11
Утро, нежным, едва уловимым дыханием, встретило Даню непривычной тишиной за окном. Не было привычного, оглушительного гула просыпающегося города, лишь легкий, почти неслышный шелест ветра в ещë сонных листьях деревьев, словно природа сама затаила дыхание, давая ему время на размышления. Он медленно открыл глаза, позволив взгляду скользнуть по потолку, и на несколько затянувшихся секунд погрузился в водоворот вчерашних воспоминаний.
Слова Арины, произнесенные с такой откровенностью и хрупкой надеждой, эхом отзывались в его мысмысляхë "смущение" и опасение, что его теплота – всего лишь "дружеская симпатия", засели глубоко внутри, словно маленькие, но острые занозы. Они заставляли его снова и снова прокручивать каждую интонацию, каждый жест. Но сильнее всего, ярче всего, оставался в памяти её взгляд – взгляд, полный неподдельной искренности, немного растерянности и невысказанных чувств. И его собственное спокойное, глубокое понимание, пришедшее вместе с этим взглядом: на нее нельзя давить, нельзя форсировать события. В этот момент, лежа в мягком утреннем свете, он чувствовал лишь одно – простую, но всеобъемлющую потребность быть рядом. Просто быть рядом, давать ей то, что она может принять, и ждать.
Рядом, совсем близко, на диване, Арина ещё пребывала в объятиях сна. Она лежала, свернувшись уютным, почти детским калачиком, полностью укрывшись мягким пледом, который обволакивал её, словно кокон, и лишь легкое, ровное дыхание выдавало ее присутствие. Даня, чувствуя, как не хочется нарушать эту хрупкую утреннюю идиллию, осторожно, с почти неслышной грацией поднялся. Каждый его шаг был продуман, каждое движение замедлено, чтобы даже малейший шорох не разбудил её. Он направился на кухню, где бесшумно поставил чайник.
Через несколько минут, словно невидимый художник, рисующий ароматы, по небольшой квартире стал неспешно расплываться насыщенный, бодрящий запах свежесваренного кофе. Он мягко проникал в каждый уголок, лаская обоняние и пробуждая к новому дню. Этот пленительный аромат, как нежное касание, достиг и Арины. Она беспокойно задвигалась, затем медленно потянулась всем телом, вытягивая конечности, словно кошка после долгого сна. С её губ сорвался долгий, сладкий зевок, и когда она, наконец, открыла глаза, ее взгляд наткнулся на стоящего Даню. По ее лицу расползлась сонная, но искренняя улыбка, осветившая ее лицо теплым светом.
–Доброе утро, – робормотала Арина, ее голос был еще чуть хрипловат ото сна, пока она медленно потирала глаза тыльной стороной ладони, словно пытаясь стереть остатки сновидений. На её лице играла легкая улыбка, теперь уже полностью обращëнная к Дане.
–Доброе, – ответил он, его голос был мягким и заботливым. Он протянул ей большую кружку, от которой поднимался тонкий, ароматный пар. Тепло напитка сразу же согрело ее ладони. –Выспалась? – спросил он, с нежностью глядя на неё.
Арина сделала глоток, наслаждаясь теплом и вкусом кофе.
– Вполне, – выдохнула она с легким вздохом удовлетворения, затем её взгляд стал более сосредоточенным, а в глазах появился лёгкий блеск волнения. –А ты? Сегодня же концерт. – В её вопросе читалось не только любопытство, но и искренняя забота о нем, понимание всей значимости предстоящего события.
Даня слегка пожал плечами, его глаза ненадолго ушли в сторону, словно он прислушивался к своим внутренним ощущениям.
–Да. Немного волнуюсь, признаюсь честно, но это такое... знаешь, нормальное волнение, – он посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на предвкушение. – Такое, которое не сковывает, а наоборот – подхватывает тебя и заставляет двигаться вперед, дарит энергию. – Он улыбнулся, и эта улыбка была полна решимости и скрытой силы.
После лёгкого, но поспешного завтрака, во время которого слова были скупыми, а взгляды говорили больше, чем фразы, они приступили к сборам. Воздух в небольшой квартире наполнился тонким, едва уловимым ощущением, которое можно было бы описать как сплав легкого, волнующего предвкушения и тонкой, почти прозрачной нервозности. Это было не напряжение, а скорее предвкушение чего-то большого, которое витало между ними, делая каждое движение более значимым.
