальцами. Жив. Я жив.

— Вы видели это? — мой голос дрожал. — Оно было здесь! На мне!
Врачи переглянулись. Один из них, молодой, с бледным лицом, подошёл ближе и осмотрел мою руку. Его глаза расширились.
— Ранка… — пробормотал он, хватаясь за рацию. — Код 7B, следы контакта!

Двери распахнулись, и в комнату ворвались оперативники в боевом снаряжении. Их броня была увешана устройствами, которых я никогда не видел: стволы с мигающими диодами, датчики на шлемах. Они переговаривались, используя термины, от которых у меня мурашки побежали по коже: «биопанк», «стереофоническое оружие», «ментальный коридор».
Один из них, с сединой на висках, опустился на колено рядом со мной, снял перчатку и показал пустые ладони.

— Как ты, парень? — спросил он, его голос был неожиданно мягким. — Это был сонный паралич. Как часто это с тобой случается?
— Дважды в месяц, — выдавил я, всё ещё дрожа. — Сердце колотится… Что это было?
Он нахмурился, словно решая, сколько мне можно рассказать.
— Ты — часть эксперимента «Паралич», — сказал он. — Мы научились вызывать это состояние. Когда твоё тело и душа ослабевают, они приходят. Существа из других миров. Изнанка реальности.
— Я не хочу быть приманкой! — выпалил я, чувствуя, как паника сжимает грудь.
Он покачал головой.
— Ты подписал договор с «InternalCorp». Отказаться не выйдешь. Если не будешь сотрудничать добровольно, мы найдём способ.

Меня затрясло. Щёки горели, словно от лихорадки. Оперативник кивнул хирургу, и тот пожал плечами, будто извиняясь.

— Синяки на нём — проблема, — сказал оперативник. — Если начальство заметит, нам конец.
— Это из-за его болезни, — ответил хирург. — Кровоподтёки появляются сами. Препарат, который он искал в парке, снимает боль, но не лечит. Мы называем его «Ментальный проводник». Не наркотик, но… близко к тому.
Меня перевели в новую палату — просторную, но холодную, с серо-голубыми стенами и огромной кроватью, которая казалась скорее саркофагом. Я умылся ледяной водой, пытаясь прогнать сонливость, но усталость брала своё. Я боялся засыпать. Каждый раз, когда глаза закрывались, я чувствовал, как они ждут меня.

— Кофе, — прохрипел я, вызвав сотрудника. — Мне нужен кофе.
— Не стоит, — ответил он, мужчина в униформе «InternalCorp» с пустым взглядом. — Тебе нужно выспаться.
Я хотел возразить, но укол в руку оборвал мои мысли. Препарат. Снова. Боль отступила, но вместе с ней пришло онемение. Я провалился в сон.

Тьма сгущалась вокруг. Я лежал на кушетке, окружённый чёрным туманом. Шаги приближались — тяжёлые, нечеловеческие. Кто-то шептал у моего уха, но я не мог разобрать слов. «Не смотри», — сказал голос врача, но я не знал, кому он принадлежит. Существо сжало мою руку, оставляя синяки. Оно говорило — низкий, хриплый голос рассказывал о жертвах, о том, как они кричали. Я зажмурился, боясь, что одно движение — и я увижу его.
Внезапно всё исчезло. Туман рассеялся, и я увидел врачей, суетящихся вокруг. Мониторы пищали, показывая скачки пульса. Я попытался встать, но меня уложили обратно. Два укола — один от боли, другой, чтобы снова погрузить меня в кошмар.
Я очнулся в поезде. По крайней мере, так мне показалось. Стены пульсировали, словно живые, покрытые венами и артериями. Запах железа и гниения забивал ноздри. Пол под ногами был решёткой, под которой зияла тьма. Я знал, что они близко.
Тварь появилась внезапно — огромная, вывернутая наизнанку, с венами, обвивающими её, как змеи. Она пела, издавая звуки, похожие на китовий плач. Шипы, торчащие из её тела, вонзились в мою кожу. Боль была невыносимой, но я не мог кричать. Сердце замерло.

— Время смерти: 23:32, — голос врача был холодным, как сталь.
— Растворять тело? — спросил другой.
— Нет, — ответил первый. — Расщепить и переработать в биокорм. Это ценный материал.