Даня, погруженный в свои мысли, сидел с ноутбуком, еще раз пролистывая и проверяя плейлист предстоящего концерта. Его пальцы скользили по клавишам, а глаза внимательно изучали названия песен, словно он пытался предугадать реакцию зала на каждую ноту. Он тихо что-то напевал себе под нос, иногда чуть заметно хмурясь, словно выстраивая идеальную последовательность, идеальную драматургию своего выступления.
Арина тем временем бесшумно порхала по комнате, выбирая одежду для выступления. Это было больше, чем просто выбор костюма; она тщательно подбирала образ, который бы идеально подчеркнул его энергию на сцене, его харизму как артиста. Она держала в руках разные варианты, прикладывала их к себе, советовалась с Даней, ловя его взгляд, ища одобрения. Их взгляды пересекались, и в каждом был невысказанный, но понятный обоим язык поддержки и совместного творчества.
Когда, наконец, все мелочи были учтены, все готово и они оба были собраны, в воздухе повисло короткое мгновение затишья перед бурей. Даня закрыл ноутбук, Арина отложила последние детали. Словно по негласному сигналу, они вызвали такси, готовясь шагнуть за порог в новый день, который обещал быть наполненным музыкой, светом софитов и энергией тысяч голосов.
Поездка на концертную площадку заняла около получаса, в течение которых такси, словно хищник, уверенно прокладывало путь сквозь оживленный городской трафик. Утренние улицы уже бурлили жизнью: мелькали спешащие пешеходы, ревели моторы, отражения фонарей и светофоров плясали на влажном асфальте. Даня сидел, прислонившись к окну, и его взгляд скользил по мелькающим пейзажам города. На его губах играла легкая, почти незаметная улыбка, а внутри него разливалось приятное, щекочущее волнение. Это было не тревожное предчувствие, а скорее предвкушение, вибрирующая энергия, которая заставляла кровь бежать быстрее, предвкушая грядущий взрыв эмоций на сцене.
Рядом с ним Арина, не отпуская его руку, нежно поглаживала большим пальцем тыльную сторону его ладони. Этот маленький, но невероятно значимый жест был тихим якорем, немой поддержкой, которая говорила больше любых слов.
– Как думаешь, много народу будет? – нарушила она комфортную тишину, её голос был чуть приглашённым, но в нём слышалась лёгкая дрожь предвкушения.
Даня медленно перевел взгляд от окна к ней, его улыбка стала чуть шире.
– Надеюсь, – усмехнулся он, в его голосе прозвучали нотки почти детского азарта.
Продажи билетов были... впечатляющими, так что... посмотрим – Он повернулся к ней, его взгляд задержался на её лице, и он крепче сжал её руку.
– Спасибо, что ты со мной, – его слова были простыми, но в них чувствовалась глубокая, искренняя благодарность.
Арина улыбнулась в ответ, её глаза светились теплом.
–Всегда, – прошептала она, и это одно слово звучало как нерушимое обещание, как незыблемая поддержка, которая будет с ним вне зависимости от обстоятельств.
Часы таяли, словно воск свечи, увлекая их за собой в калейдоскоп звуков и действий. День пролетел незаметно, растворившись в суете последних приготовлений: точной настройке аппаратуры, гулком саундчеке, где каждый инструмент искал свое идеальное место в звуковой палитре, и напряженных, но таких необходимых последних репетициях, оттачивающих каждое движение, каждый аккорд.
Арина была рядом – словно тихая, но неизменная тень, она двигалась по гримерке, незаметно поднося воду, передавая нужные кабели, поправляя микрофонную стойку. Её помощь заключалась не только в этих мелочах; она была воплощением спокойствия и поддержки. Каждый её взгляд, наполненный пониманием, каждое лёгкое прикосновение к его руке, каждый шёпот ободрения были для Дани глотком свежего воздуха. Её присутствие действовало на него как невидимый щит от нарастающей паники, успокаивая нервы и придавая новые силы, которые он чувствовал, как энергия, пульсирующая в венах.
И вот, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрасив небо в багровые тона, а за стенами клуба послышался нарастающий, нетерпеливый гул толпы, волнение достигло своего абсолютного пика. Двери распахнулись, выпуская наружу поток яркого света и будоражащих ожиданий. Зал медленно, но неумолимо наполнялся предвкушающими лицами, и в этот момент все мысли, все сомнения отступили, уступив место чистому, обжигающему адреналину. Обратный путь был отрезан – оставалось только выйти и покорить эту толпу.
Зал был не просто полон — он был забит до отказа, превратившись в живой, дышащий организм, наполненный предвкушением. Перед Даней расстилалось настоящее море лиц, каждое из которых светилось ожиданием, бесчисленные поднятые руки, словно волны, готовые взметнуться в едином порыве, и мерцающие экраны телефонов, тысячи крошечных звёзд, готовых запечатлеть каждый миг. Воздух дрожал от коллективного возбуждения, и когда Даня, известный тысячам как DK, шагнул на сцену, оглушительные аплодисменты обрушились на него мощной, всепоглощающей волной.
В этот момент адреналин не просто забурлил в его жилах — он взорвался, окатив его с головы до ног обжигающей лавой энергии. Сердце забилось в бешеном ритме барабанов, каждый нерв натянулся до предела, и все сомнения растворились в чистом, неразбавленном драйве. Он взял микрофон, чувствуя его привычную тяжесть в ладони, и первые, мощные аккорды его новой песни разорвали тишину, наполнив всё пространство клуба. Его голос, чистый и уверенный, словно электрический разряд, проникал в самую глубину толпы, затрагивая что-то сокровенное в душе каждого слушателя.
Фанаты, словно единый хор, подхватывали слова, их голоса сливались с его в мощную симфонию. На каждом припеве зал взрывался настоящим шквалом эмоций: крики восторга, прыжки, дикие танцы — энергия была осязаема, она передавалась от сцены к залу и обратно. Даня был в своей стихии, абсолютно свободный и безгранично счастливый. Он танцевал, прыгал, его тело двигалось в унисон с музыкой, а энергия била через край, заражая всех вокруг, превращая клуб в единое, пульсирующее сердцебиение радости и свободы. Это был не просто концерт — это была вспышка жизни, момент полного объединения артиста и его публики.
Арина стояла немного в стороне, в одной из VIP-лож, откуда открывался почти панорамный вид на сцену и бурлящий внизу зал. Отсюда она наблюдала за ним, за Даней, словно завороженная. Она видела не просто человека на сцене, а как он буквально растворялся в музыке, каждая его клеточка отдавалась без остатка каждому звуку, каждому слову, каждой вибрации. Он не просто пел – он жил этим моментом, сливаясь с ритмом и мелодией, становясь их неотъемлемой частью.
В этот миг он был не просто Даней Кашиным, тем самым популярным стримером, которого знали тысячи; он был настоящим артистом, обнажающим свою душу перед толпой, живущим своей страстью, воплощающим каждую ноту в движении и эмоции. Его энергия, которую она так хорошо знала в повседневной жизни, здесь, на сцене, преображалась, становилась чем-то колоссальным, почти осязаемым, наполняя собой все пространство.
Её сердце сжималось – это была не боль, а скорее сладостное, почти физическое ощущение. Сжималось от всепоглощающей гордости, которая разрасталась внутри, угрожая переполнить её до краёв. И вместе с этой гордостью поднималось что-то еще – новое, пока еще непонятное ей самой чувство. Оно было теплым, словно луч солнца, и таким всеобъемлющим, что казалось, будто оно обнимает её, растворяя в себе все тревоги и сомнения, оставляя лишь чистое, глубокое восхищение и нежность.
Концерт, словно яркий, бушующий вихрь, пронесся на одном дыхании, оставив за собой лишь след из незабываемых эмоций и оглушительных аккордов. Последняя нота растаяла в воздухе, словно эхо, за ней последовали финальные, глубокие поклоны Дани, и зал взорвался нескончаемыми, громогласными овациями, которые эхом отдавались от стен, словно шторм.
Когда Даня, шатаясь, сошел со сцены, его футболка насквозь промокла от пота – свидетельство каждого отданного им движения, каждой прожитой ноты. Но глаза его, несмотря на физическое изнеможение, сияли ярче софитов, отражая ликование и триумф. За кулисами его тут же подхватила волна объятий: команда, с которой он делил этот путь, наперебой обнимала его, поздравляя с феерическим успехом. Их слова были полны искренней гордости и облегчения.
Он чувствовал каждую мышцу своего тела, невероятную, изматывающую усталость, которая пронзала его до самых костей. Это было не просто физическое изнеможение – это было колоссальное опустошение, словно из него выкачали каждую каплю энергии, каждый нерв, каждую эмоцию, которую он без остатка отдал публике. Но это опустошение было странным, парадоксальным: оно сопровождалось чувством невероятной легкости и всеобъемлющей, глубокой удовлетворенности. Это была усталость человека, который достиг своей вершины, опустошение художника, который выплеснул на холст всю свою душу.
Едва Даня сошёл со сцены, еще не успев осознать всей грандиозности произошедшего, как сквозь толпу ликующей команды к нему прорвалась Арина. Её глаза сияли смесью облегчения, гордости и нежности, и в них отражалось то же эмоциональное истощение, что и в его собственных. Она подбежала к нему, преодолевая остатки шума и эйфории, и обняла его так крепко-крепко, словно хотела вобрать в себя всю его усталость и разделить каждый атом триумфа. Этот объятие было якорем в бушующем океане послеконцертного адреналина, убежищем, где можно было наконец выдохнуть.
– Ты был великолепен! Просто невероятен! – выдохнула она ему в плечо, её голос дрожал от переполняющих эмоций, и Даня почувствовал, как она сама, несмотря на то, что не была на сцене, тоже отдала этому вечеру немало сил.
Он прижался к ней в ответ, всем телом ища опоры и утешения. Мокрый от пота, с волосами, прилипшими ко лбу, он почувствовал, как спадает остаточное напряжение.
–Спасибо, Арин. Я так устал, – прошептал он, его голос был хриплым от напряжения и эмоций, а слова вырвались с глубоким выдохом, словно он только сейчас смог по-настоящему осознать степень своей физической и эмоциональной измотанности. Он буквально повис на ней, его ноги казались ватными.
Лишь спустя какое-то время, преодолев лабиринт коридоров за кулисами и миновав последние поздравления, они наконец выбрались на улицу. Ночной воздух, свежий и прохладный после душного клуба, казался божественным. Мимо проносились редкие машины, огни города расплывались в усталых глазах, а остаточный гул толпы, кажется, ещё витал в воздухе. Арина достала телефон, собираясь вызвать такси, и в свете экрана было видно, насколько она тоже измотана.
–Домой поедешь? – спросила она мягко, поднимая на него уставший, но заботливый взгляд. Её собственные плечи опустились, выдавая общую усталость.
Даня зевнул – глубоко, до слез в глазах, всем телом отдаваясь желанию немедленно рухнуть на что-то мягкое.
– Не знаю, Арин. Может, ко мне? Или в отель какой-нибудь? Просто куда-нибудь поближе, где можно будет сразу вырубиться.
Арина ласково покачала головой, несмотря на собственное желание скорее оказаться в постели.
– Нет, – твердо сказала она. – Давай ко мне. Это ближе всего, а мне, если честно, совсем не хочется сейчас ехать через весь город, особенно с учетом того, как поздно уже.
На лице Дани появилась усталая, но искренняя улыбка. Он чувствовал, как груз решений сваливается с его плеч.
–Отличная идея. Ты спасительница, – пробормотал он, прикрывая глаза, уже предвкушая заслуженный покой рядом с ней, пока Арина вызывала машину.
Через двадцать минут, промчавшись по опустевшим ночным улицам, они наконец оказались у дверей уютной квартиры Арины. Небольшая, всего около 30 квадратных метров, однокомнатная обитель встретила их тишиной и привычным домашним теплом. Она была не просто уютной — каждый уголок здесь дышал комфортом: мягкий свет торшера в углу, полки, заставленные книгами, и ощущение защищенности, словно само пространство обнимало их после бешеной энергии концерта.
Даня, едва переступив порог, ощутил, как последние остатки сил покидают его тело. Он не стал ждать приглашения — его ноги сами понесли его к дивану, и он буквально рухнул на мягкие подушки, издавая приглушенный стон облегчения. Тело мгновенно расслабилось, растворяясь в объятиях ткани.
Арина, несмотря на собственную измотанность, действовала с привычной заботой. Она бесшумно прошла на кухню и вскоре вернулась, держа в руках стакан прохладной воды, запотевший от холода, и тарелку с легким перекусом — возможно, фруктами или тостами, что-то простое, но способное немного восполнить силы.
Они немного поболтали, прерываясь на глубокие выдохи и моменты молчания. Разговор сам собой вернулся к прошедшему концерту: обсудили самые яркие моменты, невероятную реакцию фанатов, промелькнувшие лица из толпы. Затем мысли перетекли к планам на ближайшее будущее, к тому, что ждете их после такого грандиозного события. Каждое слово давалось с усилием, голос Дани звучал хрипло, а у Арины — чуть тише обычного.
Неумолимая усталость брала своё, словно невидимое одеяло постепенно накрывало их обоих. Арина зевнула, прикрыв рот ладонью, потом ещё раз, более протяжно, и в её глазах отразилась неподдельная дремота. Даня, глядя на неё, не мог не заметить темных кругов под её глазами и чуть поникших плеч. Он понимал, без слов, как вымотана она не меньше него. Она была его опорой весь этот день, и теперь, когда все закончилось, волна усталости накрыла и её, не оставляя сомнений в том, что им обоим нужен немедленный, глубокий сон.
– Ну что, пора спать, – пробормотала Арина, поднимаясь с дивана с последним усилием, её голос звучал непривычно тихо от усталости. В её взгляде уже читалось предвкушение мягкой постели и глубокого сна.
Даня, несмотря на то, что едва мог пошевелиться, все же одарил её усталой, но нежной улыбкой. Арина приступила к делу, ловко раскладывая диван, который с небольшим усилием превратился в довольно просторное, хотя и единственное спальное место. Пока она хлопотала, Даня, хоть и безумно уставший, понимал, что ему необходимо хотя бы немного освежиться после концерта. Он поднялся и медленно побрел в ванную, включил воду, ощущая, как прохладные струи начинают смывать остатки адреналина и липкий пот.
Пока Даня принимал быстрый душ, Арина, не теряя ни минуты, успела переодеться в домашнюю одежду — мягкие пижамные штаны и свободную футболку, отбросив концертный наряд. Когда Даня, уже свежий, но всё ещё невероятно измотанный, вернулся в комнату, свет был приглашён, и он увидел её. Арина уже лежала на разложенном диване, свернувшись калачиком, и, кажется, мирно спала. Её ровное, спокойное дыхание наполняло комнату, нарушая тишину.
Даня осторожно, стараясь не потревожить её, опустился рядом. Он чувствовал легкое тепло, исходящее от её тела, и это тепло мгновенно разлилось по его собственному, создавая ощущение невероятного уюта и защищенности. Он прислушался к ее легкому сопению, такому привычному и успокаивающему. Несмотря на то, что усталость тянула его в бездну сна, присутствие Арины, её мирное дыхание, дарили ему чувство глубокого покоя.
Даня лежал, глядя в темноту, которая поглощала контуры знакомой и такой уютной комнаты. В отличие от Арины, сон не приходил к нему сразу. Усталость, эта всепоглощающая волна, что накатила после концерта, теперь медленно отступала, отпуская его тело из своих цепких объятий. Но вместе с физическим расслаблением приходило не забвение, а напротив — ясность ума, которая беспощадно выталкивала на поверхность те мысли, что он так долго подавлял или откладывал.
И эти мысли, словно навязчивые тени, одна за другой начали кружить вокруг имени Дениса. Даня чувствовал, как внутри поднимается тяжесть, вспоминая всё, что произошло между ними в последнее время. Это было что-то невысказанное, повисшее в воздухе, сложная сеть недомолвок и, возможно, обид. Он перебирал в памяти их последние встречи, слова, взгляды, и понимал, что между ними образовалась невидимая, но ощутимая стена.
И в центре этой стены, словно причина и следствие, стояла Арина. Он думал о ней, спящей рядом, такой близкой и такой, возможно, далекой в своих собственных чувствах. Даня ощущал, что Арина, возможно, не до конца разобралась в том, что происходит в её собственном сердце, а его собственное молчание по этому поводу, его нерешительность, могли быть неправильно истолкованы, усугубляя и без того непростую ситуацию. Эта неопределенность давила, вызывая лёгкое, неприятное жжение в груди.
Ему нужно было поговорить с Денисом. Не просто встретиться, а поговорить — откровенно, лицом к лицу, расставить все точки над «и». Объяснить свою позицию, как он видит эту запутанную ситуацию, или хотя бы попытаться понять, что на самом деле происходит в голове у его друга, какие чувства движут им. Эта необходимость висела в воздухе, становясь такой же осязаемой, как биение его собственного сердца в тишине ночи. Он знал, что до тех пор, пока этот разговор не состоится, покой будет лишь иллюзией.
Тишина в комнате была такой густой, что казалось, можно было услышать, как оседает пыль в лунном свете. В эту тишину Даня, наконец, принял решение, которое назревало последние часы. Он осторожно, с каждым замедленным движением, словно боясь нарушить хрупкий покой, потянулся за телефоном. Тот лежал на прикроватном столике рядом с диваном, его экран был тёмным, но для Дани он сейчас казался порталом в сложный, нерешенный мир. Каждый шорох простыни, каждый лёгкий вздох Арины рядом заставлял его замирать, убеждаясь, что она по-прежнему спит крепким сном.
Когда тонкий луч света от экрана вспыхнул в темноте, Даня прищурился, пытаясь привыкнуть к его яркости. Он нашёл в списке контактов имя Дениса, иконка чата открылась, словно дверь в неизведанную территорию. Пустое поле ввода сообщения маняще мигало курсором, но пальцы Дани зависли над клавиатурой, застыв в нерешительности.
Что написать? Это не простое сообщение, это начало разговора, который мог изменить всё.
"Привет, нам надо поговорить?" — мысленно проговорил он, и слова показались ему слишком резкими, слишком прямолинейными, почти обвинительными. Это не то, что он хотел, не так, как он хотел начать.
"Как дела?" — другой вариант, но он был слишком небрежным, совершенно не отражающим той тяжести, которая давила на сердце Дани. Это был бы фарс, учитывая все, что произошло.
Вздохнув, Даня начал набирать что-то, его мысли метались, пытаясь найти идеальную формулировку. Слова появлялись на экране, отражаясь в его глазах, но казались чужими, неправильными. Он набрал несколько предложений, затем решительно стёр их, почувствовав, что они не доносят и сотой доли того, что ему хотелось бы сказать. Набрал снова, медленнее, пытаясь вложить в каждое слово нужный смысл, но и этот вариант показался ему фальшивым. Пальцы снова поднялись, и сообщение исчезло, оставляя за собой лишь пустоту и нарастающее чувство беспомощности. Как начать разговор, который может оказаться самым важным?
После долгих минут, проведенных в раздумьях, вглядываясь в пустой чат и стирая одно неудачное начало за другим, Даня, наконец, принял решение. К черту витиеватости и тонкие намеки. Ситуация была слишком серьезной, чтобы ходить вокруг да около. Собрав волю в кулак, он, наконец, напечатал и, прежде чем передумать, нажал «Отправить».
Даня: Привет, Денис. Нам нужно поговорить. Если ты не против.
Сообщение ушло в тишину ночи, словно брошенный в воду камень, от которого расходятся круги. Даня задержал дыхание, ожидая, что сейчас, возможно, придется ждать ответа часами или даже до утра. Но едва он успел отложить телефон на столик, как экран снова вспыхнул. Почти сразу же пришло уведомление, мгновенно развеяв его тревогу.
Денис: Привет. Не против. Предлагаю у меня. Вечером?
Даня выдохнул. Это был не просто выдох, а глубокий, облегченный вздох, который, казалось, выпустил из него все напряжение последних часов. Он почувствовал, как спадает тяжесть с плеч, словно невидимый груз, который он нёс с самого начала концерта, а может быть, и дольше. Значит, Денис тоже готов. Готов к разговору, готов прояснить ситуацию, готов, возможно, даже столкнуться с неприятной правдой. Это было хорошо. Это было то, на что Даня надеялся.
С легкой дрожью в пальцах он быстро набрал согласие, подтверждая время и место. Отложив телефон, Даня закрыл глаза, погружаясь в собственные мысли. Темнота под веками была полна образов и предположений. Он пытался представить, каким будет этот разговор. Сложным? Безусловно. Болезненным? Возможно. Будет ли он долгим? Скорее всего. Но он знал, что это необходимо. Это было необходимо для него самого, чтобы снять этот груз с души, для Дениса, чтобы прояснить недопонимание, и, что самое важное, для Арины, чтобы наконец расставить все точки над «и» в этой запутанной истории, которая касалась всех троих. Наконец, он почувствовал, как усталость снова накрывает его, но теперь это была не тревожная, а умиротворяющая усталость, предвестница заслуженного сна.